О, этот танец! В пространстве сжатый протуберанец вне солнца взятый!

Однажды отец принес мне, 14-летней девочке-подростку, несколько листов бумаги, на которых дышали, вытянувшись в длинные столбцы, строки, набранные на старой пишущей машинке, лента в коей уже приказала долго жить. В некоторых местах буквицы даже пробили лист насквозь, и в этом «дырчатом» узоре я угадывала слово… Сверху отцовской рукой – его бисерным очень четким почерком было выведено: «Федерико Гарсиа Лорка. Поэма о канте хондо»:

Начинается
Плач гитары,
Разбивается
Чаша утра.
Начинается
Плач гитары.
О, не жди от нее
Молчанья,
Не проси у нее
Молчанья!

Это было подобно выстрелу в упор. Так произошло мое первое знакомство с культурой фламенко.
В те поры найти какие-то сведения не только о фламенко, но и о Гарсиа Лорке, было чрезвычайно непросто: что-то рассказал папа, что-то я накопала в библиотеке, узнав, кстати, как это ни странно было по тем временам: переводила стихи великого сына Андалусии Марина Ивановна Цветаева, о которой в ту пору тоже говорить было не принято…
Дальше – больше: через два года, после поступления в университет, мне стали доступны фонды не только вузовской библиотеки, но и хранилища той, что до поры до времени носила имя Надежды Крупской, и в моей жизни появились педагоги, владевшие иным знанием, в частности, мой впоследствии научный руководитель – незабвенный Евгений Семенович Неживой. И мне открылось имя Райнера Марии Рильке с его (если говорить именно о фламенко) «Испанской танцовщицей», испанские вариации в творчестве Цветаевой (встреча с «Танцовщицей» Бродского, как вы понимаете, произошла гораздо позже). Зато университетские гурьбой ходили на выступления в зале Дома офицеров Вячеслава Вячеславовича Сомова, который читал отрывки из «Поэмы о канте хондо»; а затем той же гурьбой мы атаковали зал кинотеатра «Теремок», где на так называемом сеансе трудного фильма, замерев, смотрели картину Карлоса Сауры «Кармен» с Антонио Гадесом, Лаурой дель Соль, Кристиной Ойос и Пако Де Лусия...
Фильм Карлоса Сауры – это в период брежневских времен тоже было схоже с ощущением выстрела в упор, и также было связано с фламенко, включавшим в себя мелодии Индии, поскольку индусы бежали в свое время в Испанию, скрываясь от зверств Тамерлана, ритмы, свойственные мироощущению мавров, коих некогда было в достатке на Пиренейском полуострове, вольные напевы цыган и народные мотивы детей Авраамовых, и, безусловно, ядром стала культура Андалусии. А что касается понятия «канте хондо» (в переводе – глубокое или глубинное пение), то точнее всех об этом самом древнем в Европе образце первобытных песен сказал сам Лорка: «…Наш канте хондо поистине глубок, глубже всех бездн и морей, омывающих земные материки, глубже сердца, в котором звучит, и голоса, в котором воскресает, – ибо глубина канте хондо почти беспредельна. Он пришел к нам от древних племен, пробившись через забвение веков и листопады бурь, от первого плача и от первого поцелуя».
Во время учебы в Гранаде Федерико часто приходил в небольшое кафе «Аламеда», погружаясь в пение и гитарные переборы мира фламенко. Лорка слушал песни «канте хондо» в исполнении хозяина кафе Полинарио и его сына – гитариста фламенко. Поэт, художник и композитор, он записывал слова и ноты этих жемчужин народного творчества, а затем делал для них аранжировки, приходил в восторг от каждого аккорда, не вписывающегося в каноны западной музыки. Федерико считал просто своим долгом сохранить и распространить музыкальное наследие андалусской культуры, решив сделать ее достоянием всего мира. Вместе со своим другом композитором Мануэлем де Фальей Лорка организовал конкурс «Канте хондо», который в 1922 году состоялся в Гранаде.
И невозможно представить себе сии бытийные напевы, напоминающие голоса самой земли, без танца, который столь естественен для носителей этой культуры на атлантическом побережье и вызывает такой интерес у носителей культуры западноевропейской. Впрочем, во всем, что касается собственно танца, я, признаюсь честно, вовсе не сильна, получая лишь массу эмоций от созерцания, а посему перейду к событию, которое и сподвигло меня на столь пространный рассказ…
В минувшую субботу в уфимском Мемориальном доме-музее Сергея Тимофеевича Аксакова прошла необычная для этого уголка встреча. К аксаковцам обратились ревнители искусства фламенко из нашего города, а именно представители студии Las Aves, предложившие провести в стенах писательской усадьбы фиесту «Испанские письма». На это студийцев, по их словам, вдохновили стихи русских поэтов XX века об Испании и фламенко. К представителям Уфимской школы фламенко, которая существует с 2011 года (основной состав – примерно десять человек, остальные пока только обучаются), примкнули на фиесте в музее гостьи из Перми и Санкт-Петербурга. Кстати, одно из условий для фламенко – деревянный пол, поскольку непременным атрибутом данного искусства является то, что исполнитель отбивает ритм каблуками. Местные хранители изначально несколько озадачились, поскольку за три десятилетия существования Дома-музея столь шумных (по звуку) событий в этих бревенчатых стенах не проходило. Хотя… Здесь же не раз звучали народные мелодии в исполнении фольклорного ансамбля «Таусень», а поют «таусеньки» отнюдь не всегда камерно… Байлаоры, предварительно знакомясь с пространством писательского особняка, осматривали залы, пробовали пол на прочность и, вызвав симпатию у музейщиков словами о том, что Сергей Тимофеевич театр любил, а фламенко – это, безусловно, театр, ударили с хозяйками, что называется, по рукам, предупредив: в программу их выступления входит девять номеров.
В назначенный день в «громаду Зубинского дома» потянулся народ, привлеченный редкостным предложением: никогда еще в усадьбе XVIII века, связанной с именем одного из патриархов русской литературы, не звучали ритмы и напевы Андалусии, гортанные голоса, хлопки танцоров, одобрительные крики «Оле!» и звук резких ударов каблука об пол… Короче, к назначенному часу зал в Голубой гостиной был полон.


Название программе дала одноименная книга русской поэтессы, прозаика и эссеиста, профессора литературного института имени Максима Горького, лауреата премии «Поэт», Патриаршьей литературной премии и премии Правительства Российской Федерации в области культуры Олеси (Ольги) Николаевой. Именно уникальный цикл Ольги Александровны «Испанские письма», героиня которых, по утверждению критика Дмитрия Бака, «многократно и вдохновенно ответствует, что подлинная свобода не в дозволенности духовных сомнений и уклонении от пути, но, наоборот, в возможности по собственной воле этому пути следовать», вдохновил участниц происходящего на импровизированной сцене на необыкновенно эмоциональное, исполненное своеобразной красоты действо. Каждый танец в нем, добавлю, предваряли поэтические строки, звучащие в записи (чтецы – танцовщица Юлия Гай и актер Владимир Шошин) – Александра Блока, Максимилиана Волошина, Марины Цветаевой, самой Олеси Николаевой, прозвучало и ставшее для меня своеобразным открытием стихотворение Роберта Рождественского «Гитара Гарсиа Лорки»…
Самое поразительное то, что собственно суть «Испанских писем» напрямую рифмуется со страстным желанием шести обаятельных, чрезвычайно выразительных в своих «высказываниях» российских женщин – Светланы Синцовой, Елены Давыдовой (Пермь); Марии Нигматуллиной (Санкт-Петербург); Юлии Гай, Надежды Ганцевой и Натальи Хайруллиной (Уфа) – погрузиться в стихию фламенко и безоговорочно принять эту культуру. Почему такие метаморфозы произошли с ними, что послужило толчком – не берусь судить. У каждого человека в душе живут свои страсти, эмоции, демоны и нереализованные мечты. Искусство фламенко не имеет возрастного ценза, оно принимает в свои объятия всех – от мала до велика, кто готов «рассказать» в танце или в вольном напеве свою историю, сыграть маленький спектакль, посвященный собственным радостям и болям, мыслям и чувствам. В иной момент мы даже можем не «считать» в откровении танцовщицы ее личную историю… Но это, быть может, и не нужно, поскольку ритм движений байлаоры, невероятная выразительность рук, цепкий взор, который вдруг выхватывает твой взгляд из толпы зрителей, несут нам какую-то иную правду о ней, и это гораздо более ценно. Так же ценно, как любовь и жизнь.
…Я, как и весь зал, была настолько впечатлена всем увиденным, что даже не решилась задать выступавшим ни одного вопроса. Знаю только то, что хранители устроили накануне им подробную и неспешную экскурсию по Дому-музею, в ответ гостьи рассказали хозяйкам, что коллективу, приехавшему к нам из Перми – одиннадцать лет. В числе лучших и сильнейших в России в искусстве фламенко – танцоры из Петербурга. Не менее известны – танцовщики из Москвы, Екатеринбурга, Новосибирска, Челябинска, Томска, Омска и Тольятти. Периодически идеологи данного творческого направления в нашей стране организуют тематические фестивали, которые сулят очередные интересные замыслы и помогают найти единомышленников и новых друзей.
Мне остается лишь добавить, что я люблю Испанию, благодаря поэзии Лорки, Хименеса, благодаря «Кармен» Проспера Мериме, живописи Гойи, Мурильо, Эль Греко, Веласкеса; фильмам Карлоса Сауры и Педро Альмадовара… Теперь в эту огромную приязнь к Пиренеям вплелись и оттенки чувства, коими одарили меня участницы фиесты «Испанские письма». Gracias, прекрасные байлаоры!