Замечательный человек, или Путь к себе художника Бориса Самосюка

Конечно, об этой выставке, развернутой в трех залах Башкирского государственного художественного музея имени Михаила Васильевича Нестерова, нужно было написать раньше. Но поверьте, уважаемый читатель, она произвела на меня такое мощное впечатление, что я все никак не могла выстроить разбегающиеся мысли в единую цепь повествования и приступить к материалу…

Помните у Анны Андреевны Ахматовой? «И было сердцу ничего не надо, Когда пила я этот жгучий зной… «Онегина» воздушная громада, Как облако, стояла надо мной…» Вот такой же «воздушной громадой» с середины марта «стояла» надо мной юбилейная выставка уникального мастера, заслуженного художника Республики Башкортостан, члена Союза художников России, тонкого, умного, талантливого педагога, философа, мыслителя, человека редкостной широты кругозора – Бориса Самосюка.
Выставка сия, на моей памяти, впервые представившая творчество этого живописца и графика столь монументально, была приурочена к юбилею Бориса Алексеевича, который, прямо по тексту одной из арбузовских пьес, у него в сентябре, но у БГХМ свои планы, на кои подчас влияет масса обстоятельств, вплоть до чьего-то давления, а посему все произошло в марте, распахнув зрителю створки в огромное небо духовных исканий и раздумий художника, каждый раз находившего те способы воплощения задуманного, которые диктовала ему избранная тема. Это слова самого Бориса Самосюка, не раз звучавшие в процессе экскурсий, которые он вел для посетителей своей выставки. В этом смысле Борис Алексеевич четко следовал учению великих отцов философии, утверждавших, что именно содержание диктует форму. И каждый раз, находя новый сюжет для раздумий, он погружался в неизведанное, поражая свой ближний круг тем, что, отринув привычное, в чем-то даже устоявшееся, шел иным путем. Для меня это, пожалуй, второй случай в моей журналистской практике, когда я, пораженная масштабом личности, не нахожу в себе смелости для того, чтобы подступиться к утесу и откровенно трушу, стоя внизу, и лишь задираю голову, чтобы следить за поворотами еле заметной тропы, ведущей к вершине. Первым был незабвенный Сергей Борисович Краснов. И вот теперь Борис Алексеевич Самосюк, оценить религиозно-философские искания коего, воплощенные в его живописи, в полной мере смогут, пожалуй, только истинные ученые, тонкие знатоки и толкователи Слова Божия, искусствоведы высокой пробы, вдохновенно выступавшие на церемонии открытия экспозиции…
Если же вернуться к упоминанию тропы, которая от подошвы горы ведет смельчака к вершине, то в проекции сей метафоры на Бориса Самосюка я все же поменяю терминологию. Поскольку сама выставка в Нестеровском музее диктует нам понятие «путь». Да, эти почти семьдесят работ (тридцать из числа которых вошли в коллекцию музея!), охватывающие период с 1990-го по 2022 год, есть свидетельство того, что жизнь Бориса Алексеевича Самосюка в искусстве есть путь – многотрудный, подвижнический, безусловно, исполненный потерь и обретений (я уверена, что обретений было гораздо больше), света, радости и любви. Пафосно – скажет читатель. Я даже знаю человека, который самым первым попеняет мне на воодушевленную патетику. И да, и нет, уважаемые. Да – потому, что сей подъем, энтузиазм, если хотите, требуют впечатления, полученные от созерцания картин и листов Бориса Алексеевича, заставивших меня понять то, насколько мало я знаю и несколько утилитарно мыслю. А нет – потому, что, переходя от работы к работе, из зала в зал шаг в шаг за Борисом Алексеевичем, который негромко, мудро и с долей иронии в свой адрес вел экскурсию, а мне посчастливилось попасть на нее, мы, группа избранных следовали за Учителем, ловя каждое слово. И это тоже был путь, в процессе преодоления коего разгоряченная кровь наша побежала по венам быстрее, голова стала ясной, а глазам открылось то, что привычным взглядом не всегда увидишь. Мы вместе с автором двигались по тем улочкам Иерусалима, которые помнят жар крови, стекающей из ран Назарянина, несущего свой крест на Голгофу, вглядывались в обличья тех четырех, что носят имя Иуды, и словно чувствовали, подобно апостолу Петру, все трещинки черных камней Капернаума…
Двигаясь за художником, мы за эти три часа, словно ученики, внимали Воспитателю (в данном случае это впрямую совпадает с греческим paidagogos), открывавшему нам главу за главой истории человечества. Залы музея и картины Бориса Алексеевича легко позволяли нам преодолевать тысячелетия, проходя сквозь них от первого-второго веков вплоть до наших дней. Негромкий голос вел нас за собой, и мы, словно дети Авраамовы, следовавшие за Моисеем, были загипнотизированы знаниями автора, глубиной его мысли и воплощенных в живописи образов…


Я ступала в хвосте растянувшейся людской цепочки, во время остановок сразу же плотным кольцом окружавшей Бориса Алексеевича, и, слушая его, выскребала из памяти свои достаточно скудные по сравнению с эрудицией Самосюка знания, поражаясь при этом тому, что в наше столь суетное и безбожно невежественное время в Уфе живет Художник, Созерцатель, который смотрит на все, что происходит здесь и сейчас, сквозь призму великих истин и постулаты священных книг, взвешивая бытие на иных весах. Весах, отлитых в эпоху первородства. Мне кажется, это так важно, что среди нас есть человек, который живет по законам Вечности. И даже в лицах пришлецов, наводнивших некогда Уфу, хлынувших в наш город из жарких азиатских краев попрошаек в пестрых платьях и халатах, он увидел некую перекличку с чертами тех, кто многоголосо шумел в базарные дни, торговал хлебом, лепешками и виноградом, просил подаяние, воровал, в конце концов, и дико кричал во след идущему к лобному месту израненному сыну Марии в городе по имени Ершалаим…
Но это не значит, читатель, что все, что вы откроете себе в работах Бориса Самосюка, есть постоянный отсыл к образу и учению Иешуа Га-Ноцри. Нет. Самосюк широк в своих пристрастиях и наблюдениях, его палитра и новации в графических и живописных техниках необычайно богаты, хотя, безусловно, доминирующими направлениями в творчестве этого мастера являются религиозно-философские искания. Любопытный момент: Борис Алексеевич, родившийся в рабочей семье, в свое время поступивший на художественно-графический факультет Башкирского государственного педагогического института, в те времена, думаю, и прикоснувшийся к творческому наследию великих живописцев, чьи сюжеты в большинстве своем и строились на интерпретации библейских притч, в ту пору Книги книг еще не читал. Изучение истории искусства подвигло его на то, что он написал письмо в одну благотворительную организацию, которая, обретаясь в Европе, занималась популяризацией священных текстов. Борис Алексеевич объяснил в своем письме, что, будучи студентом худграфа, хотел бы глубже вникнуть в суть библейских постулатов, дабы ясно понимать задачи, которые ставили перед собой, скажем, титаны живописи эпохи Возрождения. В ответ та организация выслала подателю сей просьбы библию, которую получать студент Самосюк вынужден был не на почте, а… в одном из отделений милиции. Борису пришлось объяснить блюстителям законности, что он не сектант, не член экстремистской организации, и книга эта нужна ему исключительно в учебных целях. Выслушав, люди в форме, на удивление, не стали чинить студенту препятствий, отдали посылку и отпустили будущего художника с миром… Воды с тех пор утекло много, и помимо Священного Писания Борис Алексеевич прочел так много о зарождении и становлении христианства, в том числе и апокрифические тексты, и житийную литературу, связанную с судьбами апостолов, что, мне кажется, он может вести свободный диалог с известными богословами и философами.
Но не это главное, главное в другом. А именно в том, что Борис Самосюк – один из ярчайших на сегодня художников не только нашего региона, но и России! Он к тому же великолепный педагог, чья школа и наставления дают детям столько, сколько не способен и иной специальный университет. Выпускники Бориса Алексеевича учатся в разных престижных творческих вузах страны и зарубежья, легко поступая в них благодаря подготовке у такого наставника. Упомяну то, о чем уже писала некогда: одна из воспитанниц Бориса Самосюка смогла поступить в Сорбонну – французский государственный гуманитарный университет. Шутка ли сказать – это ведь старейший в мире университет, основанный в 1253 году!
И при том, невероятно много отдавая ученикам, тратя на них свои силы, энергию и талант, Самосюк продолжает работать, каждый раз поражая профессиональное сообщество глубиной, качеством своих произведений, умением неординарно мыслить и совершать открытия в поисках формы. Думая о том, как он грунтует черным холсты для своих будущих изумительных пастелей, я вспоминаю черные клеенки, на которых писал свои «наивы» великий грузин-самоучка Нико Пиросмани. Иные любят говорить о том, что Пиросмани «взял на вооружение» эти клеенки от бедности, мол, не было у творца денег на холсты. Но ведь существует и иная точка зрения, которая мне близка гораздо больше: черные клеенки, которые использовал этот мастер, есть часть его художественной системы, в которой все было продумано до мельчайших деталей. Поэтому, глядя на пастели Бориса Алексеевича, я обращаю мысленный взор к картинам Николая Аслановича Пиросманишвили и вспоминаю слова художника Самосюка: «Форму мне диктует тема»…
А еще мне очень нравится его поучение своим подопечным: «Художник – это замечательный человек. То есть человек, который должен все замечать – любой оттенок, любой эпизод, даже то, какое цветовое пятно отбрасывают на снег огни светофора…»
Завершая свой пространный текст, хочу обратиться к самому Борису Самосюку:
«Борис Алексеевич, Ваша выставка стала для меня самым большим открытием, если не сказать – потрясением последних лет! Так что в списке преданных поклонников Вашего уникального дара теперь есть и мое имя».