Память

Свет его голоса

- Хусаин-агай, я должен Вас сфотографировать именно с автомобилем, и не иначе, - настойчиво предложил я. - А вот фоном снимка должен быть, конечно, оперный театр.
- Как скажешь, дорогой мой, - тепло улыбнулся он.
Знал ли я, колдуя вечером в темной ванной над химикатами, что делаю последнее фото огромной души человека и замечательного певца, народного артиста республики Хусаина Мазитова...

Это было ровно тридцать лет назад. А снимал я Хусаина Зилеевича, работая над очерком, посвященным 60-летию певца, который назвал "Музыкальная история".
Нынче ему исполнилось бы 90. В таких случаях пишут и говорят: "Его нет, но его голос звучит по радио, телевидению, и певец остается с нами..." Все так. Но эти почти тридцать лет, что Хусаина-агая нет среди нас, его светлый голос звучит в моей душе. Образ яркого человека не меркнет и даже становится ярче. И все было словно вчера...
Я, молодой журналист, зачарованно слушаю рассказ известного певца, едва успевая делать пометки в блокноте. Я, конечно, волнуюсь: хочется написать как можно лучше. Хочется рассказать все об этом уникальном, одаренном от Бога человеке. Я волнуюсь, несмотря на то, что он хороший друг моих родителей-артистов, а я для него - просто Славочка...
А писать о нем оказалось легко. Его биография - это готовый художественный фильм. Добрый и светлый, какие снимали в давнем советском прошлом. Да, читатель. И у этого фильма есть название - "Музыкальная история". Помните ту знаменитую ленту с Лемешевым? Так вот, в далеком 1942-м в точности так же пел за рулем своей черной "эмки" четырнадцатилетний ишимбайский шофер Хусаин Мазитов. "А смогу ли я на одном звуке, не переводя дыхания, объехать вот этот профилакторий?" Затянул во весь голос, рванула "эмка". А потом... заклинило руль, и врезалась машина в столб... Изобразили незадачливого певца в стенгазете автоколонны, подписав: "За рулем - певец Мазитов". Прям как судьбу ему выбрали.
Кстати, певец Мазитов всю жизнь был великолепным водителем, и, по-моему, та авария была для него первой и последней.
В том очерке я писал, что судьба уготовила ему совсем ранние впечатления от хорошей музыки, от песен в исполнении отца Зилей-абыя и мамы, Загиры-апы. О том, что огромную роль сыграл в его жизни полюбившийся фильм... Но ведь многим из нас пели прекрасные колыбельные, и много дивных фильмов мы в детстве посмотрели. Просто я сейчас понимаю, что душа его звучала уже при рождении, и, издавая свой первый крик в колыбели, он не мог знать, что книга его судьбы уже имеет заглавие: "Певец с большой душой".
Его судьба счастлива. Он, конечно, мог с успехом продолжать шоферить и стал бы отличным водителем, считая свою судьбу счастливой, ибо его широкая душа, порядочность снискали бы ему почет и уважение. Но мы бы никогда не узнали блестящего певца и артиста Хусаина Мазитова, исполнившего более шестидесяти ярчайших ролей на оперной сцене и сотни любимых нами песен, многие из которых маститые композиторы писали именно "для Мазитова".
...Мог ли шестнадцатилетний мальчишка, победивший на республиканском конкурсе вокалистов, и думать, что станет студентом Московской консерватории имени П.И.Чайковского! Но то был не сон: он вошел в число шестнадцати счастливцев из семидесяти восьми кандидатов для учебы в консерватории, отобранных специально приехавшей из столицы комиссией.
Рассказывая о годах учебы в Москве, Хусаин-агай вспоминал о забавных случаях, о своих друзьях. Жили весело, но совсем не шиковали (уже моя мама, учившаяся в консерватории вместе с ним, вспоминала, как они с однокурсниками дружно делили купленный Хусаином на всех батон).
И, вмиг посерьезнев, он вспоминал: "Было тяжело. Очень тяжело. Думал, никогда не освою эти ноты, тональности. Спал по два-три часа в сутки. Писал маме: "Вернусь..." Но мама в ответ просила, словно заклинала: "Учись, сынок! Это же такой подарок судьбы! Ведь в нашем роду никогда певцов не было". И Хусаин выдюжил.
Я, читатель, хорошо зная, каково пришлось юношам и девушкам из Башкирии, которые не владели до этого никакой музыкальной грамотой, в главной консерватории страны, считаю успешное ее окончание маленьким подвигом. И у меня не повернется язык осудить, например, не выдержавшего нагрузок и вернувшегося в Уфу Сулеймана Абдуллина, который впоследствии все равно стал блестящим певцом, неповторимым, уникальным исполнителем башкирских народных песен.
Но вот маленький подвиг совершен. И предстоял новый - но уже протяженностью на всю жизнь. Предстояло заслужить достойное место на сцене, стать любимым зрителем. А еще заслужить высокую оценку коллег, композиторов, поэтов... Ну, в жестоком мире искусства безоговорочного признания среди коллег не дождешься. Хотя я доподлинно знаю, что такого светлого человека, как Мазитов, любили все. А сам он обладал редчайшим для человека сцены даром - умением искренне радоваться успехам других. Хусаин Зилеевич просил меня обязательно упомянуть в очерке больших мастеров, которые оказали ему неоценимую помощь в театре оперы и балета - как профессиональную, так и просто человеческую. С какой теплотой вспоминал он Наримана Сабитова, Николая Кортунова, Илью Муромцева, Ефима Бриля, Исая Альтермана...
Сценические образы, созданные Хусаином Мазитовым, были удивительно сочны. "Моей первой ролью в оперном стала роль старика Кормыя в опере "Айхылыу" Пейко. Каким быть моему деду? И вот я, оказавшись на похоронах своего родственника, обратил внимание на одного агая. Я был восхищен: такой мудростью и человечностью веяло от него! Играю премьеру и слышу шепот в зале - там, где сидит моя родня: "Да это ж наш Курбан-бабай!" Ну, думаю, получилось..."
Журналист Альда Валеева написала замечательную книгу к 80-летию певца под названием "Добрый свет. Хусаин Мазитов на сцене и в жизни", которая так же с любовью и вкусом проиллюстрирована. Я листаю страницы, и у меня возникает чувство, что на фотографиях - разные люди. И они действительно разные! Вот нежно любящий, пылкий Сильвио в "Паяцах", вот пригожий, статный Мизгирь в "Снегурочке", вот искрометный Фигаро в "Севильском цирюльнике", вот Жермон в "Травиате", Елецкий в "Пиковой даме", Якуп в "Шауре", Ильяс в "Кодасе"...
Но в опере, как известно, одного артистизма мало. Опера - это в первую очередь голос. И им Хусаин Мазитов владел и легко, и виртуозно. Солдатом оперы он был четверть века честной службы.
Но была у него и вторая блестящая грань таланта. Многие знают, помнят и любят Мазитова как исполнителя песен - и авторских, и народных. Многочисленные концерты, поездки с выступлениями к сельчанам - я бы этот труд назвал поистине подвижническим. Он являлся народным артистом и по званию, и по признанию. В его репертуар вошли более трехсот песен, романсов зарубежных, русских, советских, башкирских композиторов. Он пел на сценах Финляндии, ГДР, Венгрии, Монголии, а уж залов в Советском Союзе и не счесть.
Рассказывать на словах, как поет человек - дело неблагодарное. И прекрасно, что арии и песни в исполнении этого мастера звучат в эфире. Его солнечный голос не спутаешь ни с чьим другим.
И - как я могу не вспомнить о третьей грани таланта Хусаина Мазитова. Таланта прекрасного семьянина, внимательного, нежного и любящего мужа, папы и дедушки! Судьба послала ему любящих его жену Алифу-апу, дочь Гузель, внуков Данияра и Джалиля. Тепла его души всегда хватало на всех.
Среди знаменитостей, заглядывавших в редакцию "Вечерней Уфы" в восьмидесятые годы, в мою душу особенно запали два человека: писатель Анвер Бикчентаев и певец Хусаин Мазитов. Они словно лучились деликатностью и доброжелательностью.
Хусаин-агай, даже будучи тяжело больным, никогда бодрости духа не терял. "Похудел, говоришь? Да ерунда! Врачи все мучают!" И - неповторимая, чуть лукавая улыбка...
Почти тридцать лет сияет свет угасшей в земном бытие звезды Хусаина Мазитова. В масштабах Вселенной - миг. В масштабах человеческой жизни - срок. Выросли наши дети, выросли внуки. Уже стали взрослыми те, кто знаком только со "светом звезды" - его голосом.
А для меня все было, словно вчера... Промозглый весенний день у оперного. "А давайте теперь выйдите из машины!" - "Да как тебе угодно, дорогой мой!"

Вячеслав ГОЛОВ.
Фото автора и из архива семьи Мазитовых.