«Друзей моих прекрасные черты...»

На излете августа в сознание мое тонкой иглой вонзилась мысль о том, что 31-го Сергею Краснову, художнику планетарного масштаба, которому Уфа обязана международной славой, могло бы исполниться семьдесят пять лет. Для творческой личности уровня Сергея Борисовича, увы, в июле 2020-го ушедшего от нас в те миры, о которых он подчас размышлял в своих картинах, это, безусловно, не возраст…
Ведь Краснов, подобно иным мастерам Возрождения, мог бы жить долго-долго, но…
Город, занятый повседневными делами, готовящий детей к школе, начинающий кампанию по закрытию садового сезона, потонув в бесчисленном количестве суетных, сиюминутных событий, к сожалению, не вспомнил про знаменательную в его истории дату. Чего не могу, естественно, сказать о друзьях, родных, собратьях Сергея Борисовича по творческому цеху и самых преданных поклонниках его таланта. Достаточно напомнить читателю, что в Башкирском государственном художественном музее имени Михаила Васильевича Нестерова открылась уникальная выставка живописи Мастера, а на Южном кладбище, земля которого приняла тело Сергея Краснова, появился прекрасный мемориал, созданный теми же людьми, которые, как уже писала «Вечерка», поработали над памятником незабвенному художественному руководителю Государственного академического русского драматического театра Республики Башкортостан Михаилу Исаковичу Рабиновичу. И в их числе – заслуженный архитектор России и Башкортостана Леонид Дубинский и специалисты из мастерской Айдара Акчурина… Такой вот некрополь истинно творческих людей по-явился в этом уголке затонского погоста…
Возвращаясь же к разговору о выставке, развернутой в двух залах БГХМ, сразу оговорюсь, что входите вы в мир мыслей и чувств Сергея Краснова через зал, в котором представлена экспозиция, в некотором роде ставшая прологом к собранию картин Сергея Борисовича (а все эти работы Мастера есть часть коллекции музея). И сим прекрасным прологом стала выставка произведений (живопись, графика, скульптура) уфимских и московских художников, посвященная памяти академика Российской академии художеств, народного художника Республики Башкортостан Сергея Краснова. Это те люди, с которыми Сергей Борисович общался, подчас тесно, когда взаимная симпатия перерастала в дружбу, подчас, быть может, мимолетно, но с большим интересом и уважением к творчеству коллег, в числе коих были и очень молодые люди, чей путь в искусство только-только начался. В числе экспонентов – Александр Толстиков, портрет художника Краснова кисти которого к тому же и открывает экспозицию произведений Сергея Борисовича, Айрат Терегулов, Игорь Тонконогий, Рамиль Латыпов, Марат Марин Александр Буганин, Фирдант Нуриахметов, Влади-мир Лобанов.
…Я брожу по этому прекрасному, исполненному света таланта, приязни и бытийной радости залу, двигаясь от одной прекрасной работы к другой, которая ничуть не менее хороша, готовлюсь ко встрече с Красновым, мысленно благодаря музей за это чудесное вступление, и в памяти моей медленно всплывает фраза одного из классиков литературной критики: «Именно богатство беллетристики определяет богатство литературы». То есть речь идет о том, что творческий гений рождается только на мощной, подготовленной первооснове. Боже Вас сохрани, читатель, от мыслей о том, что я занимаюсь сопоставлением масштабов дарования каждого из этих художников с талантом Краснова!.. Каждый из представленных в экспозиции художников прекрасен, хорош своими индивидуальными особенностями, каждый уже занял место в истории искусств Башкортостана и России. Мои размышления связаны лишь с тем, что семя гениальности прорастает на глубоко вспаханной и обильно политой потом мастеров и их слезами, которыми творцы обливались над своим вымыслом, почвой… Те, кто хорошо знаком с книгами Стендаля, вспомнят то, как легко и свободно творец «Красного и черного» обращался со словом «гений». Он видел черты гениальности и в том, как легко и грациозно садилась в карету иная из прекрасных дам, и в том, сколь ловок и изящен офицер, умеющий держаться в седле, и прочая, и про-чая… Это я к тому, что в каждой из работ и моих любимых Евгения Клейменова и Сергея Игнатенко, и других авторов, чьи графика, живопись и скульптура представлены в первом зале, есть черты озарения, свойственные гению подлинного художника. И, бла-годаря всем им, изумительная «увертюра» к экспозиции Краснова, подобно камертону, настраивает зрителя на эталонное восприятие высоты той ноты, которая звучит в двух залах, где все, каждая деталь, каждый штрих возвращают нам живого, с продолжающей пульсировать в венах горячей алой кровью Сергея Борисовича Краснова, с его обезоруживающей собеседника улыбкой, привычным смешком, мыслями, чувствами и порывами бессмертной души…
Отвлекусь на минуту – подобная метаморфоза произошла со мной 23 августа после открытия уже упомянутого памятника режиссеру Рабиновичу. Острая тоска по Михаилу Исаковичу, по живому общению с ним буквально погнала меня на его последний спектакль «Свой путь», который 5 сентября ГАРДТ в предварительных показах перед открытием сезона представил на своей Большой сцене. И чудо произошло. Спектакль, сохранивший все интонации своего автора, все его раздумья и движения души, подарил мне в этот вечер чувство живого общения с Михаилом Исаковичем, заглушив боль и смягчив тяжелое чувство утраты. Мне все казалось в этот вечер, что МИР сидит где-то в зале, незаметно войдя в него и устроившись в одном из кресел среди заполнивших ряды зрителей…
Так и на сей раз. Два зала с картинами Краснова точно так же вернули мне вполне осязаемое ощущение присутствия Сергея Борисовича, в очередной раз поразив тем, что перед нами живопись художника планетарного масштаба, заново открыв тайное тайных души Мастера, его раздумий, поражая проницательностью и провидческим даром, каковой дан единицам.
Я много раз писала о Сергее Борисовиче и всегда робела, опасаясь того, что мои несовершенные тексты вызовут у художника чувство отторжения. Вот и сейчас меня не покидают эти сомнения, поскольку масштаб его творчества требует от дерзнувшего совершенства пера и умения мыслить на уровне тех чувств, каковые Создатель даровал Мастеру Краснову. И я двигалась по пери-метру зала, заново открывая для себя творческое наследие, казалось бы, такого уже знакомого художника, некогда, узнав, что мы с ним родились в один день, даже подарившего мне одну из своих работ…
Он не раз бывал в редакции «Вечерней Уфы», где в свое время работала его супруга Рашида, умница, талантливый журналист, сделавшая все для того, чтобы Сергей, не отвлекаясь на традиционно мучающие всех бытовые проблемы, полноценно занимался творчеством. И даже тогда, когда Рашида Галиахметовна ушла из «Вечерки», Сергей Борисович забегал к нам – подчас просто переброситься новостями, а иногда, откликаясь на просьбы главной городской газеты, полноценно побеседовать с журналистами, всем составом собиравшимися на разговор с «самим Красновым» в кабинете главного редактора, и свидетельство одной из таких встреч – снимок на первой полосе. Сергей Борисович на этих «аудиенциях» часто шутил – его, бывало, смешили наши вопросы, а по-рой, благодаря этому смеху, он уходил от разговоров о вечных вопросах бытия, переводя чьи-то пафос и горячность в пласт комического…
Мне кажется, собеседников, равных ему по уровню знаний и понимания сути мироустройства, в Уфе практически не было. Безусловно, он общался с собратьями по творческому цеху, с искусствоведами, с музыкантами, особенно джазовыми, поскольку на заре туманной юности сам вполне прилично играл на бас-гитаре (помню, на одном из концертов джазового саксофониста, композитора и аранжировщика Олега Киреева Сергей Борисович за время традиционного для джазменов сета прямо на сцене создал свою импровизацию на тему, кажется, Колтрейна и под вопли зала вручил ее пришедшему в восторг Олегу Хусаиновичу). В числе собеседников Краснова, вернусь к своим прежним публикациям, были – Евгений Евтушенко, Зураб Церетели, сын Федора Ивановича Шаляпина, с которым познакомила художника из Уфы незабвенная Галина Александровна Бельская, и представители мира науки. И вот этот интерес был обоюдным. Наука волновала Сергея Борисовича как особый вид деятельности человека, имеющий своей целью познание окружающей действительности. Его интересовали ее структура, критерии, функции, ее связь с философией, религией, искусством, в конце концов. Он бесконечно много читал, и речь не только о научной фантастике и большой литературе, в том числе и трудах философов и богословов, мастерах поэтического слова, но и о исследовательских статьях ученых… И интерес к гипотезам, выводам и выкладкам последних пристальный взгляд «считает» с картин Мастера. Ученых же, однозначно, интересовали не только безусловный талант Краснова-живописца, но и его провидческий дар, о чем уже не единожды писала «Вечерка», начиная с рассказа о работе «Идолы на Гудзоне», в коей он предсказал американский кошмар 11 сентября 2001 года…
И таких откровений, пришедших Мастеру Краснову в процессе работы над своими произведениями, было немало – Чернобыльская катастрофа, фенольная, экологическая и, конечно, все, что связано с катастрофой, касающейся экологии человеческой души.
Я не буду рассуждать о Красновском триптихе «Азбука геноцида», написано о коем много и самыми известными исследователя-ми. Скажу лишь, что нынешний взгляд на триптих вернул меня мыслями к той ситуации, когда мы, за неимением, образно говоря, «гербовой», сидели в тесных кухнях «хрущевок» и бесконечно обсуждали то, что происходит в нашей стране и, соответственно, в мире. Нет, мы по молодости лет не думали о всадниках Апокалипсиса, мы больше «склоняли» в своих спорах то, что происходит с нами здесь и сейчас, анализируя при этом столь вовремя появившийся фильм Георгия Данелии «Кин-дза-дза!». Конечно, Сергей Краснов пошел гораздо дальше этих горячих, с оглядкой на «стукачей» шептаний на кухне, уже в 1987 году предсказав то, что будет происходить в мире сегодня… И еще, касаемо «Азбуки геноцида»: я не думаю, что в Башкортостане тогда было много художников (равно, как и сейчас), которые знают что-то про «Город Солнца» Томмазо Кампанеллы…
А вот красновская «Бабочка, создающая Вселенную» постоянно уводит меня мыслями к рассказу Рэя Брэдбери «И грянул гром»…
Вообще, с природой у Сергея Борисовича всегда были особые отношения, подобно мастерам эпохи Ренессанса, он по-своему исследовал ее, точнее – не ее, а мироздание, ища исходную точку сотворения Вселенной, образно говоря, проверяя, «щупал» на прочность первокирпичики всего сущего. Он был с ней бережен, но в то же время позволял себе «препарировать» ее тайны. Прямо по Ахмадулиной: «Природа, прислонясь к моим плечам, объявит свои детские секреты…» «Детские» – речь, я думаю, если судить по работам Сергея Краснова, идет о детстве человечества…
И, подобно мудрецам древних цивилизаций, Мастера Краснова влекло небо. Но мечты великих звездочетов прошлого переплавились в его сознании, соединившись с открытиями новейшей истории и прорывом человека в космическое пространство. Долго стоя у картин Сергея Борисовича, представленных в двух залах БГХМ, я думала о том, как смешна на фоне космических во всех смыслах аэроландшафтов Краснова шумиха, которую Первый канал создал вокруг фильма Клима Шипенко «Вызов». Чего только стоит история, о которой упоминает в своей прекрасной аннотации к выставке искусствовед Светлана Игнатенко: некогда журнал «Огонек» опубликовал на своих страницах репродукцию картины Сергея Борисовича «Дороги, ведущие нас». Ее увидели ученые-астрономы и пригласили Краснова на, скажем так, натуру – в станицу Зеленчукскую (Карачаево-Черкесская республика), где он и написал картину «Дорога к Ратану-600». Речь о крупнейшем в мире радиотелескопе с рефлекторным зеркалом около 600 метров. Он принадлежит Специальной астрофизической обсерватории Российской академии наук.
…Летчик-космонавт СССР номер одиннадцать, первый человек в мире, вышедший в открытый космос, дважды Герой Советского Союза, генерал-майор авиации Алексей Архипович Леонов выпустил несколько книг, в числе которых «Пешеход космоса» (1967) и «Выхожу я в космос» (1970) – зная это, мне смешно слушать новости о том, что хорошая актриса Юлия Пересильд, сыгравшая одну из главных ролей в фильме «Вызов», уже успела написать книгу о своем полете в космос… Так вот, Алексей Архипович Леонов, всю жизнь любивший живопись, после своих полетов постоянно писал картины, посвященные космосу, мирозданию и далеким планетам. Его, точно так же, как и Краснова, влекли к себе мечты ученых древних обсерваторий о далеких безымянных звездах. И я с печалью думаю: вот с кем Сергей Краснов моментально бы нашел общий язык, обретя в космонавте Леонове и собеседника, и друга. Но, увы, они оба уже ушли от нас…
…Я выхожу из музея, продолжая размышлять о планетарном масштабе дарования и творчества художника Сергея Краснова. Ценили ли мы это при его жизни? Или все-таки прав Сергей Александрович Есенин: «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье»? Может быть, и понимали, но не ценили так, как следовало, потому что привычка для нас – вторая натура. А когда привыкаешь, то перестаешь остро воспринимать в человеке его фантастические одаренность, интеллект, работоспособность. Иным же и вовсе не хочется признавать в творческой личности черты, возвышающие ее над, как в дни учебы в БГУ говорили у нас на курсе, «протоплазмой». И такое бывает… А вот выставка произведений Сергея Краснова, которая до первых чисел октября действует (в буквальном смысле – на твой рассудок) в Башкирском государственном художественном музее имени Михаила Васильевича Нестерова, все расставила по своим местам. И я настоятельно советую вам побывать на ней. Думаю, чувства, которые она вызовет у вас, совпадут с моими. Иначе и не может быть!
…Завершая разговор, хочу добавить: экспозиция в БГХМ – это еще и вполне осязаемая встреча с Сергеем Борисовичем Красновым, сердце которого бьется в его произведениях, говоря о том, что он остается с нами, живет в нашей памяти, в нашем сознании, в наших чувствах, меня лично после визита в музей еще долго будут волновать сюжеты, мысли и огромное дарование подлинного Мастера Сергея Краснова. Это как моя уже упомянутая встреча с Михаилом Рабиновичем на его спектакле «Свой путь». И с Сергеем Борисовичем на этой выставке мне тоже все-таки удалось поговорить, пусть и не долго… Помните, у все той же Беллы Ахмадулиной?
«И вот тогда – из слез,
из темноты,
из бедного невежества
былого
Друзей моих прекрасные
черты появятся
и растворятся снова».