Четверть века с начала войны

Прошло уже двадцать пять лет с новогодней ночи-1995, а память до сих пор теребит душу картинками тех дней. Вокруг Комитета десятки людей, помещение переполнено, телефон звонит беспрерывно. Все хотят узнать, не попал ли их сын в чеченскую мясорубку.

Фанатично настроенные, одурманенные наркотиками и алкоголем боевики беспрерывно атаковали 131-ю бригаду, 81-й и 506-й полки шквалом огня артиллерии и минометов, пытаясь уничтожить наши войска. Только один пример. В 81-м полку, который первым пошел на штурм Грозного, в период с 31 декабря 1994 года по 5 января 1995 года погибли 145 военнослужащих, потеряно более 60 процентов бронетехники. Не лучше обстояли дела и в других воинских частях.
Уже в январе мы выехали в Чечню. И вновь, как в годы Великой Отечественной войны, во многих семьях с тревогой слушали последние известия. В наше, как думалось, мирное время война опять вошла во многие дома. Не минула эта чаша скорби и семьи наших земляков.
В первую поездку мы установили контакты с командованием федеральных войск, уточнили списки погибших, раненых, отправленных в госпитали, узнали о судьбах десятков наших солдат. Эта поездка стала отправной точкой, благодаря которой мы имели возможность постоянно находиться в Чечне и заниматься розыском пропавших без вести и находящимися в плену.
В этом нам очень помогало руководство республики и лично первый Президент Башкортостана Муртаза Губайдуллович Рахимов. Сотни предприятий собирали землякам гуманитарную помощь, а Министерство обороны и командование внутренних войск выделяли самолеты для их доставки. Благодаря им в Чечне побывали десятки родителей военнослужащих, потерявших связь со своими сыновьями. Вот как об этом вспоминает Роза Ивановна Матвеева, возглавлявшая в те годы наше отделение в Нефтекамске:
«21 сентября самолет взял курс по маршруту Уфа - Назрань. Уже через два часа нас встречали российские солдаты на больших грузовых автомобилях и БТРах. Разместили в солдатских землянках, стены которых всю ночь содрогались от несмолкающей стрельбы. У меня было задание доставить груз в 506-й мотострелковый полк на юго-востоке Чечни и в 205-ю бригаду на аэродроме «Северный» Грозного. Дорога предстояла тяжелая. Нас сопровождали автоматчики, танки и БТРы. Все в округе замерло, дома были разбиты, те, что уцелели, стояли с забитыми окнами. Обугленные деревья, покинутые сады, покрытые серою пылью. Когда-то цветущий красивый город Грозный был превращен в руины, разграблен и разбит. Вид его вызывал печальные чувства.
…В 506-м полку нас уже ждали. Более 300 наших земляков служили здесь, и, прослышав, что приехала мать из Башкирии, все хотели со мной встретиться, нескончаемым потоком шли в мою палатку. Я вручала посылки, спрашивала ребят о службе, собрала множество писем для мам. При штабе части служил Альберт Исламов, солдат из нашего города. К большому сожалению, я не встретилась с Сергеем Шамратовым - он находился на выполнении боевого задания, а вскоре погиб, сгорел в танке.
К ночи опустился густой туман, заморосил дождь. Сразу оживились чеченские боевики: началась стрельба, и совсем рядом с нами. Было страшно. А караульный солдат, уфимец Ильдар, время от времени стучал ко мне и говорил: «Не бойтесь, я здесь...» Утром стало известно, что по лесным тропам недалеко от нашего штаба прошли 1200 дудаевских «духов». Я поняла, что жизнь наших ребят находится в постоянной смертельной опасности...»
На поезде, следовавшем от Владивостока до Чечни, мы отправили Ракию Сатучину из Стерлибашевского района. Своего сына она нашла охраняющим железнодорожный вокзал. Все дни, что женщина была там, ездила на БТРе на рынок, покупала продукты, устраивала солдатам чаепития. Вернулась счастливая: нашла сына, он жив; радовалась и тому, что материнское сердце согрело сотни ребят. Уже в комитете узнала: её сын Рушан погиб от пуль дудаевских бандитов…
Не могу не вспомнить Надежду Ильиничну Вереденко. Она в полном смысле ползала по чеченской земле, искала сына два года. Побывала в десятках селений, бесстрашно встречалась с боевиками, пока не нашла очевидца боя, в котором наши спецназовцы попали в засаду под Аллероем. Тогда погибли пятеро собровцев, а Станислав Вереденко пропал без вести.
После окончания боя чеченцы добивали наших раненых. Были слышны отдельные автоматные и пистолетные выстрелы, стоны парней. Потом «духи» снимали с тел амуницию, беззастенчиво потрошили карманы. Стас тогда был ещё жив. Рослый боевик ударил прикладом раз, потом ещё, замахнулся, чтобы разбить голову лежащему рядом с лейтенантом Вереденко стонущему бойцу. Тяжело раненый, истекая кровью, Стас развернулся и огромным усилием воли нажал на спусковой крючок, убив брата командира чеченцев. В отместку его расстреляли, оттащили тело в кусты, прикрыли ветками. Когда наших ребят подбирали, Стаса не заметили. О его судьбе родные узнали только через два года.
Наши пленные были разбросаны по всей Чечне. Боевики устроили на них целый бизнес. За получение информации о месте нахождения брали тысячи, за освобождение - миллионы. И родители отдавали. Судьба каждого пленного не проста, достаточно сказать про физические, моральные унижения, ежесекундное ощущение, что жизнь висит на волоске - для боевиков ты расходный материал…
Костя Л. из города Октябрьского, боец 506-го мотострелкового полка, попал в плен, заготавливая дрова для буржуек. Чтобы выжить, пришлось выучить Коран. Когда его родной полк покидал Чечню, боевики посадили Костю за пулемет, при этом сзади стоял их человек с автоматом и приказом: «Если дернется, застрели». Костю засняли разведчики. Долго нам пришлось доказывать его невиновность.
…Когда договорились об освобождении лейтенанта Ш., и ему приказали подняться из погреба, где пленного держали боевики, парень попрощался с жизнью. Потом велели помыться, дали чистое белье. Это ещё больше утвердило в мысли о расстреле. Посадили в машину, куда-то повезли, завязали глаза. Когда сняли повязку, офицер увидел горы, узкую дорогу, глубокий обрыв рядом. И снова мелькнула мысль: «Застрелят и сбросят. Даже могилки не будет...». Даже сидя в самолете БАЛ, рядом в родными людьми, теми, кто принимал участие в его освобождении, он не мог поверить, что это не наваждение, что он на свободе...
Мне многократно приходилось встречаться с чеченскими боевиками разных рангов и чинов: от рядовых до дивизионных генералов. Сначала переговоры с полевыми командирами Автурхановым, Гантемировым и другими, дающими право въезда в воюющий Грозный. Затем - с крикливыми, самоуверенными Басаевым и Радуевым. Оба, как отрепетировавшие роль артисты, ссылались на желание чеченского народа жить по своим шариатским законам, отдельно от России. На самом деле это были амбиции недалеких политиков. Я разговаривал с сотнями чеченцев, многократно останавливался в их семьях. Видел, как запуган народ, как люди молятся, чтобы война прекратилась, чтобы прекратилась литься кровь и горе не входило ни в российские, ни в чеченские дома.
С Масхадовым первый раз мы встретились в лесу, куда меня привезли боевики по просьбе муфтия Чечни Ахмада Кадырова, которому я привез письмо от Верховного муфтия России, председателя ЦДУМ РФ Талгата Таджутдина. На месте Масхадова не оказалось, мне пришлось ждать, наблюдая за присутствующими. Посреди поляны горел костер, на нем в огромном чане варилось мясо. Аромат вареной баранины разносился по всей округе. Подходили боевики, повар накладывал в котелки и миски еду, они брали хлеб и отходили. Иногда появлялись женщины в маскхалатах, тоже за едой. Спокойные, довольные, курящие. Их можно было принять за медсестер или санитарок, однако это были так называемые белые колготки - снайперы из Прибалтики, Украины, которые пробирались к местам дислокации наших войск и хладнокровно убивали солдат и офицеров.
Потом появился Масхадов. Выслушав меня, он подозвал Абу Мавсаева - руководителя службы безопасности и велел, коли есть возможность, помочь. Потом мы встретились с Масхадовым в Аргуне, где в здании детского сада размещался их штаб. Вопрос все тот же: освобождение пленных. Затем были встречи на переговорах по освобождению пленных, которые вел с командирами боевиков наш земляк, генерал Романов. В последний раз с Масхадовым я встречался, когда он уже был президентом. Вид у него был удрученный, уставший. В кулуарах поговаривали, что Басаев и Радуев отказались ему подчиняться и затеяли свою игру в «независимость». Нас это мало волновало. Главным было освободить пленных, узнать судьбу без вести пропавших.
Не могу не сказать о десятках наших матерей, которые собирали гуманитарный груз. Днем и ночью расфасовывали, упаковывали, делили по воинским частям. Собирали со всей республики именные посылки военнослужащим и письма, а по возвращении рассылали по адресам послания солдат.
Чеченские войны… Первая длилась два года. Вторая официально закончилась 16 апреля 2009-го, когда был отменен режим КТО на Северном Кавказе. Но и сегодня страшно вспоминать их страницы. До сих пор сжимается сердце при воспоминании о колонне раскуроченных БТРов и БРДМов, танков на горном перевале, о телах убитых, разбросанных по Грозному, о лицах командиров и солдат, потерявших товарищей. Страшно вспоминать о рыданиях матери, вернувшейся из 124-й судмедлаборатории после опознания останков своего сына и кричавшей: «Наши дети – пушечное мясо в руках политиков…»
Страшно. Но необходимо. Чтобы не повторились на нашей земле «Норд-Ост», Беслан, Буденновск, чтобы не творили зверства нелюди, прикрывающиеся лозунгами религии и свободы. Поэтому в Комитете действует единственный в России Музей Солдатской славы и Материнской памяти, начинавшийся с уголков, которые устраивали матери в память о своих сыновьях. Сегодня мы превращаем его в Центр антитеррористической пропаганды, реализуя проект «Правда Героев», рассказываем о подвигах наших современников и жертвах, которые были положены на алтарь процветания и мирной жизни ныне здравствующего поколения.
…Тысячи школьников – участников конкурса сочинений «Расскажи о герое, который живет рядом с тобой» - написали о своих современниках, солдатах и офицерах, прошедших Афганистан и Чечню, достойных наследниках ветеранов Великой Отечественной войны. Их подвиги находят отклик в сердцах нашей молодежи, а это значит, что память о них будет жить вечно.