СТРАНИЦЫ НЕОПУБЛИКОВАННОЙ РУКОПИСИ

После себя Колчак в Уфе оставил только сыпной тиф...

Мой добрый знакомый, Александр Анатольевич Охотников, многие годы работавший заместителем главного инженера Уфимского завода резиновых технических изделий имени Михаила Васильевича Фрунзе (УЗЭМИК), передал мне рукопись Анны Павловны Поповой - она была подругой его тетушки Любови Шуровой, кавалера ордена Ленина, заслуженного врача Башкирской АССР, одного из организаторов здравоохранения в Бирске и Уфе. В своей книге воспоминаний, насчитывающей более ста страниц рукописного текста, она очень интересно, добротно, с упоминанием многих мельчайших деталей рассказывает о собственной жизни и трудовой деятельности, о проблемах, которые приходилось решать на заре советской власти, о встречах с интересными людьми, причем не только в Башкирии, но и в Москве. Сегодня "Вечерка" публикует лишь ту часть книги, которая напрямую касается Башкирии. На наш взгляд, публикация эта познавательна, рукопись читается, как говорится, в один присест, поскольку автор пишет о событиях минувших лет без какого бы то ни было приукрашивания жизни. Воспоминания Анны Павловны Поповой ценны и тем, что в нашей исторической литературе очень мало написано о состоянии медицины столицы Башкирии в начале 1920-х годов.


В марте 1918 года "сочувствующие большевикам" эвакуировались вместе с известными советскими государственными деятелями Центральной Коллегией из Петрограда в Москву. В нашем поезде ехал Павел Дыбенко и Александра Коллонтай. Когда мы выгружались на Сортировочной, на тротуарах стояли обыватели и кричали: "Большевики приехали. Мало Вам было Петрограда - хотите Московских "калачей" попробовать!"
Общежитие дали в гостинице "Париж", Рождественка, 12, а Управление поместилось в ресторане бывшего "Оливье" на Трубной площади. Я работала в Секретариате. Богородицкого скоро сменил Попов, и членом Коллегии приехала Таня Фортунатова. Тут мы с ней встретились снова. Попов - врач, большевик, как его звали не помню, производил странное впечатление, и он быстро исчез, был назначен Зиновий Петрович Соловьев. В течение трех дней изменилась обстановка: пропала расхлябанность, которую вносил своим неряшливым видом и бестолковостью Попов, водворилась тишина в учреждении, люди поняли, что с них спросят. Как сейчас вижу Зиновия Петровича перед собой: немного выше среднего роста, очень подтянутый, аккуратный и всегда чисто выбритый - с очень серьезным, умным и выразительным лицом. Черты лица у него были правильные, но особенно хороши были глаза: очень внимательные, карие, почти черные, лучистые. Когда он выступал, глаза "сверкали", а если сердился - тоже. Голоса он не повышал, но когда говорил: "Это надо сделать так-то и к такому-то времени", не выполнить этого было невозможно. Я тогда печатала еще плохо и делала ошибки. Дежурила и перепечатала три раза, чтоб было как надо. Когда я подала Зиновию Петровичу работу, он сказал: "Все-таки ошибки есть, осторожно исправьте". Передавать поручение он требовал абсолютно точно в следующих выражениях: "Вам поручают, Вас просят, Вам предлагают" и так далее. Требовал также абсолютную точность в часах. Добавлю, что Уполномоченному Юго-Западного фронта или другого фронта надо было докладывать в двух словах.
Уполномоченные: Черняк, а затем, в 1919 году, он был начальником госпиталя в Уфе, Г.Ю.Шенфельд, затем П.И.Прошин и другие.
...Зима 1918-1919 годов была очень суровой. В общежитии не топили, на работе тоже, руки распухли и кожа на пальцах лопалась. И вот однажды Зиновий Петрович принес в портфеле три небольших полена и мази: "Попробуйте полечить руки". Я так растерялась, что даже спасибо ему не сказала. Но Зиновия Петровича скоро отозвали, а на смену ему пришел Вениамин Михайлович Свердлов - брат Якова Михайловича. Но этот брат не был на него похож ничем - он был блондин, широколицый, беспартийный инженер, который учился в Америке. После спокойного и с таким большим достоинством себя державшего Зиновия Петровича, шумный Свердлов производил тяжелое впечатление.
В то время я услышала об уфимцах: мне пришлось оформлять и диктовать мандат от "Красного Креста" князю Вячеславу Александровичу Кугушеву (но его я не видала), как полномочному представителю Красного Креста на обмен заложниками, чтобы спасти некоторых большевиков и их семьи, оказавшиеся у белых.
Весной 1919 года я была в Художественном театре и меня попросили зайти в ложу, там находились уфимцы А.Д.Цюрупа, Б.М.Эльцин и Н.П.Брюханов. Так я, наконец-то, встретилась с товарищами отца. Навели, по-видимому, обо мне справки, меня как хорошо знающую уфимских и бирских работников включили в число командированных в распоряжение Ревкома города Уфы и в августе мы с поездом особого назначения выехали из Москвы.
...Несколько слов о работе здравоохранения в Башкирии в годы Гражданской войны. Август 1919 года. Поезд из Москвы, в котором ехали партийные и советские работники в Уфу, после того, как она снова была освобождена нашими войсками, останавливается у станции Дема (так как дальше разрушено полотно железной дороги и взорван большой железнодорожный мост через реку Белую). Переправляемся на пароме. И вот Уфа. Следы недавних боев, разрушенные домики, простреленные окна, заборы. Возглавляют работы старые революционеры: бывший подпольщик секретарь Губкома Борис Николаевич Нимвицкий и председатель Губревкома Борис Михайлович Эльцин.
Меня направили для работы в Губздрав (сентябрь 1919-го), где нас было пять человек: заведующий Губздравом беспартийный доктор А.Е.Маневич, старик врач А.А.Воздвиженский (он же врач барачной больницы) - бывший работник Городского санитарного бюро, Иван Николаевич Сухов - бывший статистик Врачебной управы, Александр Петрович Гадалов - бывший делопроизводитель медицинского отдела Уфимского земства. Они возглавляли лечебное и санитарное дело, и я - секретарь Губздрава. Все люди уже очень пожилые (кроме меня).
С теплым чувством вспоминаю товарищей Сухова и Гадалова, я у них училась работать, они были образцом дисциплины, преданности делу и скромности (оба не имели медицинского образования, а только опыт санитарной работы).
В юбилейном историческом сборнике союза Медсантруд за 1919-1924 годы (страницы 217, 213) в главе "Башреспублика" написано: "После семидневного ожесточенного боя Уфа очищена от колчаковцев. После глубокого потрясения и разрушения Уфа превратилась в мертвый город. Злоба белогвардейцев достигла высших пределов. Все больницы были опустошены. Весь инвентарь их до последнего умывальника был вывезен ими в Сибирь. В Уфе осталось три престарелых врача и несколько фельдшеров, фельдшериц и сестер и, как наследство от Колчака, - появился сыпняк в городе, по железной дороге и по окружающим селениям".
В числе этих трех врачей были семидесятилетний доктор Воздвиженский; того же возраста хирург Нагибин и молодой врач доктор Ракия Аттаровна Котлубаева, которая в тот момент возглавляла обе амбулатории, стационар и родильное отделение; фельдшерицы Быкова и Стерни. В больницах нет ни белья, ни кроватей, ни персонала. Почти в каждом доме лежит сыпнотифозный больной, медикаментов нет, так же, как и врачей.
Губком и Ревком создают чрезвычайную Комиссию по борьбе с тифом "Чекатиф" - председатель И.А.Чистяков (заместитель председателя ЧК), доктор Маневич и я (секретарь).
Вот краткое перечисление постановлений "Чекатифа" об изъятии всех излишков белья и кроватей (для больниц) у населения; о привлечении женских делегаток на работу в больницу и по обходу населения; о мобилизации транспорта (извозчиков) для вывоза больных; о строительстве "вошебойки" (землянки); о захоронении умерших... А еще мобилизовали все силы на борьбу с сыпным тифом. И мы работали день и ночь.
На II Всероссийском съезде работников медико-санитарного труда (в марте 1920-го), на котором я была делегатом от Уфы, Владимир Ильич Ленин говорил:
"Быть может после военного фронта никакая другая работа не давала столько жертв, как Ваша. Последствия четырехлетней империалистической войны привели к тому, что человечество имеет несколько миллионов калек и ряд эпидемий.
...На нашу долю выпала огромная, тяжелая, ответственная задача. Борьба на военном фронте доказала, что попытки империалистов ни к чему не привели. Самые большие трудности военного дела остались позади, но сейчас нужно осуществить задачу мирного строительства. Тот опыт, который мы приобрели на кровавом фронте, мы перенесем и на бескровный фронт, где мы встретим гораздо больше сочувствия.
Мы сумели привлечь на службу тысячи специалистов, громадное число офицеров, генералов, которые наравне с рабочими коммунистами стоят на ответственных постах. Всю решительность, весь опыт гражданской войны мы должны обратить на борьбу с эпидемиями.
Когда-то представители медицинской профессии были также пропитаны недоверием к рабочему классу, когда-то и они мечтали о возврате буржуазного строя. Теперь и они убедились, что только вместе с пролетариатом можно привести Россию к культурному расцвету. Сотрудничество представителей науки и рабочих - только такое сотрудничество будет в состоянии уничтожить весь гнет нищеты, болезней, грязи. И это будет сделано.
Перед союзом представителей науки, пролетариата и техники не устоит никакая темная сила". (Из полного собрания сочинений В.И.Ленина, том 30, страница 375, издание IV.)
Никогда я не забуду этого выступления Владимира Ильича! Говорили, что Владимир Ильич выступит. Мы ждали и очень боялись, что что-нибудь помешает. Наконец, сказали, что Владимир Ильич будет. Мы еще накануне решили занять места как можно ближе к трибуне и пришли в 7.30, чтобы одними из первых попасть в зал и нам это удалось: мы были в первом ряду справа и видели Владимира Ильича очень близко и слышали хорошо.
Восторг был в зале, когда Владимир Ильич кончил говорить, у многих были слезы. Но запомнились две старые фельдшерицы, которые также плакали. Всю жизнь вспоминаю я это выступление. Была в нем такая непобедимая вера в нашу возможность действительно построить прекрасную светлую жизнь! Еще два раза слышала близко Владимира Ильича: на съезде Пролитпросветов и на фракции X
съезда профсоюзов. На фракции съезда профсоюзов Владимир Ильич очень резко выступал против раскольнической деятельности Томского, Троцкого и других левых. Клеймил их очень жестко и говорил о всем вреде "левых" фраз и о неизбежном крахе, к которому этот путь приведет. Ленин - это концентрированная воля к действию, к победе. Это был громадный волевой заряд, который потрясал аудиторию.
На двух митингах также слышала выступления Владимира Ильича, но стояла очень далеко, слова долетали слабо; я переживала только настроение всех этих голодных, измученных тогда, людей, которые забывали о всех своих трудностях, тяготах и думали только о том, что они - обязаны победить, победить контрреволюцию и все трудности во что бы то ни стало... И светлели многие пасмурные лица, и сжимались кулаки с угрозой всем, кто стоял на пути.
Партийные и советские организации были забойщиками и руководителями движения по борьбе с тифом. Не было врачей, так что использовали знания и опыт одного врача, а еще работали общественники. Очень скоро были открыты заразные, сыпнотифозные койки: в Барачной больнице на Лагерной горе. Единственным врачом был доктор Воздвиженский, с ним работали фельдшерицы и женделегатки.
Построили "вошебойку" (землянку) силами воинской части. Работала она хорошо. Трудно, очень трудно было с вывозкой хворых в больницу: не хотели ехать (там было всего недостаточно), да и впервые это было - "обязательная госпитализация заразных больных". Привыкли болеть дома - и сыпным тифом, и даже оспой.
Этим делом приходилось заниматься мне, Сухову (вначале) и женделегаткам. Сухов меня убеждал: "У меня сердце больное, ну как я пойду к больным?", но шел и, к счастью, не заболел.
Не было топлива и лекарств. На субботниках пилили дрова. Осенью под руководством провизора Чердынцева школьники стали собирать лекарственные растения. В такой страшно напряженной борьбе прошли осень, зима и весна 1919 и 1920 годов. В январе 20-го меня командировали в Москву. Я должна была привезти врачей, медикаменты и белье. Наркомом здравоохранения РСФСР работал Николай Александрович Семашко. Он был очень прост, внимателен и заботлив, обещал дать все что можно: врачей, медикаменты, белье. Дали двух врачей - доктора Капустянского (он уехал потом к себе на родину - в Киев) и доктора Любовь Ильиничну Шурову, проработавшую в Башкирии до конца своих дней, отдавшую республике все свои силы, всю любовь к делу и людям (которой она была так богата). Белья и медикаментов дали очень мало и, дабы что-нибудь дать взамен, - дали 10 тысяч бутылок шампанского для слабых больных. Когда надо было их грузить в Лефортовском складе, мне с намеком сказали: "При погрузке 2 тысячи бутылок разобьются". Я сначала не поняла, а потом сообразила и на следующий день пошла снова к Н.А.Семашко. Он взял телефонную трубку и позвонил председателю ВЧК Ф.Э.Дзержинскому. Потом мне сказал: "Будьте завтра к 9 часам на складе и спокойно грузите Ваш "беспокойный груз". Наутро товарищ в кожаной куртке помог мне погрузить все 10 тысяч бутылок. Груз был действительно беспокойный, так как в Кинеле потребовали отцепить этот вагон, и только вмешательство Трансчека помешало тому. Весь груз "доставили" в Уфу и давали только тяжелобольным как возбуждающее сердечную деятельность.
Работы было много, страшно много. Очень часто товарищи мало спали, голодали, работали на морозе по распилке дров и копке ям. Доктор Маневич (заведующий Губздравом) из-за отсутствия врачей вынужден был с утра до вечера ездить по больным, текущую работу в Губздраве вели мы - не специалисты.
...Начиная с 1920 года в Уфу перебазировались госпитали (их было два), стало легче работать, так как они тоже боролись с сыпным тифом. Помню, что врачи госпиталей переболели сыпным тифом, и многие умерли.
Начали приходить письма от врачей, бежавших с белыми, увезенных белыми... И многие из них просили разрешения вернуться, а вернувшись, работали не за страх, а за совесть. Первым врачом, вернувшимся в Уфу, был доктор Гикель. Он первый и единственный из врачей в 1918 году пошел работать с большевиками, за что был подвергнут бойкоту в среде врачей. В июле 1918 года при белых его уволили с работы, и тогда он уехал в Барнаул. Как только Уфа стала советской, он смог выбраться из Барнаула, приехал в Уфу и стал работать в Губздраве. Это было в апреле 1920 года. С тех пор Гикель работал в Губздраве, отдавая весь свой опыт и знания. Это был фанатик, бесконечно преданный делу, - санитарный врач высокой культуры, понимавший очень широко свою ответственность перед населением.
В конце 1920 года вернулся Е.Ф.Соболев, также начавший работать лечпрофом в Губздраве, человек исключительной честности и хороший врач. Затем вернулся Голубцов, начав работать в уже организованной детской больнице в бывшем архиерейском доме. Приехал Татаринов.
В уезды вернулись: в Бирский - А.А.Коровиченко, начавшая работать в Лечпрофе Бирского Уздрава и также отдававшая честно, с энтузиазмом и инициативой весь свой опыт и знания. Вернулся доктор А.А.Смородинцев - очень хороший специалист, но очень любивший деньги; в Златоуст вернулся доктор Свирский, в Уфимский уезд - доктор Бромберг.
В конце 1921 года из Красной Армии демобилизовались доктор Каблуков из Бирска и доктор Лихачев, назначенный заведующим Уздравом Белебеевского уезда.
В 1922 году вернулся в Уфу доктор Г.И.Колотов. Он был одним из передовых врачей Бирского уезда. В 1917 году он был председателем Бирской уездной земской управы, совершенно добровольно передал власть большевикам - И.С.Чернядьеву (организатору советской власти и первому председателю уездного комитета большевиков). Работая вместе с большевиками, и в первый раз, когда был взят Бирск белыми, скрывал в своей больнице раненых красноармейцев. При вторичном отходе белых был ими мобилизован. Затем с 1922 года доктор Колотов все время трудился в Уфе и работа его была признана: удостоен звания заслуженного врача Башкирской АССР.
Вот те имена и фамилии, которые сохранились в памяти.
...Постепенно мы развертывали амбулатории, открывали ясли. Губком и Губисполком отдали лучшие здания под больницы (бывшие губернаторский и архиерейский дома). В архиерейском доме открыли детскую больницу.
В мае 1920 года демобилизовался из армии коммунист Н.С.Гугель (школьный фельдшер) и был назначен заведующим Губздравом (доктор Маневич уехал в Москву). Гугель стал заместителем комиссара здравоохранения при организации советской власти в Уфе в 1918 году (комиссаром был беспартийный фельдшер Сентишев). При отступлении из Уфы Гугель был мобилизован в 5-ю армию Восточного фронта, сначала военкомом эвакопункта, а затем - начальником санпросвета 5-й армии.
Губздрав ведал уездами. Уфимским заведовал товарищ Гадалов (статистик), Златоустовским - врач Симонов, Бирским - я (с июня 1920 года), Белебеевским - фельдшер А.С.Кадияров (остальные уезды входили в Башреспублику, столицей которой был Стерлитамак).
Работалось с Н.С.Гугелем хорошо. Он был очень добросовестен, щепетильно точен, объективен и оперативен.
Все начинания уездов встречали его горячую поддержку. Сам он был чрезвычайно дисциплинирован и от уездов требовал такой же дисциплины.
С большим теплом вспоминается живая, кипучая организационная работа с народом, в тесно спаянном коллективе в те тяжелые (1919-1920 годы).
В мае 20-го меня откомандировали в Бирск для организации детских учреждений, а затем выбрали членом уездного исполкома и с 20 июня назначили заведующей уездным здравоохранением.
В ведении Уздрава в Бирске были больница и ясли, расположенные в женском монастыре. Там были один лечащий врач - доктор Николаева и ротный фельдшер - коммунист Тимофеев.
Затем приехали в Бирск А.А.Коровиченко и доктор Л.И.Шурова, а позднее доктор Никитин. Коровиченко, вернувшись из Сибири в июне 20-го, стала работать как заведующая лечебным и санитарным отделом и отдавала все свои знания и силы. После моего отъезда перестала работать по болезни.
С большим теплом я вспоминаю доктора Л.И.Шурову - всегда живая, энергичная, живо откликавшаяся на все нужды, умевшая сплачивать коллектив, она заведовала, организовывала больницы: детскую, туберкулезную, водников, трахоматозный изолятор и кожный.
Бирский Уисполком (председателем был Александр Ильич Беляев, заместителем Павел Григорьевич Сюткин) отдавал все лучшее Здравотделу. Лучшие здания бывших купцов отдали под больницы. Под санатории заняли два бывших имения "Урюш" и на реке Белой - Фока. Открытие каждого лечебного учреждения было праздником для всех трудящихся города. Чтобы помочь яслям иметь игрушки, устроили комсомольский субботник - сделали кучу игрушек.
Сколько субботников было по топливу, погрузке хлеба, ремонту оборудования, ремонту для учреждений. Как радостно вспоминать эту дружную работу!
Вся парторганизация города, Бирского Уисполкома считала здравоохранение своим делом, поэтому мы открывали лечебные учреждения в предельно короткие сроки, а также обрастали активом. И это завхозы, сестры-хозяйки и медсестры... Все они с таким же энтузиазмом брались за дело, как и доктора Шурова и Коровиченко. После работы на субботниках по подготовке лечебного учреждения устраивали праздничное с маленьким митингом открытие. Учреждения были необычайно чистыми, уютными, а больные окружены вниманием. Завхоз детской больницы М.И.Хохрякова, завхоз туббольницы О.Л.Кубанцова, медсестра Михалева отдавали всю душу своим учреждениям.
Но вот летом 1921 года нагрянул голод. Это было страшно. Жутко растрескавшаяся земля, дымка суховея, на безоблачном небе какое-то багровое солнце. Питались мы тем, что собирали желуди, пекли из них хлеб. Роскошью была лебедовая каша. Голодали деревни, умирали семьи, ужас, который не забыть... И вот вспыхнула холера по реке Белой, в селах Андреевка и Дюртюли. Снова создали Чрезвычайную Комиссию по борьбе с холерой, возглавил ее председатель Уисполкома. Организовали два отряда и выехали на село. Единственное, что у нас было - это хлорная известь, которой мы все обеззараживали, делали горячие ванны из крапивы. Тяжелобольным давали шампанское. Вспышка холеры была скоро ликвидирована, смертности больше она не дала, но умерла молодая врач Андреевской больницы Барташевич, заболевшая одной из первых. В первом отряде работали: заместитель председателя Уисполкома Яковлев, ротный фельдшер Тимофеев (кандидат партии) и три женделегатки. Во втором отряде: я, фельдшерица Яковлева и три женделегатки. Инструктировала нас Коровиченко.
В декабре 1921 года меня избрали членом Укома ВКП(б) и назначили заведующей Орготделом Укома. Секретарем Укома был тогда старый большевик, подпольщик и политкаторжник Иван Дмитриевич Елагин, честнейший коммунист и очень хороший товарищ.
Заведующим Уздравотделом был назначен доктор Каблуков, демобилизовавшийся из армии. А в уезде к этому времени врачи были в пяти больницах, а в девяти больницах - школьные фельдшера. И в городе было открыто пять больниц и два санатория: туберкулезный и соматический.
В марте 1922 года меня Губком отозвал и направил заведующей уфимским Губздравом (Гугель был болен). Скоро Уфа стала столицей Башкирии, и из Стерлитамака переехал Башнаркомздрав. Наркомом был доктор Гумер Галимович Куватов. С ним мне пришлось работать вместе еще раз - это было в период Великой Отечественной войны. Куватов был начальником эвакогоспиталей Московской области, а я была областным эпидемиологом Московской области. Доктор Куватов очень много работал над собой, всю жизнь, окончил Институт Красной профессуры и после войны возглавлял Московскую областную физиотерапевтическую больницу. Умер от рака. Это был высококультурный врач, подготовленный коммунист и прекрасный товарищ. В Уфе мне предложили организовать Горздравотдел, что и было выполнено. Горздравотделу подчинялись все лечебные учреждения столицы. С переездом Башнаркомздрава в Уфе стало больше врачей и в августе 1922 года меня отпустили учиться в Московский медицинский институт, а заведующим Горздравом Уфы назначили врача Лихачева.
...Вернулась в Уфу я еще раз (уже врачом) в ноябре 1941 года в тяжелейшие дни Отечественной войны. В Уфу эвакуировались заводы Харькова, Воронежа, Одессы, Москвы, Ленинграда и других городов. Станки сначала стояли прямо на улице, а потом заработали, и заработали так, чтобы добиться победы в войне. Уфа оказалась населенной и перенаселенной до отказа. Сколько сделали тогда партийные и советские работники Башкирии, чтобы расселить, накормить эту лавину народа! Медицинская же сеть и штаты медицинских учреждений остались прежними. Бытовые условия из-за перенаселенности были в Уфе очень тяжелые, а с медицинским обслуживанием в Центральной амбулатории, обслуживающей почти всю Уфу (двадцать два участка) дела обстояли неблагополучно. Вот как писала об этом газета "Медицинский работник" 9 мая 1942 года в своей передовой статье, озаглавленной "Участковый ординатор - центральная фигура в борьбе с инфекциями":
"В течение ряда месяцев на территории, прикрепленной к Центральной поликлинике города Уфы, отсутствовала участковость. Полнейшая обезличка господствовала в обслуживании больных".
Никакой противоэпидемической работы врачи не вели, записаться на прием можно было только с 8 до 9 утра, опоздавшему предлагали прийти на следующий день. Естественно, что уже в 5-6 часов утра у заветных дверей вырастала унылая очередь.
"Стоило однако сменить недальновидного руководителя Раиского, - пишет газета, - как в короткий срок и без всяких затрат удалось восстановить участковость. Противоэпидемические мероприятия стали теперь в центре внимания всех врачей. В поликлинике ежедневно оставались невыполненными триста-триста пятьдесят вызовов".
Вот ликвидацию этого прорыва мне и пришлось организовать в феврале 42-го, эвакуировавшись из Москвы в Уфу 1 ноября 1941 года. Я была направлена заведующей 2-й амбулаторией в Старую Уфу. Коммунист фельдшер заведующий Райздравом знал меня по 1919 году, там удалось сплотить коллектив, организовать новое помещение для амбулатории, которое нам дали райком и горком партии, а затем организовать правильное обслуживание населения по участкам.
Когда там, наконец, работа была отлажена, вышел приказ по Уфимскому горздраву № 19 от 27 февраля: "Заведующую 2-й амбулаторией А.П.Попову перевести на должность директора Центральной поликлиники для ликвидации прорыва в работе этой поликлиники".
Вот тут и помог старый опыт Гражданской войны и старый товарищ, доктор Шурова, работавшая в Центральной амбулатории и пользовавшаяся большой любовью персонала. Она помогла мобилизовать коллектив и создать участки.
Разложить всю картотеку по двадцати двум участкам - это была очень тяжелая работа, но она была выполнена за пять дней и ночей. Все внутренние резервы были мобилизованы, врачи расставлены по участкам, перераспределены, организована работа совместителя на участке вечером. Очереди ликвидированы и обслуживание больных налажено. Коммунистов было всего двое - медсестра и я.
Доктора Шурову очень любили население и персонал, впоследствии ей было присвоено звание заслуженного врача Башкирской АССР, и она была награждена орденом Ленина.
Башнаркомздрав товарищ Лукманов вникал в детали работы, помог освободить здание Центральной поликлиники, частично занятое эвакуированными врачами, расставить кадры на важнейшие участки, провести борьбу с той группой врачей, срывавших работу, которые хотели получать пожетонно за вызовы, а так как средств на это не было, срывали обслуживание населения, что и привело к отказам, очередям и необслуженным больным.
Мне самой приходилось работать до 2-3 часов ночи. Врачи, молодые да и средних лет, в большинстве своем не видали инфекционных заболеваний и ставили ошибочные диагнозы, приходилось консультировать тяжелых больных. Трудно было, но грела мысль о том, что работа нужная, да еще проходит в родном краю, где протекали лучшие годы. Это было отрадно и давало силы.



НА СНИМКАХ: Анна Попова (верхний); медики столицы республики - на нижнем левом фото во втором ряду третья справа - заслуженный врач Башкирской АССР, кавалер ордена Ленина Любовь Шурова.

В публикации сохранена орфография оригинала.