Воображариум Лёньки Шапиро
Вчера, 07:47.
Оглушенная ревом и топотом,
Облеченная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шепотом
В небесах говорят серафимы.
...И последняя милость,
с которою
Отойду я в селенья святые,
Дай скончаться
под той сикиморою,
Где с Христом отдыхала Мария.
Это фрагменты стихотворения Николая Степановича Гумилева «Вступление», написанного в 1917 году. Известно, что основатель акмеизма совершил несколько путешествий в Африку (1907-1913), побывав в Египте, Судане, в Абиссинии (Эфиопии), и в некоторые прилегающие к ней страны. Африка влекла поэта с невероятной силой, взяв в плен своей самобытной культурой, своей искренностью, свежестью, естественностью. Он провел там много месяцев, общаясь с местными жителями, наслаждаясь экзотической природой Черного континента. Поэта покорила ее первозданность, ощущение полноты жизни, которое она давала ему. Исследователи творчества Гумилева, а тема Африки занимает в нем огромное место, писали о том, что Николай Степанович был восхищен первобытной сочностью красок и чистотой звуков... Возвращаясь в Россию, он тосковал по ней.
Это пролог, читатель. И, думаю, вы удивитесь тому, что сия пространная преамбула имеет самое прямое отношение к премьерному спектаклю Национального Молодежного театра РБ имени Мустая Карима «Спасите Леньку!», который по пьесе драматурга Малики Икрамовой поставил в русской труппе художественный руководитель НМТ Мусалим Кульбаев. Спектакль, знакомство зрителя с которым состоялось в канун 80-летия Великой Победы, пронизан неизбывной болью, связанной с судьбами жителей города на Неве, взятого в кольцо блокады. Напомню, в минувшем, 2024 году 27 января страна отмечала 80-летие со дня снятия блокады Ленинграда...
Впрочем, в замечательной, необычной пьесе Малики Икрамовой речи о Гумилеве не идет вовсе. Но незримый образ потрясающе одаренного поэта, человека с несгибаемой волей, храбреца, в Первую мировую войну добровольца Лейб-гвардии Уланского полка, за отвагу и мужество отмеченного двумя Георгиевскими крестами, в августе 1921 года арестованного большевиками, для меня лично проходит через весь спектакль режиссера Кульбаева. В тюрьму Николай Степанович взял с собой Евангелие и том Гомера... В ночь перед расстрелом написал на стене камеры: «Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь». Ходят легенды о том, что Гумилев держался перед казнью как герой, как человек, презирающий смерть. Причем эти легенды рассказаны со слов тех, кто в момент расстрела находился там. Значит, даже палачей поразило мужество поэта.
...И незримый образ этого на удивление несгибаемого человека Мусалим Кульбаев специально вводит в подтекст уникального спектакля. Скажу, что при создании своей пьесы драматург Икрамова опиралась на документальные свидетельства и личные беседы с жителями осажденного Ленинграда, сумевшими выжить, претерпев страшные мучения в те 872 дня блокады...
Будучи хорошо знакомой с Мусалимом Георгиевичем, знаю, КАК он может работать, когда избранный для постановки материал волнует его, поглощая полностью! В своей пьесе Малика Икрамова, видимо, избрала особый ход для того, чтобы даже маленький ребенок, мыслями очень далекий от ужасов жизни в осажденном городе, оценил и понял: чувство человечности, коим наделены даже родившиеся в воображении Леньки персонажи, спасло в тот чудовищный период не одну жизнь. Режиссер же Кульбаев, не тронув ни строчки, ни реплики в пьесе драматурга Икрамовой, просто дал невероятную глубину существующему в спектакле подтексту, насытив его новыми смыслами, позволяющими взрослому зрителю, и особенно тому, кто знаком с творчеством Гумилева, урожденного петербуржца, появившегося на свет в Кронштадте (и это тоже своеобразная перекличка с судьбами узников блокадного города), считывать историю семьи Шапиро, в которой растет двенадцатилетний мальчик Ленька. Стихи Гумилева не первый раз добавляют воздуха постановкам режиссера Кульбаева. Я помню его спектакль «Жестокие игры» по пьесе Алексея Арбузова, в котором герой Игоря Панова читал фрагменты гумилевского «Жирафа», а герой Андрея Ганичева – кажется, знаменитый романс поэта «Однообразные мелькают все с той же болью дни мои..» (за давностью лет могу и ошибиться, сей ли текст звучал из уст Андрея Ивановича...). И ныне личность этого человека с «всегда прямой спиной» становится для Мусалима Георгиевича одним из символов петербургского характера и высоты планки культуры жителей Северной Пальмиры. Мама тающего, словно свеча, фактически истончающегося Лени Шапиро (Владислав Нурисламов), всеми силами пытающаяся вдохнуть в сына жизнь, Эмма Афроимовна (Александра Комарова) в самые тяжелые для нее минуты читает стихи Николая Гумилева, словно редких в дни блокады птиц, отпуская их в зал. Режиссер выбрал, пожалуй, одни из самых известных произведений поэта – «Заблудившийся трамвай» и «Маэстро». Женщина с такой внешностью и с таким интеллектом работает на молочном комбинате... И не только потому, мне кажется, что в блокаду люди держались за любую работу. То, что произошло в этой семье, режиссер не выносит на публичное обсуждение. О трагедии говорит небольшая фотография в скромной рамочке. На снимке, но это лишь моя версия, которой я даже не делилась с Кульбаевым, зритель видит благородные черты лица офицера явно старой выправки – скорее всего, военспец, руки до которого у советской власти дошли не сразу. Не исключаю и того, что военспец Шапиро по мысли Мусалима Георгиевича, некогда был лично знаком с прапорщиком Гумилевым и, скорее всего, читал не только его лирику, но и «Записки кавалериста», а также «Африканский дневник» – последнее для нас особенно важно. Вот почему в спектакле возникают гумилевские строки – семья была «из бывших», с прекрасным образованием и даже не забыла строфы запрещенных произведений опального поэта. О происхождении говорит и тонкое золотое кольцо с крохотным бриллиантом на пальце Эммы Афроимовны, которое она снимает, заворачивая в клочок бумаги, и, пряча в варежку, уносит, возвращаясь с небольшим поленом, явно выменянным на подарок мужа ради замерзающего в стынущей комнате Леньки... Манера говорить, изящество несуетных движений, умение утешить, нежно отказать сыну, страдающему от голода, в добавке, которая составит его рацион на следующий день, – все свидетельствует, что мама мальчика выросла в интеллигентной, возможно, даже дворянской среде.
...А теперь о том, почему в прологе речь шла о путешествиях поэта Гумилева в Африку. Дело в следующем: истаивающий, угасающий Ленька в пьесе Малики Саидхакимовны закрывается от голода, холода, артобстрелов и других ужасов блокады, сочиняя свой мир, тот, где всегда тепло, даже жарко, краски в нем не тускнеют, там не нужно бесконечно думать о еде, стоит только протянуть руку к любому дереву – и ты уже сыт... И этот ослепительный, исполненный самых ярких красок и кипящий жизнью мир – Африка! Ленька населяет ее героями жаркого континента, которые во всех своих проявлениях человечны и абсолютно лишены признаков зверства, оставаясь при этом представителями мира зверей. Антропоморфные эти персонажи - обаятельнейшие Лев (Салават Нурисламов), Жираф (Дмитрий Гусев и Загир Яруллин), Мартышка (Зарема Абакачева и Эвелина Завричко) и даже ступившая на путь добра Акула (Людмила Воротникова и Ольга Мусина) становятся главными персонажами воображариума (от англ. imaginania – это место, посвященное воображению) мальчика. Речь не о посттравматическом расстройстве, не о нарушении социального взаимодействия (о чем мне сказал уважаемый мною врач), а о том, что ребенок, угнетенный происходящим, находит для себя территорию добра и света. Подобно философу Томмазо Кампанелле, в застенках инквизиции создававшему свой знаменитый труд «Город солнца», Ленька формирует свое Эльдорадо – мир, в котором царит абсолютное счастье. Укутанный во все, что может держать тепло, слабенький, он, целыми днями лежа в комнатушке с остывшей буржуйкой, сочиняет эти сказки, записывая их и создавая свой «Африканский дневник». И вновь возвращаясь к подтексту, столь тонко выстраиваемому Мусалимом Кульбаевым, видимо, изначально задумавшимся о том, почему мальчик грезит именно о Черном континенте, просвещенный зритель считывает замысел: Леньке рассказывали об этом не только ушедшая из жизни соседка – учительница географии тетя Аня, но в первую очередь отец, сгинувший навеки, о чем ребенок даже не догадывается, вызывая у матери слезы разговорами о папе... Отсюда рисунки и сказки в Ленькином «Африканском дневнике», отсюда и многочисленные изображения животных с прародины человечества на стене. И он говорит с ними, даже вступает в «переписку», рассказывая новым друзьям о своем городе и о беде, которую принесли в Петрополь фашисты, делится мечтой о том, что хотел бы когда-нибудь увидеть экзотический кокос и подержать его в руках...
Герои воображариума Леньки Шапиро откликаются на боль мальчишки из блокадного города. Мне кажется, что не стоит рассказывать все детали этой истории, увидевшей свет благодаря таланту драматурга Малики Икрамовой, режиссера Мусалима Кульбаева, художника Натальи Беловой, хореографа Андрея Сорокина, художника по свету Дениса Черепанова (музыкальное оформление – Мусалим Кульбаев и Ульяна Чарыева) и, безусловно, чудесных актеров русской труппы Молодежного театра. Я настоятельно рекомендую уфимцам прийти на Камерную сцену НМТ и увидеть все собственными глазами.
Отдельной строкой хочу отметить потрясающую работу художника-постановщика Натальи Беловой, очень личностно воспринявшей и эту пьесу, и сам спектакль. Дело в том, что сама Наталья Юрьевна – петербурженка. А отец ее в том же возрасте, что и заглавный герой, пережил блокаду Ленинграда. И художник Белова пронизала всю постановку тем ощущением трагедии осажденного города, которое поселилось в ее душе благодаря папиным рассказам. Более того, Наталье Юрьевне спектакль обязан фантастически точным сценографическим решением. В тесное пространство Камерной сцены НМТ она сумела органично вписать сразу три главных локации, в коих разворачиваются события этой пронзительной драмы. В центре подмостков своеобразный вертеп – такой крохотный театр в театре, на сцене коего кипит яркая солнечная энергия персонажей Ленькиного воображариума. Справа комнатка Эммы Афроимовны и ее сына с огромным окном, замерзшие стекла коего крест-накрест заклеены бумагой и в створку которого в один прекрасный момент прилетит вполне материальный знак поддержки от африканского братства. А слева размещается еще одна очень важная для этого спектакля точка накала: фрагмент интерьера знаменитого Института растениеводства, который сохранил для страны коллекцию семян. Люди в нем умирали от голода, фактически имея под руками то, что могло спасти их. Они умирали, но не тронули ни зернышка. В этом институте работает мама Ленькиной подруги Оли (тонкая, трогательная работа Элины Гусевой). Эта женщина, рискуя всем, и в первую очередь репутацией, помогла мальчику осуществить его заветную мечту. А девочка Оля, в волосах которой после взрыва бомбы, разрушившей их с мамой дом, появилась седая прядь, являясь символом жизни, излучает такой же свет, как и африканские друзья мальчика, и несет надежду.
Не могу не сказать отдельно о роли Татьяны Игоревны, матери Оли, которая служит в Институте растениеводства... Эта, на мой взгляд, блистательная работа Лады Николаевой стала для меня неким камертоном абсолютной правды, даже эталонности сценического существования и чрезвычайно трепетного отношения к священной для каждого из нас теме подвига жителей блокадного Ленинграда. В образе Татьяны Игоревны актриса Лада Николаева приблизилась к каким-то святым для каждого россиянина понятиям о мужестве, стойкости, чести, достоинстве и бесконечном милосердии. Мне кажется, в этом высказывании Лада Владимировна напоминает поэтессу, которую узники осажденного города называли «Голосом блокадного Ленинграда» – говорю об Ольге Федоровне Берггольц.
Есть в спектакле и еще один персонаж – Смерть, которая постепенно завоевывает пространство в комнате, где лежит обессиленный Ленька. В темном капоре, закрывающем ее лицо, в наводящем ужас черном салопе, она катит перед собой детскую коляску, в коей вместо младенца копошатся крысы, населившие великий город в самые тяжелые для него дни и ставшие в каком-то смысле аллегорией безносой бабы с косой в руках... Она таится за занавесками Ленькиного бытия, иногда стоит у него в ногах, она ждет, ждет, ждет...
И эпилог, читатель. Малика Икрамова и Мусалим Кульбаев финал этой истории оставляют открытым. Думаю, у режиссера есть версия того, чем все закончится, но он отдает это решение на откуп залу.
...А я, следя за тем, как воображаемое африканское братство мальчика, узнав о том, что он совсем плох и, возможно, не переживет зиму, судорожно строит плот и летит на нем по волнам, ведомое Акулой в холодные воды Балтики навстречу шпилю Адмиралтейства, с криком: «Держись, Ленька! Мы уже рядом! Мы спасем тебя! Спасем!» И видя при этом, как улыбается, задремав, уже фактически прозрачный, но абсолютно счастливый творец этого ослепительного мира, погрузившись в грезы об Африке и прижимая к груди заветный кокос, который Татьяна Игоревна принесла только на одну ночь, объяснив все о мечте мальчика начальнику (Асхат Накиев), я понимаю: это самый последний сон Леньки Шапиро, над которым уже тихонько шепчутся и молятся серафимы...
Вы бы видели, читатель, как этот спектакль смотрят дети, открывающие для себя что-то очень важное!..
И ещё..
«Дорогой Мусалим Георгиевич!
Хочу еще раз лично поблагодарить Вас за Ваш талант! Пожалуй, это лучший мой «Ленька»!
Дай Вам Бог всего самого доброго! Пусть будет еще много прекрасных и ярких спектаклей, пусть будет любовь зрителей и благосклонность театральных критиков!»
Это сообщение прислала в театр Малика Икрамова, накануне побывавшая в Уфе, в Молодежном театре на премьера спектакля «Спасите Леньку!».
Илюзя КАПКАЕВА.
Фото Лилии ЗАГИРОВОЙ.
Фото Лилии ЗАГИРОВОЙ.
Вернуться назад