Последний поклон

Своим двором введённый во дворянство...

В минувшую субботу, 11-го марта, перестало биться сердце большого и преданного друга "Вечерней Уфы", известного педагога, краеведа Бориса Леонидовича Попова.

В тот день, пятнадцать лет назад, он сидел передо мной задумчивый и немного растерянный: "Вот вчера похоронили мы Юрку. Приехал я с кладбища, поставил перед собой его фото. Махнул рюмашечку. Всплакнул. Ты на панихиде хорошо о нем сказал. Когда я помру, про меня тоже вверни чего-нибудь эдакое. Хорошо?"
Они трогательно дружили и искренне любили друг друга. Очень разные: Борис Попов - сама интеллигентность и деликатность, и Юрий Дерфель - мэтр, глыбища башкирской спортивной журналистики, блестящий мастер слова, но скабрезник и балагур. "Юрка, ну ты опять пошлишь..." - "Бося! Не ворчи!" Их объединяла любовь к литературе, истории, нумизматике, глубочайшее чувство уважения к ветеранам войны...
Я зачитывался материалами Попова, которые были столь совершенны по языку и стилю, что их щадило даже всегда жестко правящее перо Юрия Федоровича. В них был неповторимый аромат старой Уфы, героями их становились простые, но в то же время удивительные люди.
Краеведы - народ особенный. Я заметил, что они очень ревностно относятся к открытиям и публикациям коллег. В крови у них сидит эдакий червячок: "Нет! Это было не так!.." Попов же себя краеведом не называл и на лавры сии не претендовал абсолютно: "Да не краевед я, просто долго живу, и у меня хорошая память".
Да какой там хорошая - феноменальная! В свои девяносто он перечислял коллег по заводскому цеху, мог безошибочно назвать имена и фамилии учащихся всей группы в библиотечном техникуме, где преподавал долгие годы. И совсем он меня сразил, когда перечислил своих одногруппников в... детском саду.
Он писал вкусно. Как и его друг Юрий Дерфель. Мало ли кто рассказывает в газете о своем детстве, молодости... Но я просто с жадностью вскрывал его конверты с очередной "баечкой" и, частенько не тронув ни одной буквы, кидал рукопись в набор. Переехав в Тюмень и почти в девяностолетнем возрасте освоив компьютер, он свои письма теперь набирал. И в каждом послании, кроме статейки в газету, он старался побаловать меня анекдотом, текстом забытой песенки, байкой военных лет... "Алло! Сла-а-авочка! Привет тебе из Тюмени! Ты получил мою баечку? Если не понравится - не публикуй. Я не обижусь. Привет семье и всем вечеркинцам!"
Мой друг, конечно, по-стариковски хандрил. Ворчал: "Все, не буду больше писать. Устал, здоровья нет". Но я знал, что не писать он не сможет. "Алло! Слушай! Я тут такого интересного мужичка вспомнил! Сегодня пришлю тебе баечку..."
Я настолько привык к его тонкому, доброму юмору, самоиронии, что не мог до конца проникнуться серьезностью каких-то его слов и признаний. И очередной его телефонный пассаж на прошлой неделе о двух очередных баечках "и на этом всё" я пресёк привычным: "Пишите, дорогой мой, пишите! Мы Вас любим и ждем новых заметочек!" Но он в конце разговора тихо добавил: "Славк! Похоже, я умираю..." Конверт с двумя баечками пришел за два дня до его кончины...
Яркая, интересная, честная жизнь. Он не изменял принципам, ни под кого никогда не подстраивался, не рвал партбилета, торопясь завести билет новой, ныне правящей партии. До конца дней был убежденным атеистом. Его взгляд на события, факты и вещи был мудр, честен и свеж. Читатели помнят его меткие высказывания в газетной рубрике: "Но тут подошел Попов..."
Он был частью нашей "Вечерки", хоть в штате газеты никогда не числился. Но в нашем дружном "хоре" его голос был удивительно чист и точен. И его душа - часть большой души газеты, которую он любил. Спасибо замечательным, бескорыстным уфимцам, нашим друзьям, которые в прошлом году собрали и издали удивительную книгу "Уфимские истории" из серии "Уфимская сирень", вобравшую в себя часть газетных публикаций Бориса Попова и воспоминания о нем.
И спасибо тебе, дорогой наш друг! Спасибо за то, что был, писал, преданно любил нас. Любил Уфу и уфимцев. Любил жизнь.
Земля тебе пухом!