Взгляд на худрука сквозь призму фотообъектива

Театр был в моей жизни всегда: походы в «куколку» в нежном возрасте, сцена оперного, где младшая сестренка пела в хоре, семейные вылазки с дочерьми на детские спектакли в Русском драматическом... Но по-настоящему я открыл для себя театр уже взрослым человеком, когда стал снимать спектакли в Государственном академическом русском драматическом театре РБ в качестве фотокорреспондента газеты «Вечерняя Уфа».

До этого я успел поработать на Северном Кавказе, побывал в Европе, Штатах и на Ближнем Востоке в качестве оператора документального кино, и несколько лет - в редакции. Но в театре мне открылся совершенно иной мир, я был пленен этим волшебством. И потому, когда спустя некоторое время поступило предложение стать штатным фотографом ГАРДТ, я не раздумывал ни минуты.
Прошло десять лет и, пересматривая в период самоизоляции театральный фотоархив, я замечаю, как менялся с каждым сезоном мой съемочный почерк, насколько по-другому я стал видеть кадр и мизансцены. И ко мне приходит понимание того, что так влияет театр, где я очень быстро напитывался новой атмосферой и знаниями. Но дело не только в этом. Самая суть драматического искусства, где непостижимым образом переплетается личное и профессиональное, очень влияет на тебя как на человека. И я испытываю искреннюю благодарность театру за прекрасную школу, а Михаилу Исаковичу Рабиновичу — за многие уроки и даже открытия, да просто за доверие. Скажу о том, что отложилось в памяти.
...От Михаила Исаковича исходило какое-то невероятное обаяние, сопротивляться которому было бесполезно, а работать вполсилы — невозможно. Я наблюдал, как кропотливо, неделями и месяцами, трудится художественный руководитель, постоянно взаимодействуя и с актерами, и с приглашенными режиссерами, добиваясь абсолютной правды на сцене — той правды, которой рукоплещут зрители, в едином порыве поднимаясь со своих мест на финальном поклоне артистов в спектакле — не любить всё это было невозможно. Да, Михаил Исакович был очень строгим во многих вещах человеком, но требовательность эта была в конечном счете всем на благо. Он давал какое-то удивительное чувство сопричастности, и я полюбил ежегодные сборы в августе и встречи Старого Нового года 13 января, которые Михаил Исакович всегда начинал с невероятно теплой улыбки.
Положение фотографа в театре в некотором смысле парадоксально: он никоим образом не участвует в создании спектакля и формально всегда находится по другую сторону сцены. Но обратная сторона и истинный смысл этого парадокса в том, что фотограф в видоискателе видит все гораздо ближе, чем остальные. И в «решающий момент» нажатия на кнопку спуска он становится абсолютным единомышленником всего, что происходит на сцене.
Зная, насколько трепетно Михаил Исакович относится к тому, что происходит на подмостках, я понимал, что так же пристрастно он оценивает и фотографии. Это задавало весьма серьезную планку и становилось прекрасной мотивацией. Тем более, что Михаил Исакович почти всегда разрешал снимать на репетициях, в зале и за кулисами — свобода действий была полная, и я дорожил этим доверием.
...Весной 2016-го я пришел к нему с идеей сделать в ГАРДТ фотовыставку «Про образы. Театральный вернисаж». Михаил Исакович идею поддержал, но предварительно просматривать напечатанные фотоснимки отказался: «Заранее не буду. Выставляй все, что считаешь нужным, не хочу ограничивать твою свободу». Но свобода предполагает откровенность; открывая выставку, Михаил Исакович честно сказал, что в целом экспозиция хорошая, но не всё ему нравится. Я догадывался, о каких кадрах шла речь: они действительно были проходными, и критика прозвучала справедливая...
Михаил Исакович умел и хвалить. Хорошо помню, как весной 2014-го я примчался в театр с распечаткой электронного письма о том, что снимку финальной сцены спектакля ГАРДТ «Любовь людей» присуждена золотая медаль на XIV Международной триеннале «Театр в фотоискусстве» в Сербии. Михаил Исакович не был режиссером этого спектакля, но глаза его засветились радостью, тогда, прочтя письмо и посмотрев напечатанный снимок, он обнял меня. Конечно, это был общий успех — и постановщика Игоря Черкашина, и художника Алексея Вотякова, и актрисы Татьяны Ахроменко, сыгравшей главную роль. Тогда, в 2014-м, я съездил в Сербию, где профессор театрального факультета из Белграда просила передать Михаилу Рабиновичу свое восхищение настоящим РУССКИМ ТЕАТРОМ...
Когда запускался проект рок-оперы по мотивам башкирского эпоса «Акбузат» - «Белый конь. Златая птица», Михаил Исакович неожиданно в коридоре на ходу сказал мне: «Скоро будет большая постановка, очень сложная и красивая! Тебе будет интересно поснимать». Я поразился тому, что при всей своей занятости художественный руководитель успевал подумать и об этом…
Помню, как с внучкой на коленях Михаил Исакович в Старый Новый год внимательно пытался смотреть слайд-шоу, в котором были собраны лучшие фотокадры за год, а потом неожиданно подошел ко мне: «Занеси мне как-нибудь флешку, посмотрю один, спокойно».
А еще Михаил Исакович умел благодарить. И ты потом полгода ходил с крыльями за спиной. Так было, когда Елена Федоровна Кондояниди на тридцатилетие творческой деятельности мэтра вручила ему подарок от всей труппы — большую фотокнигу в шикарной кожаной обложке, где были сверстаны и подписаны архивные и современные фото всех спектаклей, которые поставил Михаил Рабинович в своем родном театре. А задний форзац-разворот этого фолианта украшал общий кадр труппы и личная подпись каждого артиста. Михаил Исакович дважды поблагодарил меня за участие в этом «проекте». Вроде мелочи это уже все, но помнится до сих пор. Жалею только, что не подходил к нему с вопросами, все откладывал на потом…
А недавно я вдруг отчетливо осознал, что рядом с Михаилом Рабиновичем мы все становились просто лучше, человечнее, если можно так выразиться. У него была эта фантастическая способность. Спасибо, Вам, Михаил Исакович, низкий поклон за всё!