НЕИЗМЕННЫЕ ВЕЛИЧИНЫ

Большая судьба,

или Несколько коротких встреч с подлинным философом и мудрецом

Премьера спектакля «Луна и листопад», который художественный руководитель Государственного академического русского драматического театра Республики Башкортостан, заслуженный деятель искусств России и Башкортостана Михаил Рабинович поставил по повести Мустая Карима «Помилование», состоялась в октябре 2006-го – через год после ухода Поэта из жизни… Сегодня о своих встречах с Мустаем Каримом рассказывает читателям «Вечерней Уфы» режиссер спектакля «Луна и листопад» Михаил Рабинович:


- Не могу утверждать, что много раз встречался с Мустафой Сафичем лично. Помню, он пришел в Русский драматический театр на программу нашего актера Валерия Малюшина, который сам создал композицию по стихам Мустая Карима. Вот тогда мы с Поэтом и познакомились…
Да, мы встречались – и в нашем театре, и дома у Мустафы Сафича. И вот однажды он очень деликатно сказал мне: «А ты ведь ни одного спектакля не поставил по моим пьесам…» И я ответил: «Мустафа Сафич, ну ведь я везде буду вторым». Он засмеялся, а я добавил: «У нас в театре шел спектакль режиссера Юлия Тамерьяна по Вашей пьесе «Страна Айгуль». Я видел его, и мне не нравилось, что актеры в нем изображают башкир, играют их. К вопросу национального характера нужно подходить очень деликатно, в этом нельзя пережимать, наигрывать… У зрителя возникает ощущение неправды. Давайте лучше что-нибудь с Вами придумаем – новое, оригинальное!..» Он улыбнулся: «Ну давай!» Прошло время, и он попросил меня прийти к нему: «Я тебя не порадую, Михаил Исакович. Про договоренность нашу помню, но силы у меня уже не те. Ты уж давай, думай сам!»
В общем, я сказал, что продолжаю думать. А все это время вновь и вновь перелистывал книги Мустая в поисках сюжета. Но вы же понимаете, что мысль материальна… Именно тогда и прочитал «Помилование», проглотив повесть буквально за одну ночь, и загорелся, понимая, что в первую очередь нужна инсценировка. Я тогда полностью переключился на сотрудничество с сыном Поэта, Ильгизом Мустафовичем Каримовым, которого знал очень давно. Сложность «Помилования» в том, что в этой небольшой, казалось бы, повести, если переводить ее на язык драматургии, заключена не одна, а три, быть может, даже четыре пьесы… Янтимер Байназаров – это одно, а если, скажем, взять тему такого героя, как лейтенант Ласточкин, то тут, безусловно, отдельную пьесу написать можно. В повести ведь еще есть женщина по имени Нюра, тоже жертва войны, вот вам и следующая пьеса… Здесь просто фильм нужно снимать, и мы с художником Вячеславом Видановым отчасти воплотили это, введя в драматический спектакль видеосъемки…
…А затем мы с Мустаем Каримом стали доверенными лицами первого Президента республики. Помню, нас собрали под финал предвыборной кампании, и Мустафа Сафич попросил: «Проводи меня». И мы долго с ним шли, разговаривая, затем сели на скамейку возле больницы и продолжали беседовать – Мустай рассказывал мне про Расула Гамзатова, а я, работавший в Дагестане и там в свое время с Гамзатовым познакомившийся, сравнивал его воспоминания и характеристики со своими впечатлениями о великом аварце…
Когда вы предложили мне интервью, я накануне долго думал, чем я поделюсь с читателями газеты… И итогом этих размышлений стало понимание того, насколько сегодня мне (думаю, впрочем, не только мне) не хватает Мустая Карима. Нет сейчас среди нас человека, обладающего планетарным мышлением, который бы, как он, вышел на трибуну и просто и чрезвычайно мудро сказал бы об очень важных для всех нас вещах. Знаю, у него были недоброжелатели. И я понимаю, что он был единственным народным поэтом, и это абсолютно правильно. Народный поэт Башкортостана – очень высокое звание. Но когда их много, как сейчас, - и этот народный, и другой, и третий… А того я не читал и этого не читал… А Мустая я читал и читаю. И все, о чем он писал, мне близко и дорого, и высоко по мысли. Взять только одно название маленькой, но такой большой повести «Радость нашего дома» - как это глубоко по заложенной в ней идее, как мощно! Потрясающее название, всеобъемлющее, потому что мы живем в национальной многонациональной республике. Это радость дома, где все люди живут в мире и согласии. А в этом мы сейчас испытываем очень и очень большой дефицит… И такого человека, как Мустай Карим, во всяком случае, равного ему по мудрости, философскому взгляду на мир и таланту, я не могу сегодня назвать.
- Михаил Исакович, а Мустафа Сафич понимал, почему Вы выбрали для своего спектакля именно его повесть «Помилование»?
- Подробно об этом мы не успели с ним поговорить…
- Но Мустай знал, что Вы взяли для сценического воплощения именно это произведение?..
- Не могу сказать… Но в это время мы уже очень плотно работали с Ильгизом над инсценировкой. Премьера, к сожалению, прошла после ухода Мустафы Сафича – его не стало 21 сентября 2005 года.
…Он написал замечательную повесть, я ни с чем не могу ее сравнить, потому что это произведение является для меня образцом удивительного объема и глубины. Хотя примеры подобного осмысления событий Великой Отечественной войны в литературе были. Дата выхода «Помилования» - 1985 год. А в 1979-м Григорий Бакланов пишет свою книгу «Навеки девятнадцатилетние». В том же 1979-м в журнале «Дружба народов» выходит повесть Вячеслава Кондратьева «Сашка». В тот период проза о войне приобрела иные оттенки и краски. Если вспомнить слова писателя Юрия Бондарева, то спустя годы в сознании писателей детали фронтовой поры, казавшиеся сразу по следам событий военного лихолетья особенно значимыми, стали уменьшаться в размерах, а детали, казавшиеся когда-то незначительными, даже мелкими, укрупнились, увеличились. Бондарев назвал это явление эффектом перевернутого бинокля. Я думаю, что повесть «Помилование» лежала в письменном столе Мустафы Сафича уже давно, поскольку написать такую историю быстро просто невозможно… Литературное произведение развивается по своим законам, зреет, требуя от автора следовать логике сюжета…
- А Вы разговаривали с ним про фронт?
- Нет, Мустафа Сафич мне только рассказывал о том, что Янтимер – это он сам. Это происходило с ним; только в отличие от героя повести судьба в лице командира пошла ему навстречу… Он также пришел к капитану и также сказал, что не будет участвовать в расстреле и просит его отстранить. И командир понял, какие чувства испытывает молодой поэт, которому потом всю жизнь нести этот крест…
Честно скажу, я, прочитав повесть в первый раз, прочувствовал ее не так глубоко. А это очень глубоко. И при том невероятно мощно! Ведь в сюжете, собственно, нет никакой войны, то есть война-то есть, но нет стрельбы, нет танков, хотя танки стоят, нет немцев, в повествовании никто в окопах не сидит. Есть предстояние, ожидание. Есть ощущение – они все рвутся в бой, им всем кажется, что они должны победить – «Мы будем бить врага на его территории!» Оказалось, все не так просто. Вот и ныне все не так просто. Но сегодня нет Мустая Карима. Его действительно нет. Я сейчас о том, что Мустая нет в окружающем пространстве. И мне лично его очень не хватает. Стало не с кем посоветоваться и не у кого что-то спросить и чему-то поучиться.
...Вот он вышел на трибуну, я помню. А это был непростой для республики исторический момент. А он что-то до того говорил, высказывая свои мысли, которые, возможно, не всеми принимались. И вот он вышел, и по залу прошел ощутимый шепоток. А он встал к микрофону и так мудро, так просто и так ясно заговорил, и как-то сразу стало спокойно, возникло чувство уверенности и правоты. А сегодня подчас я ощущаю чувство какого-то одиночества. Мне его очень не хватает…
...Вот мы как-то говорили с ним про жизнь на войне, про то, что война (по его выражению) – это ненормальность. Величайшая всемирная ненормальность, заставляющая человека меняться и пересматривать жизненные ценности, вычленяющая в нем и хорошее, и плохое… Но он же сумел остаться человеком. Поворотить бы годы вспять и спросить его: как он сумел остаться ТАКИМ человеком?! С каким-то другим не просто мироощущением, а с мирообразованием, что ли… И какая вокруг него всегда была атмосфера! Ведь ничего же с ним не могли сделать. А хотели… И никому не надо было его защищать, он защищал себя сам. Он взял и написал, взял и сказал. И не боялся. Хотя порой в зале, где он выступал, сидели не только друзья, но и недруги...
…И молодцы его дети и внук. Я восхищаюсь ими, нравится это кому-то или не нравится. Потому что благодаря их любви у нас есть теперь улицы, театр, аэропорт, которые носят имя Мустая. Есть теперь корабль и самолет с его именем на борту, имя его хранит и планета в мироздании. Потому что это остается в памяти. Потому что потом, грядущие поколения будут знать о нем, поймут, что благодаря своему таланту, своим книгам Мустай Карим продолжает жить среди людей.
Однажды Мустафа Сафич рассказал о том, что в Германии, в ФРГ, он был всего один раз, в 1974 году. В ГДР его звали неоднократно – не поехал. Поскольку не понимал, с кем ему там придется беседовать: с другом или вчерашним врагом… В ФРГ же расстановка сил ему была ясна, он знал, кто они. В первый же день визита его попросили выступить. И он был готов к этому и сказал им: «Я пришел к вам… через кладбище, на котором по вине фашистской Германии похоронены миллионы советских солдат. Но я пришел, потому что нельзя жить только своей памятью. Нельзя не идти друг к другу. Так давайте поговорим».
Немцам очень понравилась откровенность Мустая Карима. Немецкие газеты писали о том, насколько справедлив гость из Советского Союза, очень взвешенно и с пониманием проблемы говоривший о взаимоотношении стран, они оценили его откровенность. Может быть, потому, что он предлагал им не возбуждать злую память, а постараться жить в дружбе.
Они поняли и откликнулись. С ним многие хотели поговорить во время того визита. И были среди этих многих и бывшие пленные, и немцы, утверждавшие, что, пожив в СССР, они, благодаря милосердию советских людей, на многое стали смотреть иначе…
Кто из ныне живущих писателей способен на это? Именно таким был наш Мустай Карим, умевший понять, принять, найти верное слово и объединить людей. Я думаю, что многое из происходящего сейчас и в России, и в мире больно бы отозвалось в его сердце. И как сегодня не хватает таких людей, как он, как его великие друзья – Расул Гамзатов, Кайсын Кулиев, Чингиз Айтматов… Тех, кто мог наставлять народ, удерживать его от дурных и поспешных решений, давать по-настоящему мудрые советы…