Роза ветров Фирданта Нуриахметова

В Арт-галерее «Мирас» (улица Ленина, 72) продолжает работать персональная выставка заслуженного художника Башкортостана, скульптора Фирданта Нуриахметова (Салиравия), которой автор дал имя «Роза Белой Реки».

Приняв приглашение на открытие экспозиции со столь необычным названием, я сразу же вспомнила замечательную работу Фирданта Салимьяновича «Белая река», созданную им в дни симпозиума скульпторов ArtTerria. Изумительной красоты женщина, плавностью своих форм уводящая наши мысли к полноводной некогда Агидели, собственно ставшая олицетворением реки, по лону которой неспешно двигаются суда, баржи, огромные «связки» бревен, ведомые плотогонами… Налитые соком жизни чресла из тщательно отполированного мансуровского гранита заставляли меня думать о том, что один из символов реки – это созидательная сила природы, дарующая новую жизнь, движение, очищение… А еще по Нуриахметову, мне кажется, «Белая река» – это река и его, и нашей жизни…


Мысли сии крутились в моей голове по пути в галерею «Мирас», но их настойчиво перебивало всплывшее вдруг воспоминание о любимом мною фильме Вуди Аллена «Пурпурная роза Каира». Безусловно, сработало пересечение в названиях слова «роза», но и другой момент будоражил мое воображение. Профессия скульптора в «табели о рангах» представителей изобразительного искусства, на мой взгляд, имеет один из самых высоких уровней сложности. Изначально обдумывая замысел, ваятель знает, что итоговый результат люди будут рассматривать со всех ракурсов…
Безусловно, плоскость холста и графического листа предполагает свой объем, но, что ни говори, разглядывать оборотную сторону такой работы иному не придет в голову (разве что только коллекционеру), а вот скульптура, да еще вписавшаяся в контекст городского пейзажа, станет предметом обзора с самых разных точек зрения. Я все это к тому, что в упомянутом мною фильме Вуди Аллена режиссер самым парадоксальным образом создает противопоставление реального и вымышленного миров, используя прием разрушения «четвертой стены». И знаете, в каком-то смысле то, что увидела я в изумительном пространстве Арт-галереи «Мирас» (а это, пожалуй, самый лучший выставочный зал в Башкортостане!), действительно, прямо по Дени Дидро, придумавшему этот термин, разрушило воображаемую «четвертую стену» между актерами (под словом «актеры» я имею в виду те мысли и чувства, которые транслирует нам Фирдант Нуриахметов) и зрителями…


Наскоро скинув куртку и с головой погрузившись в мир, который из необозримого далека возвращает нам Фирдант Салимьянович, я напрочь забыла про свои изыски, связанные со стилистикой фильмов Аллена, и, переходя от одного «откровения» мастера к другому (а он в этом своем путешествии в детство просто поразил меня невероятной искренностью, если не сказать ранимостью), не оставляла при этом мысли найти ключ к названию экспозиции. И хотя сам автор в презентационных материалах к выставке попытался коротко объяснить суть выведенной им «формулы», я все равно, упорно меряя ногами пол и зависая возле нуриахметовских «Глашатая», «Такелажника», «Ступеньки», «Кесаря», восстанавливала в памяти то, как выглядит в геральдике Роза ветров, то бишь ее символ, напоминающий стилизованную звезду.
Впрочем, чтобы читатель понял, почему я говорю о Розе ветров, вернусь все же к презентационному уголку, открывающему экспозицию. Именно из его текстов я узнала о том, что пятьдесят лет назад, в 1972 году, отец Фирданта по настоянию супруги повез мальчика из поселка Караяр Караидельского района в Уфу, на экзамены в Республиканскую художественную школу-интернат №4 имени Касима Салиаскаровича Давлеткильдеева. «Волнениями родителей и собственным страхом», как пишет скульптор, он сдал экзамен и был принят. Далее цитирую: «Обратно домой я плыл по тем же трем рекам, но совсем с другими чувствами и планами на учебу. Если хорошее рядом, всегда почти в один шаг с ним хромает трагедия. Это я понял многие годы спустя. Отца не стало буквально через несколько дней
1 августа этого же года. Месяц переживаний, мальчишеских «не хочу» и «как там один»… В конце концов интуиция и уговоры укрепили меня, сподвигнув на другую жизнь. Теперь я за это только благодарен. Вот так на протяжении пятидесяти лет: Дом – Река – Уфа; Уфа – Река – Дом – единственная дорога, связывающая меня с маяком «Салиравия».
А реки так же текут. Юрюзань впадает в Уфимку, Уфимка впадает в Белую, а Белая окольцовывает Уфу». И пять десятков лет, учитывая Розу ветров, ведет в мир далекого детства свою сработанную еще отцовскими руками лодку кормщик Фирдант Нуриахметов…


Я пыталась представить себе родное село автора на правом берегу реки Юрюзань возле Павловского водохранилища, мысленно следила по воображаемой карте путь маленького Фирданта до Уфы, и изгибы трех рек складывались в очертания воображаемой розы, но нет, что-то у меня не смыкалось… Тогда, махнув рукой и решив, что ответ придет сам собой, а спрашивать у Нуриахметова, которого «раздирали на куски» многочисленные журналисты, мне не хотелось, я шагнула к открывающим экспозицию работам. К той «Тысячелетней дороге», с которой все и начиналось для человека, задумавшего погрузить зрителя, условно говоря, в колыбель своей жизни, а частички той жизни хранят береговой песок, земля пращуров, камни, которые, исходя из толкований знатоков Корана, дольше всего берегут память… Постояв позже у этой «Дороги» и подивившись тому, сколь азартно собравшиеся топят в ее пыли свои пальцы, я, наконец, приняла «условия» автора, рисуя в воображении жизнь мальчика, каждой клеткой впитывающего запахи реки, звук топора, ранящего плоть деревьев, которые время спустя сплавщики соберут в огромные плоты, окрики такелажника, следящего за соблюдением правил при перемещении крупногабаритных грузов, мальчишескую ладошку, ощущающую колючесть багра, от коего теперь осталась только тень… Вместе с этим деревенским пацаненком я виртуозно вела на палке обруч («Моя первая колесница») и собирала из остатков досок и щепы летательный аппарат, подобно ошибившемуся в расчетах крестьянскому Икару из фильма Тарковского «Андрей Рублёв», готовилась к охоте на Большую Медведицу. В какой-то момент, благодаря рожденному талантом Фирданта Нуриахметова сплаву классики и примитивизма, я полностью подчинилась бытийной радости несмышленыша, родившегося в одной абсолютно счастливой деревне. В деревне, которой уже нет. Есть совсем уже другое село с таким же названием, а то, любимое, родное, сформированное совсем в другую эпоху и отзывающееся в памяти и в сердце сладкой печалью воспоминаний, сохранилось лишь в душе мальчика, выросшего в большого художника. Художника, посвятившего вотчинным землям любимого Караяра, его старикам и своим деревенским сверстникам 1961 года рождения, так же, как и он, угадывающим в волнах дорожек стиральной доски, которую раньше называли «качулкой», рисунок крыльев птахи, порхнувшей в небеса, уникальную работу «Миф остановленного времени». Остановленного, но неизбывного, сколько бы ни злословили многие из нашего окружения про «совок»…
Я, отправившись, благодаря Фирданту Салимьяновичу, по дороге в собственную юность, вдруг в какой-то момент явственно вспомнила свою поездку с Русским академическим театром в Красноярск и наше маленькое путешествие по Енисею… Принимающая сторона доставила гостей из Уфы на зеленую опушку, напротив которой, на другом берегу раскинулась Овсянка – родная деревня почитаемого мною Виктора Астафьева. Среди домов высился деревянный рубленый (как и хотел писатель) храм, поставленный на деньги Виктора Петровича; здесь на деревенском погосте покоится любимая бабушка Астафьева – Екатерина Петровна Потылицына. В этом уголке мира прошло детство Виктора Петровича, сюда не раз возвращался он, дабы напитаться энергией родных мест. И из них, из этой земли вышли и его «Последний поклон», и его «Царь-рыба», и другие книги, несущие в себе эпическое звучание жизни еще одной абсолютно счастливой в понимании будущего писателя деревни. И это в какой-то момент нахлынувшее на меня воспоминание было удивительно созвучно с тем, что в тот самый час жило, дышало и говорило без слов в пространстве галереи «Мирас». И мне пришло осознание того, что «высказывание» скульптора Фирданта Нуриахметова (Салиравия) имеет полное право встать рядом с астафьевской книгой эпического размаха – «Последний поклон».
Мне кажется, это люди одной крови. И я сейчас нисколько не лукавлю.


А завершить этот материал позволю себе стихами друга и коллеги Фирданта Салимьяновича, скульптора и поэта Владимира Лобанова:
Имя несущее розы –
«Роза Белой Реки».
Память детской занозы,
Цветком упадает с руки.
Спираль молодого бутона,
Времени круг зачерпнет
Краем родного понтона.
И птица ночная вспорхнет.
Река отзовется незримо.
По берегу вспыхнут костры.
Виденья, плывущие мимо,
Зацепят шипами багры.
По-моему, лучше не скажешь…