Главная > КУЛЬТУРА > Игорь ЧЕРКАШИН: «Мой хороший, не печалься...»
Игорь ЧЕРКАШИН: «Мой хороший, не печалься...»27-02-2024. |
С режиссером Игорем Черкашиным, который в нынешнем феврале вступил в возраст лучезарной зрелости, отметив 60-летие, я познакомилась в 2001 году, когда выпускник Высшего театрального училища (института) имени Бориса Щукина был приглашен в Русский академический театр на постановку спектакля «Пятый угол» по пьесе Алексея Слаповского. Символично, что принимал Игоря Анатольевича у себя в театре также выпускник легендарной «Щуки», незабвенный художественный руководитель ГАРДТ РБ Михаил Исакович Рабинович, которого роднила с Черкашиным не только alma mater, но и Мастер – оба с разницей во времени учились у выдающегося театрального режиссера и педагога, профессора Александра Михайловича Поламишева. Мы, позволю себе сказать, сдружились, и я с огромным интересом наблюдала за тем, как шел репетиционный процесс, как Черкашин работал, и параллельно начала общаться с двумя другими представителями его творческой команды, точнее, представительницами – художником-сценографом и по костюмам Натальей Беловой (Санкт-Петербург) и балетмейстером Верой Лесничей (Москва). Далее, когда в 2002-м Игорь Анатольевич возглавил в качестве художественного руководителя и главного режиссера Стерлитамакский государственный русский драматический театр, товарищеские наши отношения с Черкашиным не просто получили продолжение, но укрепились, и я, по возможности, стала наведываться во второй по величине город Башкирии, отслеживая очередные спектакли и творческий путь Игоря Анатольевича. Меня чрезвычайно вдохновляли его постановки, начиная с уникального спектакля «Хапун» по пьесе Виктора Ольшанского, в основу коей лег рассказ Владимира Короленко. Этот проект принес Черкашину звание лауреата в номинации «Лучшая режиссерская работа» Республиканского фестиваля «Театральная весна-2003» и восторженные отзывы московских критиков, входивших в состав жюри форума. Также черкашинский «Хапун» оказался в числе лауреатов Всероссийского фестиваля театров малых городов России (Вышний Волочек, 2006). Я очень любила его кардинально отличающуюся от всех предыдущих воплощений этого произведения Гоголя «Женитьбу», чуть более сдержанную, в отличие от других версий, по-питерски интеллигентную, ведь все происходит в граде Петра, и до поры до времени холодноватую, аки вода в Неве, в финале взрывающуюся метаниями и раздирающими душу Подколесина страстями; с несчастной, поруганной невестой, по бледным щекам коей текут ручейки размазавшейся от слез туши… (Диплом V Всероссийского фестиваля театров малых городов – Лысьва, 2004). А еще был чудесный, изумительно тонкий, разрывающий твое сердце нежностью по отношению к героям «Поцелуй» по пьесе драматурга Владимира Жеребцова, ставшего Черкашину другом; вызывающая в душе протест, а затем заставляющая смеяться сквозь слезы «Русская народная почта» по произведению Олега Богаева; прекрасная версия горьковских «Последних», удостоенная диплома «Театральной весны-2009» и нового интереса к творчеству Черкашина со стороны московских критиков. Наконец, просто блистательная «Принцесса Турандот» по знаменитой сказке Карло Гоцци; глубокий, пронзительный, очень умный спектакль «Трамвай «Желание» по Тенесси Уильямсу и камерная, исполненная боли и света, который приходит через страдание, версия пьесы Шмита «Оскар и Розовая дама»… Все это было очень и очень хорошо! Вообще, стерлитамакский период в жизни режиссера Черкашина, завершившийся в 2010 году, оказался невероятно плодотворным и гораздо более богатым на постановки – я назвала вам лишь те, которые очень любила сама. Потом несколько лет Игорь Анатольевич был художественным руководителем Орловского академического театра драмы имени Тургенева. И во все эти насыщенные творчеством годы Черкашин успевал выпускать спектакли в театрах, которые звали его на постановки и которые он любил столь же трепетно, как и те, в коих служил… А ставил он также в Ростовском молодежном, Ивановском областном, Новошахтинском драматическом, Иркутском ТЮЗе, Дмитровском драматическом, Рубцовском, Донском драмы и комедии, в Новочеркасске… И конечно, в нашем Русском академическом, с которым связывали его и дружба с Михаилом Исаковичем, и любовь к замечательной труппе ГАРДТ РБ, и понимание того, что актеры-«русичи» могут сыграть абсолютно все, тонко и точно, воплотив задуманное режиссером. В Русском академическом Игорь Анатольевич поставил с перерывами, конечно, девять (!) спектаклей, в числе которых и уже упомянутый «Пятый угол», и знаменитый «Squat, или Парижская «коммуна» Шевре, в котором блистала народная артистка России Галина Мидзяева, и «Экспонаты» по пьесе Вячеслава Дурненкова, многих актеров Русского театра открывшие зрителю с другой стороны, и совершенно потрясающий, на мой взгляд, спектакль «Любовь людей» по пьесе Дмитрия Богославского, трагический в своей безысходности и леденящий душу… Увы, не так давно он ушел из репертуара театра. А еще практически воздушный, изысканный спектакль-перевертыш, поставленный на Камерной сцене, «Верю – не верю» – пример очередного сотрудничества Игоря Анатольевича с драматургом Владимиром Жеребцовым. Год 2017-й ознаменовался для «русичей» работой над постановкой Черкашиным пьесы Льва Толстого «Плоды просвещения». А в 2023‑м, приехав в Уфу для работы над пьесой Виктора Ольшанского «Джек», о чем уже рассказывала «Вечерка» и на сей спектакль публика, что называется, валом валит, Игорь вдруг появился перед труппой с толстовской окладистой бородой, что породило шутку: «Это и есть настоящие плоды просвещения…» Забыла сказать и о том, что в 2013-м Черкашин на режиссерской лаборатории, организованной ГАРДТ, создал потрясающий эскиз по пьесе Натальи Ворожбит «Демоны», несущий отголоски истинно гоголевского творчества. И все самые остепененные актрисы Русского академического беспрекословно, словно завороженные, пошли за Игорем, выполняя абсолютно все его требования в этом непростом, исполненном реалий языковой палитры села и (прямо по классику) «свинцовых мерзостей жизни» действе. Сам Черкашин комментировал происходящее, читая, скажем так, закадровый текст, и даже спивал на украинской мове песни Малороссии… Он, кстати, прекрасно поет, и те, кто уже посмотрел спектакль «Джек», должны знать, в этой лирической истории Игорь Анатольевич сам исполняет песню на свою мелодию (в аранжировке Андрея Шишлянникова) и свои стихи… Да-да, он пишет стихи, в основе своей – в стол, но иногда выкладывает их в Сети. Его необычная лирика – это, безусловно, взгляд на мир очень талантливого постановщика, который и в жизни остается режиссером, любой ее факт осмысляя не только с точки зрения обыкновенного человека, нет… Ведь Игорь – личность, причем явно необыкновенная. Жизнь и все, что связано с нею, он чувствует с невероятной остротой, как человек без кожи… Он познает и разгадывает и бытийные вещи, и факты истории, глядя на все это с точки зрения подчас именно носителя своей профессии… А это значит, что оценки его имеют характер своеобразный, выдающийся, единственный в своем роде. С некоторыми образцами его поэзии мы сегодня вас познакомим. С юбилеем, Игорь Анатольевич! Всех благ, здоровья, удач, режиссерского фарта и новых спектаклей, которые мы очень ждем! Илюзя КАПКАЕВА. Мой хороший, не печалься... Я ушёл, но не на вечно... В странном вальсе возле печки кружат эти человечки, обнимаются... страдают... осознать спешат мгновенье... Бедные. Они не знают, что это за песнопенье... Дворники...Простите, граждане, Я на пути. Забыл совместное я проживание. За мной шесть дворников Мели... Сметали все следы.. Следобывания. А я... Через бетон... Через асфальт... Через покрытия... Пророс Ростком. Не затопчите!.. *** Страной потерян я в стране. Никто искать меня не станет... И может быть, усталый странник Прочтёт: Он жил И думал... Но… Во сне. *** Вчера беседовал с ногой, с утра поспорил с правым глазом. Нет, ну не снился нам покой, что Воланд... Мастер? Всё проказа. Взгляд в детствоЯ слепой пионер из проклятого прошлого, неудачный пример коридора общего, где двенадцать "квартир", коммуналка и телик с линзой один, а под потолком велик один... Пацаны из этой огромной хаты собирались катались на велике, а чумазые и патлатые с девочками – у дяди Якова вечером смотрели сквозь линзу телик. Счастье. ПоискСтранно... и без обыкновения родилось сложное: будто бы я в забвении и плыву в озере. Не утонул... я поверху, и так все видно… как не очкарик я... Вот... и зяблик вспорхнул, может быть, он озяб? Все любимое. Все достойное рифм и мазка ваятеля. Зримое и не зримое... Пусть достойно будет Создателя *** А в облаках не ах, а акварель!.. Не ври, родная, я же не художник... Прошел воскрестный нудный дождик и не воскрес никто. ну... не воскрес Я о тебе думаю...Я кормлю пирожком собаку, она жмется к моим ботинкам, вся пропахшая мусорным баком, шерстяная такая скотинка. Вот кусочек берет, играючи, и глазами косит умными... И зачем я мерзну на лавочке? Просто я о Тебе думаю… *** Я снова юн. Костер, гитара, портвейн, плавленая "Дружба"... Будильник, зеркало, в нем – старость, машина ждет, пора на службу. ЕзжайЯ сам – знакомым двориком, где на асфальте мелом танки, где за футбол побит был дворником и где в любви признался Аньке, где дым костра и все – поэты, и Ильича где топчут голуби, где целовались до рассвета, и где по-прежнему мы молоды… Большая любовьПеред отъездом в себя, я попрощаюсь с тобой, не состоявшаяся моя большая любовь. Ты скажешь: что ж, бог с тобой, пиши, со мной ведь не смог, не состоявшаяся моя большая любовь. А утром – старый вокзал, и слезы, что я берег, чтобы оплакать тебя, моя большая любовь. И по прошествии лет случай нас лбами столкнет: «Здравствуй! Ну как живешь, моя большая любовь?» «Спасибо, все хорошо! Сынуля в школу пошел. А ты один все еще, моя большая любовь?.. Зашел бы чаю попить, я дочку в сад отвела… А в сущности, жизнь как жизнь да и дела как дела… Замуж? Господь с тобой! Смеешься? Кто же возьмет?.. Сынуля в школу пошёл, и дочка скоро пойдет…» И попрощавшись, ушла. Когда мы встретимся вновь? Не состоявшаяся моя большая любовь… моя единственная моя большая любовь… ОсеньНе сумерки, тьма опустилась так быстро, судорогой рука, зажигалки искра, хилый такой огонёк освещает в мой дом, порог... Плевать на приметы мне, клацнул замок приветливо: входи, осень! ВремяДа, у Шекспира звёзды, как глаза. Его герои без вселенной слепы, а нам мешают смог и облака... Мы так... шекспировски нелепы… Тами там где правды вам не скажут там-там чудесный барабан разделит белое и сажу раскровит правду и обман КнигаИ ночь поразительно лунная, и душа очарована струнами... Послевкусие классное после букв, написанных мастером, в мастерской не понять которую... даже Мастеру всех наших судеб. Лето кончаетсяМне постараться крылья сбросить, невыносимо летать. Лето кончается, скоро осень – окукливаться, спать. ЗавтруппойЕсть в театральном мире не мирная очень должность, это, как дырки в сыре, каждый день – сложность и сложность. Но когда эта дама мудрая, но когда эта леди делает все, как надо и как задумано, в выгребной яме плавают лебеди. Это дар, он почти божий, это дар, он очень внятный. Это так понять сложно, но понять и принять нужно. И ты – живиМне наплевать, где ты меня схоронишь – Орёл, Стелитамак… Воронеж, все города прекрасны. Мать... Люблю живое очень-очень, весной тюльпаны хороши, развей мой пепел там, где хочешь. Я прорасту и ты – живи. В сумерках...Я в сумерках, где мне сам черт не брат, но от сомнений кровь в сосудах стынет. Ни Зло и ни Добро со мной не говорят... А я блуждаю между ними. Я рад. Я человек. Да не отнимет мои метания ни Рай, ни Ад. ВикторВот спасибо – подарок из прошлого так стремительно как-то вдруг заклеймитель всего пошлого и поэт и мой старший друг залетел задышал и чувствую не пожатие спайку рук. Я всегда жил твоим напутствием, мой родной и мой старший друг. Вру – совсем не всегда, но знаешь ли, если мыслить себя всегда, пропадают простые малости... человеческие... Ну... да? И во снах возникало осколками: Орлик, стрелка, торговый ряд, и бодались мы с кривотолками и пытались взростить сад. Брожу...Я брожу стихотворными стежками иногда, невзначай… или вдруг щелкну именно теми застежками, что мешали, стесняли Вам грудь… *** Первый снег. Жуткий ветер. Слезятся глаза. Но пальто нараспашку и шаг преднамеренно скор... Где-то в детстве оставлены мной тормоза... Безнадежный по сути веду я со временем спор. Любимой...Вот пою я и знаю – не стоит. Ты влюбилась, а я это вижу. Но загружен по полной мой поезд. Я пою… и себя ненавижу Мне бы струны порвать, чтобы выжить. А ты лечишь меня из засады. Как дурак, раздуваюсь и пыжусь. И ловлю на себе твои взгляды… Не моя, а чужая гитара. Вся в наклейках. Ее я стыдился. Но играл. Театральный наш старый дворик…Ох, как тогда удивился!.. Никогда. И не до… и не после, под прицелом мне петь не случалось… О другой пел, но капали слезы, чтобы ты поняла и осталась… Играй, кларнет...Я бьюсь о стЕну головой... а кто из нас живет иначе? И кто не жертвует семьей? И кто, в конце концов, не плачет? Я бьюсь о стЕну головой... ее зовут Стеною Плача... Играй, кларнет... зови, гобой… Мне снятся...Мне снятся не причудливые сны... Не до причуд. Хоть как-то уцелеть... Лететь?.. На все четыре стороны... Лететь? От боли выть?.. Не петь? Пусть так. Я не хочу роптать... Мне жаль. Росток пробил асфальт, но тоже был затоптан… И много глаз из любопытных окон взирают не на нас... Сквозь нас!.. Мы судьбою не шибко обласканы... Мы судьбою не шибко обласканы, и от этого ночи без сна. а не врут лишь анютины глазки нам. Распустились – все! Значит, Весна! Поэт, муза и голуби...А утро такое раннее, стоит мужичонка пьяненький, последние пару пряников крошит для голубей. Штаны и пиджак поношены, а на скамейке брошена тетрадка, где сердцем сложены слова – только ей. Только ей. С метлой в жилете оранжевом честит его утро каждое хореями многоэтажными муза бессонных ночей… Чудны дела твои, Господи! Как судьбоносной подписью, звездной алмазной россыпью, правишь ты путь людей... Когда ж в этом сквере стареньком поселится он, как памятник, любовь этой странной парочки станет только сильней… …И также у голубей. Предрассветной рифмы кристаллПредрассветной рифмы кристалл, а такие столетьями ищутся, под рукой – ни пера, ни листа, я не встану, мне нужно выспаться. Завтра хоть головою с моста, а сейчас я не в силах возвыситься, милый Боже, я так устал, дай мне выспаться, просто выспаться. Млечный путь вложи мне в уста, пусть душа в мирозданье тычется, пожалей меня, ради Христа! Не неволь, отпусти выспаться… Весна...Весна, наш дом свистит синицами, полезли кошки из подвала, белье захлопало ресницами; зима утопла в луже талой. Театр. НочьСцена снова пуста, тускло светит дежурка, заставляя слегка черноту отступить. А в кулисе, устав, сладко дремлет "тужурка". пожалел и не стал я ее тормошить… *** В кровоподтеках невозможного суметь собрать обломки в целое, не потерять в себе художника, лечить цвета оттенком белого. Слова шершавые нанизывать на чувство, что из страсти соткано, скитаться лунными карнизами и сердце остужать высотами… А какое сегодня число?А какое сегодня число? что-то сердце с утра не на месте... И мотив надоедливой песни... и тоскливый пейзаж за стеклом... Что-то важное я позабыл... посыпают дорожку песочком... не сбежала бы каша для дочки... Фу! какой же противный мотив. Скоро выключат фонари, с этим лифтом сплошная засада… Ненавижу попсу! Вспомнить надо. Ба! Да мне же уже сорок три… Даром манит нас солнце...Даром манит нас солнце… Но котенок-артист барабанит в оконце, где горит желтый лист; Рвет канат паутины, ловит галс, парусит маленькой бригантиной по остывшей Руси… Вернуться назад |