Стремительный полёт его жизни

Мой отец Алексей Петрович Соколов прожил большую, насыщенную событиями жизнь. Он был летчиком-фронтовиком, великим тружеником, многогранной и разносторонне одаренной личностью. Его судьбу можно сравнить со стремительным полетом из России царской в Россию социалистическую, а затем в страну, выбравшую новый путь развития. О своей непростой летной работе он написал книгу «Здравствуй, небо!», которая очень скромным тиражом вышла в 1994 году в городской типографии, а через 13 лет увидела свет в республиканском издательстве «Китап».

Свою книгу, основанную на реальных событиях, он посвятил светлой памяти нашей мамы - верной жене и соратнице, и, перечитывая рассказанные им истории, я не перестаю восхищаться его мужеством, умением принимать единственно верные решения и с хладнокровием преодолевать выпавшие на долю отца испытания. А их там, за облаками, бывает немало.
Как драгоценную семейную реликвию хранит мой сын Александр Панасенко, который пошел по стопам деда и стал пилотом «Боинга», его нагрудный знак: на фоне земного шара распростер свои крылья самолет с цифрой - 500 тысяч километров! Цифра по тем временам колоссальная!
На своих легких «суденышках» – самолетах По-2 и Ан-2 - мой отец, выпускник Балашовской летной школы гражданского воздушного флота (ГВФ) летал в небе Казахстана, Поволжья и, конечно, нашей родной Башкирии, перевозя тяжелобольных, различные грузы, оборудование, продукты. Не раз попадал в сложные метеоусловия: в сильный дождь, грозу, ураган; сталкивался со снежными заносами и обледенением. Но вера в собственные силы, летное мастерство и мамина безграничная любовь и преданность помогали выходить даже из самых безвыходных ситуаций...
Когда разразилась Великая Отечественная война, отец сменил штурвал гражданского самолета на военный, громя фашистов на своем бесстрашном Ил-2.
Но, разумеется, лучше всех о своих ратных свершениях расскажет сам автор книги. Итак, это случилось зимой 1943 года на Воронежском фронте.

Разведданные вовремя
Следом за первыми боевыми вылетами я получил задание на разведку ближнего тыла противника. В задачу пары штурмовиков, которую возглавлял, входила разведка сосредоточения танков и другой техники врага, а также живой силы.
Задача заключалась не только в том, чтобы найти места сосредоточения боевой техники, но и в активном ее подавлении.
Взлетев с базового аэродрома, я сделал круг, поджидая своего напарника Колю Зубарева. Вижу, он начал разбег и вскоре пристроился ко мне. В то же время замечаю, что мотор у него парит, как паровоз. Пилоту совершенно ничего не видно, летит, как в тумане.
Если парение не прекратится, нужно обязательно садиться, что мой коллега вскоре не преминул сделать.
Вновь и вновь кружу над аэродромом, поджидая своего ведомого, но его нет и нет. Видно, с мотором случилось что-то серьезное. Как быть? Садиться самому, не выполнив задание? Да еще с бомбовой нагрузкой? Нет, так дело не пойдет. Придется идти в тыл врага одному. Конечно, состояние не из приятных, когда рядом нет плеча друга. Но иного выхода нет.
Беру курс на соседний аэродром. Вхожу в круг и жду, когда поднимутся «маленькие» - истребители прикрытия. Сделав несколько кругов в ожидании, наконец вижу, как с земли взлетают два истребителя. Это прибавило сил и уверенности.
А вот и Дон, настоящий тихий Дон, опушенный темной растительностью. Оглядываюсь по сторонам, ищу зенитные точки — ничего не видно. Все бело и невинно, будто никакой войны и нет...
Линию фронта мы прошли без всякого сопротивления со стороны врага. Чтобы не демаскировать себя, я снизился до бреющего полета. Внимательно разглядываю небесную сферу и к своему удивлению и возмущению не вижу своих истребителей. Куда же они делись? Разворачиваю самолет, смотрю вверх, вправо, влево, но мое прикрытие словно корова языком слизала...
«Ну что ж, - вздыхаю я, - придется идти одному...» «Маленькие» меня, наверное, потеряли. Ведь я был окрашен в белый цвет, и на фоне снега меня трудно было удержать в поле зрения.
Держу курс на северо-запад.
Внизу на белом фоне хорошо заметны черные ремешки дорог, по которым движутся колонны немецких вояк в белых маскхалатах.
Нацеливаю машину, беру на прицел, нажимаю на гашетки. Колонна мигом рассредоточивается, враги падают в снег. Делаю отметку на карте. Иду дальше.
Через несколько десятков минут вижу какие-то сугробы. Сразу вкрадывается подозрение: «Как могли вырасти сугробы на ровном поле? Здесь что-то не так...»
Набираю высоту, делаю пологий вираж, пытаюсь рассмотреть все подробно. Ничего не видно. Пробую ломать курс - то же самое: белая мертвая пустыня... Снижаюсь опять до предельного минимума и виражирую над самыми сугробами, и вдруг под крылом мелькнул черно-белый крест.
- Стоп, засек! Это же танк. Ага, фрицы, мы вас раскусили. Маскировка не спасла...
Видимо, танковая колонна остановилась на время, на заправку горючим, или же готовилась к броску на наши позиции. Немецкие танкисты натянули сверху машин сетку и навалили на нее снегу. Только боковину одного танка не закрыли как следует, и ветер приоткрыл ее.
Прикинул по часам и карте - далековато забрел, горючего как бы хватило на обратный путь. Но надо же «отблагодарить» фрицев. Ведь русские люди - щедрый народ...
Противник, чтоб не выдать себя, не подает ни звука, точно и нет его в живых.
Набираю необходимый минимум высоты, чтобы не поразить себя осколками собственных бомб.
Набрав нужную высоту, я подошел к цели - снежным сугробам - и уже хотел нажать на кнопки бомб сбрасывателей, но поймал себя на мысли: «Да что же я, балда, делаю. Ведь нужны разведданные, а я хочу спугнуть фрицев. Нет, надо быстренько смываться отсюда», - и лег на обратный курс.
Преждевременно загоревшаяся красная лампочка сигнализировала о том, что горючее на исходе. Думаю: «Видимо, пробит бензобак. Как бы дотянуть до ближайшего аэродрома». Но вскоре двигатель стал сдавать, захлебываться и заглох окончательно. Раздумывать некогда. Сажусь на живот рядом с небольшим поселком. Снег в ту зиму был глубокий, и посадка с выпущенным шасси могла привести к капотажу на спину.
Раздался свист и удар снежных комьев о фюзеляж. Через мгновение все смолкло.
Открываю фонарь и вылезаю из кабины, держа пистолет наготове. В сознании проносится: «Где сел? Кто в селе, свои или немцы?»
Невдалеке, у соломенной хаты стоит мальчишка. Он недоверчиво смотрит в мою сторону, тоже, видно, думая: «Кто он, друг или враг?». Я крикнул мальчишке:
- Немцы есть?
- Не, дядя, вчера выбили...
На душе сразу отлегло: «В хуторе свои... Ура-а!»

Да, героизм был не только на фронте, но и в тылу. В войну моя мама - Татьяна Николаевна Соколова, тогда молоденькая девушка, работала санитаркой Саратовского прифронтового госпиталя. Однажды привезли очень много раненых, срочно понадобилась кровь. И моя мама сдала столько крови, что потеряла сознание...
...После войны мой отец трудился в небе Башкирии, осваивая новые летные трассы. Вот еще одна история из его книги.

Быть или не быть?
Если увидишь Белорецк с воздуха - не нарадуешься его местоположением. Горы-великаны обступили его со всех сторон. Густая тайга подступает к самому городу. Загорелые сосны сбегают с косогора к улицам, точно молодки хороводы водить.
Самолет, встав в вираж, мимолетно увидел себя в водах пруда, который массивным резным зеркалом вписался в городской пейзаж. И, конечно, индустриальный облик города не мыслится без огромных дымов его металлургического сердца.
Воздух в Белорецке особенный, горный: дышишь - не надышишься. Город стоит на шестисотметровой высоте над уровнем моря. Делаю над городом башкирских металлургов прощальный круг и ставлю нос По-2 на вершину горы. Внизу среди рыже-бурой тайги сверкает серебристая ниточка зажатой горами реки Инзер. Справа высится вершина царицы Южного Урала — Яман-Тау.
Взглянешь вокруг - сердце радуется. Красота, красотища какая! Горизонт размывается сиреневой дымкой. Вокруг - ни пятачка, ни пролысинки - сплошные горы, камни, лес. И еще напряженнее прислушиваешься к пению двигателя, и малейшее изменение его голоса иглами вонзается в сердце.
А путь не близкий. Над такой труднопроходимой местностью нужно пройти добрую сотню километров. Мысль так и кружится вокруг одного: где бы сесть в случае чего?..
Конечно, лететь над Уралом даже в хорошую погоду непросто. Мощные воздушные потоки хватают маленькую птичку своими могучими руками и бросают на сотни метров то вниз, то вверх, как пушинку. Мотор в такие мгновенья захлебывается, сбиваясь с ритма. В такую минуту и у пилота на сердце тревожно. Так и всматриваешься вперед, где кончается горная гряда. «Скорей бы пройти неприступное место, скорее к равнине!..»
И вот под тобой зеленые луга, поля и пашни. Сразу на душе становится веселее. Далеко на горизонте угадываются очертания родного города. Осталось всего двадцать-тридцать минут полета. Думаешь о том, как сядешь, поставишь самолет и поедешь к семье. Встретят тебя радостные глаза жены, горячие объятья. Голубоглазая Светик спросит:
- А что ты привез, папка?
И я достаю ей из чемоданчика заводного медвежонка.
- На, получай, дочка, сама тайга прислала!..
И жена, и дочка радуются вместе. И вдруг...
В моторе что-то хрустнуло, треснуло, какие-то комочки сверкнули в воздухе, ударив по пропеллеру. Винт остановился. Сразу наступила жутковатая тишина...
В такие мгновенья думать и рассуждать пилоту некогда. Нужно действовать, не медля доли секунды. Первым делом, чтобы самолет не упал, не клюнул носом, даю угол планирования для сохранения скорости. Высота небольшая, надо быстрее садиться. А куда?..
Скольжу взглядом по местности. Где-то сбоку под крылом притаилась небольшая деревушка. А рядом зеленеет лужок. Бросаю машину влево на крыло. Скольжением сбрасываю последние «излишки» высоты, выбираю из крена и прижимаю ручку к себе. Самолет несколько раз подпрыгивает от неровностей луга и останавливается. «Все в порядке. Машина цела».
Торопливо вылезаю из кабины. Не терпится узнать, что же случилось? Подбегаю к мотору. В теле двигателя зияет огромная дыра, из которой торчит скрюченный, изуродованный шатун.
Все становится понятным. Оборвался шатун и разбил весь картер. Мотор ремонту не подлежит.
Вот тебе и Уфа, и дом... Хорошо, что все случилось над равнинной местностью. А если б над горами, тайгой, несколькими минутами раньше?
Народ созывать на помощь не приходится. Он всегда тут как тут. С помощью сельчан закрепляю самолет кольями и веревками, оставляю охрану, а сам пускаюсь пешочком в Уфу за новым двигателем.
Вот так иногда доли секунды решают вопрос - быть или не быть?!

Вместо эпилога
Две стихии всегда жили в отце – небо и творчество. И эту тягу к творчеству он передал нам, детям. После завершения летной работы папа оттачивал журналистское перо, работая внештатным корреспондентом на радио и в печатных изданиях, был редактором газеты «Геолог Башкирии», выпустил книжку для детей «Лучик и Хмурик». Неопубликованными остались роман «Крылья в огне», киносценарий и некоторые другие произведения.
Но главным его литературным трудом остаются записки пилота «Здравствуй, небо!», адресованные «ребятам, мечтающим посвятить свою жизнь небу». Они учат, несмотря на все невзгоды, уверенно идти к своей цели. Отец любил жизнь, и жизнь любила его.