Танго с капитаном

28-03-2025.

Мне было десять лет, когда о Великой Отечественной войне можно было сказать: не прошло и четверти века со дня Победы. Кто-то погиб на фронте, кого-то демобилизовали по ранению; вернулись и те, кто дошагал до Берлина, кому повезло вырваться из концлагерей. Большинство наших родственников и знакомых работали в тылу - в сельской местности, в госпиталях, на заводах.

Их повенчала война

Для детей, родившихся в 50-е годы, война воспринималась уже через фильмы, книги, через эмоции старших, когда они не могли сдержать слез от воспоминаний. В 60-е годы тружеников тыла никто не приравнивал к участникам войны, хотя условия их работы были порой не менее тяжелыми, чем фронтовые. Так, младшая сестра моего отца Вера Александровна Фадеева, прибавив себе два года, буквально сбежала на фронт с военного завода.
Как ни странно, но веселая, очень позитивная тетя Вера своими рассказами о войне произвела на меня не столь сильное впечатление, какое осталось после встречи с Евгенией Ивановной Каминской. К сожалению, слишком мало я знаю о детстве и юности тети Жени. Она родилась в небольшом поселке под Петроградом в семье железнодорожного кондуктора и библиотекаря. Рано научилась читать, любила танцевать, мечтала стать балериной. Балетного училища или студии в поселке не было, поэтому девочка довольствовалась танцевальным кружком при доме пионеров. Окончив школу, она устроилась на ленинградский завод имени Кирова, жила в общежитии. Старший брат Женечки – военный летчик познакомил сестру со своим сослуживцем. Как припоминает наша бывшая соседка 96-летняя Варвара Семеновна Изгина, этого капитана авиации звали Константин, а по фамилии… то ли Литвак, то ли Литвин. Молодые люди часто посещали танцевальные площадки. Константин был постоянным участником самодеятельности, прекрасно танцевал вальсы, фокстроты, танго и даже показывал, как в старину танцевали менуэт и котильон. Из народных у него ярко получались украинские и цыганские пляски.
Константин и Евгения поженились за несколько дней до начала Великой Отечественной войны. А 20 июня 1941 года по приказу командования Константин выехал к месту дислокации своей части. Евгения оставалась в Ленинграде. После попадания бомбы в соседний дом в комнате, где жила Евгения, выбило рамы, и стекла поранили ей руки и грудь. Вскоре она была эвакуирована сначала в Куйбышев (ныне Самара), а потом в Уфу, где начала работать на Уфимском моторостроительном заводе. Когда у нее начала прогрессировать болезнь глаз, девушка перешла на работу в госпиталь.
Именно в госпитале она получила известие о гибели мужа, а потом и матери. В Уфе Каминской выделили небольшую комнату, где она поселилась с братом-фронтовиком. У него были повреждены обе ноги, в связи с чем он получил инвалидность, с трудом передвигался на костылях.
Евгения Ивановна, помимо своих обязанностей по уходу за ранеными, организовывала небольшие импровизированные концерты, в которых принимали участие служащие госпиталя и выздоравливающие военные.

Жизнь в танце

Уже в мирное время, будучи на пенсии, Каминская выступала в домах культуры, в городских концертах на открытых площадках Уфы. Впервые я увидела ее танцевальную программу в 1966 или 1967 году в клубе тепловозоремонтного завода. Евгении Ивановне было тогда около пятидесяти лет. Все танцы она исполняла одна, меняя лишь платья, которые сама шила. Особенно запомнились ее цыганский танец «Не уходи» и аргентинское танго. Тогда я не совсем поняла ее танго с капитанским кителем в руках. Позднее, уже в начале 70-х, в парке имени Мажита Гафури я вновь увидела эти номера, и они потрясли меня.
Дело в том, что цыганский танец ассоциируется у зрителей с ярким, огненно-жгучим исполнением, с приплясом, с трепетом плеч и груди, на которой блестят и позвякивают от движения монисто или бусы в несколько рядов. У Каминской танец «Не уходи» – это какое-то внутреннее напряжение, боль – сначала глубоко скрытая, но постепенно прорывающаяся наружу. Все тело танцовщицы вздрагивало в болезненных конвульсиях, словно стонало, а героиня пламенем металась по сцене. Темп медленно нарастал, руки взлетали вверх, обхватывали голову, опять взлетали с изломом в локтях, обхватывали плечи, бессильно сползали по спине; в каком-то отчаянии пальцы пробегали к талии, и вдруг… руки бессильно падали. Наконец, маленькая ножка подбрасывала широкий подол цветастой юбки, кисть левой руки, словно усталая от полета птичка, последний раз взлетала вверх, прихватывала подол в горсть и, как веером, закрывала лицо. Артистка медленно оседала в полуприсяде. Номер исполнялся в туфлях-балетках, на полупальцах. И только последние несколько секунд, перед финалом, Каминская вставала на носки, будто пытаясь оторваться от земли.
Аргентинское танго – это особенный танец… Талантливый танцор может рассказать в нем всю свою или придуманную им жизнь. Нередко мне приходилось наблюдать, как пары исполняют танго на конкурсах или фестивалях, но аргентинское танго – соло Каминской, нечто не укладывающееся в привычные нормы. Евгения Ивановна выходила на сцену быстрым чеканным, танцевальным шагом, прижимая к груди военный китель с погонами капитана. Один рукав был прижат ею под мышкой, а другой конец рукава она удерживала в своей ладони. Красно-черное длинное платье с разрезом выше середины бедра и со шнуровкой на спине выглядело торжественно-праздничным. Стройное женское тело было наполнено страстью, жаждой жизни, но… эту жизнь должен был разделить с ней тот, кто так рано погиб, кто не стал ее судьбой.
Томная страстная мелодия заполняла собою все пространство. Каминская, прогибаясь в талии, откидывала голову назад и кокетливо отступала под напором воображаемого кавалера. Ее ноги ловко выделывали сложные па, лицо – то нежно склонялось к погону кителя, то гордо, с каким-то вызовом было обращено поверх головы «партнера». Один за другим следовали быстрые повороты, прыжки, когда одна нога танцовщицы как бы догоняла другую… Трудно понять: музыка ли задавала темп танцу или же темперамент танцовщицы рождал эту взрывающую душу мелодию, и оркестр, не в силах сопротивляться, мгновенно подстраивался под ее стройные ножки?
Евгения Ивановна кружилась по сцене, убыстряя темп; она, словно задыхаясь переполняющими ее чувствами, полностью погружалась в воображаемый мир, и зрители, опьяненные действом, устремлялись за нею в облака чарующих воспоминаний о чем-то… несбывшемся.
Несколько минут длилось аргентинское танго… и судьба двух людей – две жизни, так и не прожитые вместе, вдруг вспыхнули перед нами искрами нерастраченной любви… Любви, обожженной войной.
Как сообщила Изгина, Каминская в начале 80-х годов похоронила брата, а сама умерла в конце 90-х. Какие-то подробности жизни Евгении Ивановны уже стерлись из памяти пожилой женщины, но и у Варвары Семеновны и у меня навсегда запечатлелось аргентинское танго-соло… с капитаном, ведь танго – это сама жизнь, наполненная яркими впечатлениями, эмоциями. В нем соединились любовь и тоска, отчаяние и желание, страсть и безнадежность. Словно из дымки прошлого всплывают строки:
Это танго забытых грез…
Танец птиц, потерявших небо,
Это дождь обжигающих слез.
Рядом Ангел и грустный Демон.

Галина ФАДЕЕВА.
На снимке: Евгения Каминская. Конец 50-х годов.
Фото из архива автора.

Вернуться назад