Синдром выжившего

Некоторые психологи утверждают, что семейные «скелеты в шкафу» напрямую влияют на жизнь потомков. А вы что думаете по этому поводу?

Племяшка Тина всегда поражала меня своей недетской серьезностью. Словно маленькая старушка в ребячьем тельце. Какая-то скованная, угловатая, в обществе сверстников чувствовала себя явно чужой, играть и дурачиться не умела. Зато рано пристрастилась к чтению, вечно живя на пороге между реальным миром и внутренним, более охотно ныряя в собственные «чертоги разума», чем общаясь с людьми.
Как-то она ошарашила меня таким признанием:
- Понимаешь, теть Лен, я всегда будто чувствую себя виноватой за то, что живу. Родители меня любят. Росла беспроблемной, послушной, ну ты помнишь ведь? Учеба всегда в норме, в быту - тише мыши, сяду с книжкой в уголок - и потерялась.
- Да помню, Тин. Тебя с моими головорезами не сравнить!
- Поверь, головорезом быть легче! А у меня с детства какая-то гиперответственность перед родителями и одновременно ужасный страх им не понравиться.
- Это как? - не понимаю.
Брат с женой не какие-нибудь тираны, адекватные, спокойные люди. Тинку никогда не обижали. Да мне даже представить трудно, за что на нее можно хотя бы голос повысить.
- Знаешь, мне недавно вспомнилось, очень ярко, и мама, кстати, это подтвердила: я играю со своими куклами и говорю им: «Мне нужно быть и за мальчика, и за девочку. У мамы есть дочка, а у папы нет сына».
- Ну и что, Тин? - никак не ухвачу я сути. - Мало ли, как дети играют. А что у твоих родителей сына не было, ты-то тут при чем?
- При том, теть Лен, - терпеливо объясняет племяшка. - Мне всегда казалось, что папа на меня с обидой смотрит, что я девочка, и он не может меня всяким мужским штукам научить. Я пыталась, я очень старалась папу убедить, что я и за сына справлюсь. Помнишь, как я ему микросхемы перерисовывала?
Вот это я реально вспомнила. Брат увлекался электроникой, и маленькая Тинка, наверное, годиков пять ей было, старательно рисовала в своих альбомчиках не детские рисунки, а некое подобие папиных схем. «Вдруг папа потеряет то, что он нарисовал? Тогда я ему свой рисунок отдам. Папа, скажи, хорошо я нарисовала, ты сможешь тут разобраться?» Брат досадливо морщился и кивал головой: мол, годится, потянет. Давай, рисуй дальше, не отвлекай…
Как я ему завидовала! Сиди, делай свое дело, ребенок рядом, высунув язык, перерисовывает твои, прости Господи, каракули! Мою дочку даже на пять минут раскраской не завлечешь, ей бы только носиться!
- Теть Лен, - Тину сегодня будто прорвало, - ты понимаешь, до меня брат должен был родиться! Я недавно узнала, что мама аборт сделала, а ведь я всегда понимала, что будто занимаю чужое место! Я каждый день своей жизни чувствую, что живу и за другого кого-то, и должна быть вдвойне хорошей, вдвойне успешной, но я не справляюсь, теть Лен…
Тинка отворачивается в сторону и быстро мигает. У меня тоже на глазах слезы. Бедная девочка! Всего-то 17 лет, на три года старше моей Настены… А такая боль в душе!
- А еще у меня какой-то иррациональный страх. Стоит родителям немного на меня голос повысить - у меня полный ступор: руки дрожат, я соображать перестаю. Кажется, что они сейчас бросятся на меня и убьют. Вот почему так, если они меня пальцем никогда не трогали?
- Тиночка, маленькая моя, даже не соображу, чем тебе помочь… По-моему, это называется «синдром выжившего». Тебе к психологу бы...
Тина снова погружается в свои «чертоги разума». А я сижу, боясь пошевелиться. Боже мой, да молится ли хоть кто-то за этого младенца?!
Все это время мои близкие несли такую боль: взрослые-то хоть на сознательном уровне, а Тинка, ни в чем не повинная, каждый прожитый день корежилась от бессознательного ужаса и неведомой вины.
Я на цыпочках выхожу из комнаты. На пороге бросаю взгляд на генеалогическое древо, с такой любовью сооруженное Тиной на стене. Мой взгляд утыкается в изображение ангелочка под родительскими фотографиями, рядом с Тиной.
И я понимаю - да, Тина за них молится.