Мои армейские были...

С детства у нас в семье было самое уважительное отношение к военным, к военной форме. В годы Великой Отечественной войны в моем родном поселке Кандры располагалась воинская часть: днем слышались разрывы гранат и мин, а вечером солдаты с песнями возвращались в казармы. Мы, ребятня, с восхищением смотрели на них, старались идти рядом. Людей в военной форме в райцентре было много, и от встреч и контактов с ними остались самые теплые чувства и понимание того, что солдат - защитник и помощник во всем. Однако от тех, кого через станцию эшелонами провозили на фронт в штрафные роты, впечатления самые неприятные - от их дикого грабежа...

В Башкирском государственном университете в годы моей учебы не было военной подготовки, кроме того, по состоянию здоровья я был освобожден от призыва. Но после двух лет работы учителем истории, несмотря на то, что мои родители - пенсионеры, я был призван 22 октября 1962 года в ряды Советской Армии. Нас, новобранцев, а это более сотни человек из Башкирии, привезли в воинскую часть 25 октября. Мы были поражены видом старослужащих - все какие-то бледные, помятые. На вопрос, что с ними, они с горьким юмором отвечали: "А как бы вы выглядели, если бы три дня в противогазах походили и питались сухим пайком?". Выяснилось, что именно так осенью 1962 года отразился на Вооруженных силах СССР Карибский кризис.
Гарнизон наш располагался в сосновом лесу параллельно старой границе СССР (до 1940-го). Так что мы ежедневно тренировались, ходили и отдыхали рядом с развалинами старых военных укреплений и по тропинкам, протоптанным советскими часовыми в 20-40-х годах. Казарма наша также находилась в сосновом бору, поэтому отцы-командиры шутили, что мы, солдаты, живем в лесном санатории. Теперь, как известно, усилиями "демократов" Европы и России граница с прибалтами пролегает там же, где она была до 40-го...
Почти половина командиров рот прошла дорогами Великой Отечественной. Гарнизон возглавлял полковник Алексей Карасев, в 1941 году ушедший на фронт добровольцем после выпускного класса десятилетки. Он воевал на гвардейских минометах "Катюша" и дошел до Германии без ранений. Завершил войну в боях с японцами в Маньчжурии, где чуть не попал в плен, когда их часть зашла далеко в тыл японцам. Полковник Алексей Карасев являлся образцом русского и советского офицера; был требователен, порядочен и никогда не повышал голоса на солдат, за что они за глаза ласково его звали "Батя". Это не купленное, а шедшее от всей солдатской души признание. Когда через несколько лет после демобилизации я столкнулся с ним на станции московского метро, он был уже в генеральской форме, первым назвал меня по фамилии и спокойно спросил: "Какими судьбами Вы, Мордвинцев, в Москве?". Я ответил, что учусь. Он с удивлением задал вопрос: "Ведь Вы же окончили университет?!" Я сказал, что обучаюсь в аспирантуре МГУ. Он тепло поздравил меня и в свою очередь сообщил, что служит теперь в одном из подмосковных гарнизонов.
Его заместитель по строевой части подполковник Сметкин также хлебнул военного лиха. Был всегда чист, подтянут, аккуратен и вежлив. Обожженную на войне юность и душу иногда пытался заглушить известным в России способом.
Фронтовиком был и командир нашей части - белорус подполковник Алексей Предыбайло. В разговорах со мной он часто обращался к истории Великой Отечественной войны, особенно его волновали причины нашей Победы. Он говорил, что фашисты долгое время были сильнее, превосходя нас военной техникой со всей Европы, организованностью и дисциплиной своих военнослужащих. Но затем, говорил он, и мы научились воевать, и своя новая техника стала поступать, и злость к врагу превратилась в ненависть, в стойкость, в стремление его победить во что бы то ни стало (по словам Предыбайло, после 43-го мы стали немца "брать просто нахрапом"). С юмором он рассказал мне о том, что после войны был комендантом закрытого городка на одном из озер на Урале. Привезли туда наряду с нашими и ученых из оккупированной Германии. После первого дня работы немцы совершали вечерний моцион и, видимо, не очень внимательно прослушав инструкции о правилах поведения на территории городка, увлеченно беседуя, вышли на тропку, что бежала по берегу и вдоль колючей проволоки. Часовой их окликнул по-русски: "Стой! Кто идет?" Поскольку языка они не знали, то и не ответили. Страж выстрелил вверх, положил их в грязь, на мокрую тропинку, и вызвал разводящего. Больше, конечно, немцы порядка не нарушали.
Часто и подолгу беседовали мы с командиром на разные темы. После моей демобилизации переписывались с ним лет десять. Он, уйдя в отставку, уехал в свой родной белорусский Гомель.
...Моим главным начальником за три года военной службы стал замполит батальона, подполковник-фронтовик Алексей Кононов. Лицо и руки его были изранены во время боев на Мамаевом кургане в Сталинграде. После прохождения курса молодого бойца и принятия военной присяги меня избрали секретарем комсомольской организации части, которая насчитывала около пятисот человек. Кононов потребовал, чтобы я лично принимал взносы у них. Я был недоволен, зато к концу года знал в лицо практически каждого солдата и не путался в абхазских, азербайджанских, армянских, грузинских, польских, украинских, башкирских, татарских и других именах и фамилиях. Ребята тому сильно удивлялись - особенно кавказцы, щепетильные в этих вопросах, но у меня сработала учительская привычка личного (индивидуального) подхода к ученикам.
В середине октября 1964 года я зашел в штаб части и увидел через распахнутую дверь кабинета замполита, что он в возбужденном состоянии командует действиями солдат, снимавших со стены портрет Никиты Хрущева. На мой недоуменный вопрос, что происходит, Кононов с радостной злостью ответил: наконец-то этого сняли с поста, и выругался. Я был просто ошарашен таким поворотом событий в КПСС.
Очень удивил своими оценками один из командиров роты - фронтовик Петров (фамилию помню не точно). В очередную осень прибыло пополнение из Узбекистана и Тувы. Приказом по батальону меня включили в комиссию по его приему. Сижу, принимаю комсомольские билеты, другие документы. Вдруг в предбанник входит Петров, не включенный в состав комиссии, и расспрашивает меня про новичков. Удивленный его поведением, я спросил: в чем причина такого внимания к новобранцам? Он выпрямился и строго, с глубоким внутренним смыслом, сказал: "Ты что, Мордвинцев, не понимаешь, где находишься и что происходит вокруг?! Я - фронтовой офицер, моя боевая задача в любой момент вместе с моей ротой защитить Родину! Я на фронте усвоил, если в воинской части нет половины солдат из славян, татар, башкир, я не смогу выполнить боевой приказ!" Слова человека, прошедшего ад Великой Отечественной, меня потрясли. Я, как и многие советские люди, читал, видел в кино, слышал, что все народы СССР защищали и защитят границы и жизнь советских граждан. А тут такая жестокая этническая оценка прошедших сражений: если нет в военном подразделении пятидесяти процентов русских, украинцев, белорусов, татар и башкир, она неуправляема и небоеспособна...
...Офицеры-фронтовики по отношению к нам действовали по поговорке, выработанной самой военной жизнью: "Солдата не надо жалеть! Его надо любить!" То есть солдата надо уважать и требовать от него по военному закону - по Уставу и по разумному воплощению оного - приказу. Как правило, такая позиция войсковых и командиров воинских подразделений давала только положительные результаты в строевой и боевой подготовке.
Послевоенные офицеры, окончившие специальные учебные заведения, по образованности стояли, может быть, и выше старшего поколения, но уступали ему в человеческих качествах, были слабее в своем гражданском стержне. Кто-то предпочитал считать себя "военной косточкой", кто-то был авантюристичен, кто-то вообще случайно оказался в армии...
Мой непосредственный шеф - старший лейтенант Карев, начальник артвооружения гарнизона - не стесняясь говорил, что он, будучи дежурным по гарнизону в Саратовской области, 12 апреля 1961 года покинул свой пост и уехал на служебном мотоцикле в поле, чтобы вместе с колхозниками обдирать на память капсулу, в которой приземлился Юрий Гагарин. Спасло Карева от дисциплинарного батальона только то, что он был зятем командира гарнизона. Его понизили в звании и перебросили в часть, где я служил. Но и здесь, после ночных пьянок, он приходил на службу, когда уже давно пробило шесть вечера и солдаты возвращались в казармы, уводил меня в кабинет, и я до полуночи выполнял его распоряжения. Помню, однажды в доверительной беседе с ним дал понять, что он поступает неправильно. И Карев заявил: "А я хороший! Бабушка об этом сказала мне в седьмом классе!"...
Больше всего, конечно, поразил меня личный разговор с офицером Федоровым - недавним выпускником лучшего военного училища имени Верховного Совета РСФСР ("Кремлевки"). Как-то после занятий он с горечью произнес: "Как хорошо было офицерам царской армии в девятнадцатом веке. Не выполнил солдат распоряжение офицера, а он его за это палкой по морде, по спине..." Я не выдержал и спросил лейтенанта, а как бы он воспринял палочное "воспитание", если бы был этим солдатом. Последовали пауза, злой взгляд, и разговор прекратился. В нем, видимо, прочно засела мысль о карьере любой ценой; вскоре Федоров женился на старой деве - дочери заместителя командира гарнизона и через короткое время, обойдя законных претендентов на такое образование, уехал в Москву - учиться в Академии Генерального штаба. Я нередко сегодня думаю, что именно такие "скорохваты" в 1990-1991 годы перебежали на сторону Бориса Ельцина, отказавшись защищать Советский Союз, который их обучал, воспитывал и который они предали.
Звездой нашей части был другой капитан - Петров, мой земляк из-под Бирска (к сожалению, не помню его имени и отчества). "Строевая косточка", он всем нам напоминал легендарного комдива Гражданской войны Василия Чапаева: горяч до самозабвения, честен, пример в военном деле для любого (в обучении солдат он действовал по принципу: "Делай, как я"). Из-за горячности его понизили в должности, сняли с поста командира роты и направили командиром хозвзвода. Это подразделение из поваров, шоферов, связистов всегда считалось самым расхлябанным в строевой и боевой подготовке. Однако Петров без громких слов, без нахрапа в течение полугода добился того, что хозвзвод лучше всех сдал проверку. Солдаты полностью доверяли его требовательности, изо всех сил старались получить одобрение капитана. Личность - она и есть личность для всех, содержание нельзя заменить формой. Петров добивался от подчиненных понимания того, что в армии офицер и солдат - единое целое, хотя они и разные части этого целого. Как толстовский капитан Тушин, как Чапаев, как герои фильма "Офицеры", капитан Петров всем своим существом и действиями показывал: есть такая профессия - Родину защищать!
Часть наша располагалась на территории старинной русской области на стыке России, Белоруссии и Латвии, где неподалеку находится ныне памятник "Партизанской славы". Фашисты оккупировали этот край на долгие три года (июль 1941 - июль 1944-го). Здесь было очень сильное партизанское движение, которое, как правило, возглавлялось директорами или учителями школ. Так устроено было советское довоенное школьное образование: одна из самых высоких зарплат на селе - у учителя; ему бесплатные квартиры, свет, топливо; учитель - главный агитатор и пропагандист жизни без господ, общества равноправных тружеников; учитель - пример во всем окружающему населению. И когда летом 1941 года вторглась армия насильников со всей капиталистической Европы, учитель вместе с учениками, верившими ему и на уроках, и в жизни, ушел отстаивать честь и независимость Родины - России, СССР. Движение было настолько сильным и массовым, что гитлеровцы не смогли его подавить, и перед приходом Красной Армии латышские фашисты, палачествовавшие в этих краях, насильно вывезли все русское население в лагеря Резекне и Саласпилс. В те самые лагеря, которые недавно президент современной Латвии скромно назвала лагерями "перевоспитания" для русских людей...
На 9 мая 1963 года наша часть выделила взвод для проведения праздничных мероприятий в районе. С утра в райцентре возле кладбища проходил митинг, на котором от имени солдат Советской Армии поручили выступить мне. Скажу честно, несмотря на учительский опыт, говорилось тяжело: прямо передо мной стояли с семьями поотрядно партизаны и фронтовики. После митинга тут же, возле кладбищенской ограды, каждый партизанский отряд развел костры, готовил пищу, пережившие войну бойцы славили Великую Победу, вспоминали друзей боевых, пели песни. Командиры отрядов перебирали события, выявляли героев-подпольщиков, зачастую известных только им лично, обнаруживали и струсивших, предавших. Это было не кино "понарошку" или "мясницкий" телефильм про войнушку, а сама История, сама война с ее итогами и последствиями.
В течение дня на машине мы объехали ряд сельских митингов. Везде нас ждали как своих, пытались задержать подольше, без конца требовали повторения номеров простой солдатской самодеятельности. Заканчивался день, надо возвращаться в часть, но замполит Алексей Кононов настоял, чтобы мы полностью выполнили график поездки, предложенный райкомом КПСС. На закате с трудом по лесным дорогам доехали до небольшой деревеньки. Думали, если мы опоздали более чем на два часа, то и люди давно разошлись. И ошиблись. Перед зданием местной школы нас все равно дожидались, и тут же начался митинг. Его открыла женщина, получившая ранение в ногу, без одной руки, на ее пиджаке было с десяток орденов и медалей. Позже мы узнали от сельчан, что она, бывший завуч, ушла в партизаны вместе со своими выпускниками-семиклассниками 1941 года... Вернулись мы в часть поздней ночью.
...Служба проходила в полутора сотнях километров от заповедника "Михайловское", где когда-то жил первый Пиит России - гений русской словесности Александр Сергеевич Пушкин. Комитет комсомола уговорил командиров провести экскурсию в Пушкинский заповедник для солдат, успешно сдавших весеннюю проверку. В июне 63-го отправились туда на двух машинах. В яркий солнечный день побывали мы в поселке Пушкинские Горы, где у церкви Святогорского монастыря похоронен Поэт, а возле могилы стоит доска с надписью: "Проверено, мин нет. Старший лейтенант Старчеус". Пешком прошли от дома Вульфов до усадьбы Пушкиных, до реки Сороть. Замечательная экспозиция музея, созданная его директором-фронтовиком Семеном Степановичем Гейченко, освобождавшим Пушкиногорский район в 1944 году, прекрасные экскурсоводы ленинградской школы, роскошная природа парка-музея создавали у нас, солдат из Сибири, с Кавказа, Поволжья и Башкирии, иллюзию того, что мы - соучастники жизни Пушкина. Как произнес один солдат - повар Павел Мшвениерадзе, после экскурсии: "В таких местах нельзя не писать стихи".
Естественно, у нас после поездки родилась идея поэтического вечера. В течение месяца подготовили газету со стихами своих любимых поэтов России и СССР, а также отдельную стенгазету "Поэтическое слово" с виршами наших солдат, имевших образование от семи до десяти классов. Часть стихов прозвучала в исполнении самодеятельных авторов. Вечер вела заведующая библиотекой, жена замполита, литератор по образованию. Огромное впечатление на всех произвело чтение сержантом Ереминым отрывка из поэмы Александра Твардовского "Василий Теркин" ("На привале") под аккомпанемент гармони. Вечер удался на славу.
...Отдельная тема - политическая подготовка военнослужащих. Решения о ее содержании принимались вскоре после ХХII съезда КПСС, определившего курс на строительство коммунизма, воспитание нового человека в СССР. Ныне доподлинно известно, что это был скороспелый забег вперед, когда желаемое выдается за действительное. Однако тогда партийные директивы полагалось выполнять.
Для политической учебы солдат был издан неплохой учебник, сочетавший в себе философию и обществознание. Но при небольшом уровне образования и культуры большинства наших ребят это был тупиковый путь познания философских воззрений. Так, на одном из политзанятий командир взвода, лейтенант, после неудачных попыток растолковать своим подопечным политико-философские категории, бросил учебник на стол и заявил: поскольку он не понял тему, может, парни сами разберутся... Замполит Алексей Кононов принял по этому поводу радикальное решение - пусть вместо офицера занятия проводит рядовой Мордвинцев. Прошло несколько занятий, и на одно из очередных приходит начальник политотдела гарнизона подполковник Блинов. Темой "урока" выбрали "Способ производства, производительные силы и производственные отношения". Я, как мог, постарался раскрыть эти пункты. Но когда закончил изложение и перешел к закреплению материала, то в ответ на все мои вопросы следовало сосредоточенное молчание солдат. Короче, мне пришлось популярно отвечать на них самому. Занятие закончилось, с начальником политотдела мы вышли из Ленинской комнаты, завернули в кабинет командира роты... Начальник сел, я стою. Он молчит, молчу и я - ведь занятие провалено. Наконец, после долгой паузы Блинов ровно, спокойно говорит: "Вот ведь что означает университетское образование! Я бы так ясно и доходчиво не смог изложить столь трудную тему. Молодец, Мордвинцев, спасибо тебе за труд!"
Осенью того же года я вновь оказался в подобной ситуации - во время осенней проверки по политической подготовке. Пришел к нам проверяющий, стал по списку задавать вопросы. В ответ - молчание. Я в панике - год работал, и все насмарку, проверка срывается. Офицер оказался не буквоед, сметливый, от официальных вопросов он перешел к своим вариантам. Спрашивает: "А кто знает биографию Ленина?" В ответ несколько рук. Поднялся один солдат: "Рядовой Чуваков. Ленин родился в 1870 году в Симбирске, в тех же краях, откуда и я. Ленин хорошо учился, создал Коммунистическую партию, Красную Армию, колхозы, очень любил детей. Рядовой Чуваков ответ на вопрос закончил". Офицер похвалил солдата. Проверка продолжилась в том же духе...
Еще раз побеседовать с начальником политотдела мне пришлось незадолго до демобилизации. Он вызвал меня, уговаривал остаться служить его заместителем по комсомольской части или директором гарнизонной средней школы. На все его предложения я ответил вежливым отказом, сославшись на то, что хочу продолжить образование в аспирантуре. Последовала пауза, во время которой Блинов пошел багрово-сизыми пятнами и вдруг выпалил: "Мордвинцев, ты меня не любишь!" Я ждал чего угодно, только не такой реакции. На том мы и расстались, не было у меня "военной косточки"...
...Конечно, эти заметки очень личностны, отражают только мои собственные впечатления. Но общий вывод хотелось бы сделать более объективным. Как и в мирной жизни, на военной службе трудностей и проблем хватает, но не они определяют нахождение в строю. Во все времена военный труд востребован. Пушкинский Гринев, капитан Тушин Толстого, Василий Иванович Чапаев и Георгий Константинович Жуков, комсостав, любимый народом по кинофильму "Офицеры", а еще мои прекрасные командиры Карасев, Предыбайло, Кононов, капитан Петров судьбами своими, повторюсь, доказывают нам, что есть такая профессия - Родину защищать! Защищать, отстаивать, а не грабить и ослаблять оборону России по-сердюковски...

Геннадий МОРДВИНЦЕВ.
НА СНИМКАХ: фотография сделана во время поездки в Пушкиногорье; Геннадий Мордвинцев в дни службы; а это он (крайний справа) с армейскими друзьями.
Фото из архива автора.