Лушка-артистка

В годы Великой Отечественной войны происходило много трагедий – и на фронте, и в тылу. И все-таки человеческая душа, несмотря на горе, искала и находила маленькие радости – отдушины, помогающие выжить в самых жестоких условиях.
Живая душа
Всю войну моя мама Серафима Андреевна Окунева проработала медсестрой в эвакуационных госпиталях. Домой приходила редко. Жили по законам военного времени: пока не примут всех прибывших раненых, пока не окажут необходимую помощь, из госпиталя не отпускали. Отлучались только на короткий сон или перекусить в комнате для медперсонала.
Работая в госпитале №1019, располагавшемся в зданиях бывшей Совбольницы, ныне Республиканской клинической больницы имени Гумера Куватова, мама общалась с огромным количеством раненых, покалеченных войной людей. Были среди них и женщины. С некоторыми из них у мамы сложились дружеские отношения, которые впоследствии продолжились по переписке и в мирное время.
В 1942 году среди раненых оказалась девушка-санитар Лукерья-Луша Казаева (или Казеева). У нее было тяжелое осколочное ранение бедра, с повреждением тазобедренного сустава. Едва оправившись после операции, Луша начала… петь. Репертуар у нее был богатый: романсы, популярные эстрадные и народные песни. Разговоры у раненой были о возвращении в свою воинскую часть, о том, что она должна встретиться с отцом, которого мобилизовали в первые дни войны. Часто Луша получала письма от подруг с фронта и от брата, который служил где-то на Дальнем Востоке. Письма перечитывали всей палатой, обсуждали события на фронте. Все госпитализированные девушки боялись, что война закончится без них. Никаких мыслей о возвращении домой ни у кого не было. Когда появилась возможность, Луша встала на костыли и отправилась помогать медсестрам сворачивать бинты или оформлять медицинские карточки.
Летнее солнышко заставило раненых выбраться из палат на скамейки, народ повеселел в ожидании тепла и перемен на фронте. Луша пропадала в хозблоке. В палату возвращалась с загадочной улыбкой, устало падала на кровать. Женщины донимали ее вопросами, но Лушка посмеивалась и обещала всем… сюрприз.
Маленький концерт
Примерно в середине лета звонкий голос Луши позвал всех во двор со своими стульями и табуретками на представление. Кто мог передвигаться, расположились амфитеатром в тени тополей, другие открыли настежь окна и уселись на подоконники. Лушка театральным движением сбросила с себя просторный халат и предстала перед зрителями в эффектно подогнанных галифе и белой рубахе с широкими рукавами. Слегка отставив загипсованную ногу, она достала из большой коробки несколько разных предметов: стеклянные бутылки, панамку, небольшой резиновый мячик и деревянную указку. Поклонившись публике, девушка начала ловко жонглировать этими аксессуарами. Закончив номер, она громко крикнула: «Кузя, концерт!» От хозблока примчался больничный пес – аккуратно расчесанный, слегка подстриженный, в балетной «пачке» из накрахмаленной марли и с бантом на шее. По команде он начал кружиться на задних лапах, крутить задом и подпрыгивать. «Кузечка, – обратилась к собаке Лушка, – а ты случайно не знаешь, какие песни сейчас Гитлер поет?» Кузя сел на задние лапы, поднял морду к небу и тоскливо завыл. Успех был оглушительный! Пришлось артистам повторять свой концерт почти ежедневно.
Выяснилось, что талантливая девушка занималась в цирковом кружке при ленинградском заводском клубе, была не только хорошим жонглером, но и гимнасткой-разрядницей.
А вскоре после этих событий на гастролях в Уфе со своей программой оказался артист и дрессировщик Юрий Дуров. Это был внук известного родоначальника российских циркачей Владимира Леонидовича Дурова. С ним была небольшая труппа: акробаты, фокусники, а сам он выступал с дрессированными лисой, енотом, собаками, кошками, курами и петухом. Для поднятия духа раненых представления проходили в различных госпиталях, в том числе и в госпитале №1019. После спектакля раненые рассказали гастролерам про Лушку. Артистам стало любопытно взглянуть на самодеятельную циркачку, и тогда смущенной девушке пришлось продемонстрировать свою программу перед Дуровым. Профессионалы искренне аплодировали талантливому самородку, а сам Дуров подарил ей для выступлений концертное трико, расшитое блестками.
Выздоровев, Лукерья вернулась на фронт, продолжила службу в санитарном батальоне, а после очередного ранения – в хозяйственной части; дошла до Берлина.
Встреча после войны
Изредка наша семья получала от Луши письма. В начале 60-х годов, когда в Уфе еще не было стационарного цирка, мама повела меня в цирк-шапито, который раскинул свои шатры в парке имени Мажита Гафури. В антракте к нам подошла худенькая женщина в спортивном костюме, с короткой стрижкой седых волос. К моему удивлению, она бросилась в объятия моей мамы, обе плакали и повторяли: «Надо же, все-таки мы снова встретились! Сколько лет прошло?!» «Галиночка, это тетя Луша! Помнишь, я тебе про собачку Кузю рассказывала?!» Мы пошли за кулисы, где суетились люди в униформе, рычали в клетках медведи, нетерпеливо ржали и стучали копытами грациозные лошади. Луша оказалась ассистенткой дрессировщицы собачек. Под ее опекой были разнокалиберные дворняги, штук восемь боксеров и два пуделя – очень симпатичные, энергичные, готовые без устали выполнять команды. На наших глазах четвероногие артисты преобразились: одних нарядили в сарафанчики и шляпки, другим солидный вид придали брюки на бретельках и цилиндры.
Второе отделение спектакля я смотрела с особым интересом, ведь выступали мои новые знакомые: Рекс, Пенелопа, Аракс, Фенимор и другие маленькие циркачи, танцующие вальс, разъезжающие в карете, запряженной огненно-рыжим Кексом, взлетающие в ракете под самый купол цирка.

Через несколько дней Луша пришла к нам в гости. Ее сопровождал Аракс – кучерявый, словно барашек, черно-белый песик размером с лайку. Меня уложили спать, но было любопытно, что происходит в зале, и я подглядывала в щелочку. Женщины разговаривали тихо, обе то смеялись, то плакали. Когда за гостьей закрылась дверь, я вскарабкалась на подоконник, чтобы понаблюдать за Араксом; коленкой задела горшок с геранью, и он с грохотом упал на пол. Мама вошла, не замечая упавший цветок, встала рядом и обняла меня. Мы смотрели вслед слегка прихрамывающей жен­щине с собачкой. «А ведь Луша совсем одна… – выдохну­ла мама. – Это война… Война!»
Галина ФАДЕЕВА.
На снимках: Лукерья Казаева (или Казеева); артист и дрессировщик Юрий Дуров.