Ангельское сердце

Бедная Лиза,

или Благословение монахини Марии

Выражение “брак по расчёту” чаще всего подразумевает нечто отрицательное, корыстное... Но история, которую я хочу рассказать, относится к тому редкому случаю, когда от “расчёта” выиграли обе стороны.

Моя героиня - Елизавета Семёновна Орешникова, 1835 года рождения, была средней сестрой моей прабабушки. Семья принадлежала к не слишком богатым помещикам, имевшим усадьбу в живописном месте под Казанью (теперь здесь проходит автотрасса и линия метро). Старшая и младшая сестры, а также два брата уже имели семьи, жили отдельно, как тогда говорили, своим домом. Лизонька рано начала помогать старшей сестре - нянчила ее детей, следила за ведением хозяйства. К восемнадцати годам практичная девушка легко считала прибыли, руководила прислугой, умело занималась торговлей, не позволяя крестьянам лениться и воровать хозяйское добро. Ее личная жизнь словно растворилась в семье старшей сестры. Лиза приучила своих племянниц к рукоделию, а заодно во время занятий вела с ними разговор на французском или немецком языке. Когда пришло время отдавать девочек в гимназию, вся семья перебралась в Казань.
Больше года Елизавета прожила в городе, но тихая, размеренная жизнь в усадьбе, большое хозяйство с полудюжиной коров и десятком коз, любимые цветы, пасека... манили ее обратно - в родовое гнездо. Сестры поговорили, поплакали и расстались.
Елизавете Семёновне пошел четвертый десяток, когда к ней приехала погостить приятельница старшей сестры; это была восьмидесятилетняя дама - энергичная, говорливая, выглядевшая гораздо моложе своих лет. Она уже давно подыскивала невесту своему беспутному сыну - московскому юристу, азартному игроку в карты, любителю дорогих вин и дешёвых женщин. Елизавета Семёновна произвела весьма благоприятное впечатление на маму легкомысленного жениха, и практичная гостья не откладывая дела в долгий ящик откровенно рассказала ей о своем “Петруше”. Порешили на том, что в ближайшее время Пётр Ильич самолично приедет к Елизавете Семёновне “на парное молочко”, “а там, глядишь, и дело решится”.
Пётр Рыкин за отказ от светской жизни получал откупную: деревеньку под Архангельском с мельницей и лесопилкой, доставшейся Рыкиным по наследству от дальней родственницы. Жених, к тому времени уже слегка поседевший, имел одутловатое лицо со слезящимися глазами и двойной подбородок. Впрочем, и возрастом он был почти на два десятка старше предполагаемой невесты. Все эти приметы бурных страстей полноценно отражал фотопортрет “Петруши”, который как бы случайно, остался на туалетном столике Лизы.
Елизавета Семёновна также понимала, что нужно устраивать собственное гнёздышко, а мельница с лесопилкой привлекали ее хозяйственную натуру гораздо сильнее, чем шелка и дамские безделушки.
Знакомство жениха и невесты произошло летней порой, в обстановке мало романтической... Суженая месила тесто на хлеба, руки у нее были в муке, когда на пороге летней кухни возник элегантно одетый джентльмен с саквояжем и тростью в руке. Он театрально приподнял шляпу и поклонился. “Ах, это вы... Пойдемте!” - будничным тоном произнесла Елизавета Семёновна и, отряхнув руки, быстро зашагала через двор к дому.
Сейчас уже трудно понять, чем же приглянулись друг другу два таких разных человека. Но историю с “последней бутылкой коньяка”, которую Пётр Ильич выпил на пару с конюхом Агеем и которая стала действительно последней в его жизни, передавалась у нас из поколения в поколение.
Венчание и свадьба состоялись в Казани, а в конце лета 1867 года молодожены отправились в Архангельск вступать в наследство. Пётр Ильич быстро смирился со своим новым положением и даже гордился умной и властной женой, которая взяла в свои руки бразды правления всеми делами.
Через десять-двенадцать лет повзрослевшие казанские племянницы приезжали навестить свою тетушку Лизу. Девушки были счастливы поближе познакомиться с Петром Ильичом, который на свежем деревенском воздухе совсем раздобрел, загорел и даже как-то помолодел. От скандального прошлого у бывшего московского юриста осталась лишь курительная трубка, да и то... Пётр Ильич давно уже не курил, а только посасывал по привычке мундштук.
Местные работники, трудившиеся у Рыкиных по найму, со всеми своими проблемами и просьбами обращались к “хозяюшке Лизавете Семёновне”, которая активно вникала в суть их забот, помогала людям и словом, и делом. Пётр Ильич изредка приезжал верхом на лесопилку, болтал с мужиками о погоде или лошадях, но главным его увлечением стала оранжерея, где он выращивал розы, и зимний сад с экзотическими фруктами; а еще новый архангельский помещик пристрастился к чтению французских романов и игре в шашки.
Чета Рыкиных представляла две полные противоположности... Елизавета Семёновна никогда не проявляла открыто своих эмоций, редко смеялась и говорила только о хозяйстве, о насущных делах, об урожае. А вот Пётр Ильич мог позвать “Лизончика” в дальний уголок сада, чтобы показать ей раскрывшийся бутон или послушать пение птиц. Изредка и Елизавета Семёновна устраивала сюрпризы: появлялась в дальней беседке, где в кресле дремал ее Петруша, с тем, чтобы порадовать его свежими оладушками со сметаной или попить вместе кофе со сдобными крендельками. Они могли подолгу молчать, изредка перебрасываясь короткими фразами, но эта внешняя холодность вполне устраивала их обоих. Бывали случаи, когда Пётр Ильич оставлял сентиментальный роман с заложенной на определенной странице ленточкой на кровати своей “любезной хозяюшки”... Через некоторое время, за обедом или чаем книга возвращалась к Петру Ильичу опять-таки молча, но легкий румянец на щеках Лизоньки говорил о том, что она прочла отмеченные страницы и оценила внимание супруга.
Наверное, жизнь Рыкиных, так похожая на судьбу гоголевских старосветских помещиков, тихо и мирно подошла бы к своему логическому концу, если бы не опередившая события трагедия... В 1878 году на лесопилке случился пожар. Пётр Ильич примчался с мужиками тушить разгорающееся пламя. Подоспели люди из соседней деревни. Услышав крики о помощи, Пётр Ильич бросился в помещение спасать своих работников. Двоих вынес на плечах, с третьим, шатаясь, в обнимку появился в проеме двери и рухнул, подхваченный крепкими руками. К сожалению, ожоги лица и рук оказались очень тяжелыми. Пётр Ильич пришел в себя на несколько минут... Увидев склоненное над ним лицо Лизоньки, он едва слышно прошептал: “Прости меня, милая...”
После похорон мужа Елизавета Семёновна стала словно еще тише, незаметнее, но... ничто не изменилось в ее распорядке дня.
В конце XIX века постаревшая Лизонька приехала в Уфу к своему брату, который купил просторный дом на Аксаковской улице. Цветущие сирени, уютный дворик с небольшим садом-огородом напомнили ей усадьбу под Казанью, детство, юность... Елизавета Семёновна решительно и быстро передала управление архангельской деревенькой своим родственникам, что-то продала и перебралась в Уфу. Здесь к старым привычкам рачительной хозяйки добавились благотворительность и поездки по святым местам.
Мой дед, вернувшийся после русско-японской войны и впервые увидевший Елизавету Семёновну, был совершенно обескуражен аскетическим образом жизни этой женщины, ее внутренней духовной силой и одновременно - добротой и каким-то внутренним светом. Вскоре после свадьбы моих будущих бабушки и дедушки в Благовещенском монастыре, расположенном на высоком берегу реки Белой, что по улице Большой Усольской (ныне Сочинская), Елизавета Семёновна под именем Мария приняла постриг.
В 1913-1918 годах моя бабушка со своими детьми частенько навещала тетю Лизу. Отец вспоминал узелок с монастырскими яблоками, которыми она их угощала, небольшие складные иконки, написанные самой Елизаветой Семёновной для близких ей людей, ее легкие, как птичьи крылья, руки, благославлявшие всех на прощание...
Последний раз тетю Лизу видели осенью 1918 года. В России шла Гражданская война. В Уфе в 1918-1919-х власть менялась неоднократно. Говорили, что монахиню Марию убили, когда она не позволила снять со стены иконы, но были ли это представители армии белых или красноармейцы - не известно. Мертвой Елизавету Семёновну никто не видел, место захоронения не найдено. Возможно, ее могилка осталась незаметным холмиком среди множества появившихся в тот период братских могил, а может быть, неутомимой труженице удалось покинуть пределы страны и она еще долго посылала нам свое благословение...