Юнга Северного флота

9 мая уфимский Мемориальный дом-музей Сергея Тимофеевича Аксакова принял участие в республиканских акциях «Доблесть и слава переломного года» и «День открытых дверей в День Победы». В этот же славный день в Аксаковском особняке прозвучал рассказ, подготовленный научными сотрудниками музея, посвященный участнику Великой Отечественной войны, юнге северного флота Генри Николаевичу Таращуку. Гости, съехавшиеся в Уфу из разных городов России – Иркутска, Ижевска, Екатеринбурга, Санкт-Петербурга, а также жители столицы Башкортостана и Бирска внимательно слушали рассказ
о том, что в годы Великой Отечественной на Соловецких островах была организована школа юнг, в которой готовили будущих моряков. Их учили
и воспитывали так, что потом вчерашние мальчишки воевали наравне со взрослыми и проявили себя на фронтах настоящими героями.
Генри Николаевич Таращук (1928-2009), герой этого рассказа - последний юнга Соловецкой школы. Мальчишкой уехал из Уфы в школу юнг, воевал. Жизнь его складывалась из таких событий, что можно было бы снять захватывающий фильм.
Когда началась война, ему не было и тринадцати лет, но он уже рвался в действующую армию. Поняв, что на фронт ему не попасть, он поменял тактику. Генри Николаевич вспоминал: «Я рассуждал так: если на фронт не пускают, то буду работать здесь, на заводе… рабочему человеку легче попасть на фронт». На заводе пришлось трудиться по 12-14 часов, правда, только в дневное время.
В конце лета 1942 года в Уфу приехали военные моряки для набора мальчишек в школу юнг. Школа юнг на Соловецких островах при учебном отряде Северного флота была создана 25 мая 1942 года по приказу главнокомандующего ВМФ Николая Герасимовича Кузнецова. По разверстке на Башкирию выделили 150-160 мест. Школа просуществовала три года и выпустила 4500 отлично обученных специалистов. Она обеспечила наш флот кадрами и перестала существовать в 1944 году.
Желание попасть в школу было очень сильным: приписав себе два года и пройдя комиссию, Генри Николаевич был зачислен. Наверное, свою роль сыграл и тот факт, что родителей у него не было: отец погиб, воюя с басмачами, мама умерла по болезни еще в 1938 году, а отчим воевал (погиб под Ржевом в 1943-м).

Присягу юнги приняли в ноябре 1942 года. Возвращаясь мыслями в то время, Генри Николаевич писал: «Было в этот день как-то необычно тихо над озерами и лесами древних российских островов. Неслышно падал мягкий снежок… Еще с побудки мы ощутили некоторую торжественность. По случаю праздника столы в кубрике были застелены красной материей. С плакатов смотрели на нас из славного былого адмиралы: Ушаков, Нахимов, Синявин, Макаров».
Юнги первого набора в период обучения в ответ на призыв «Все для фронта, все для Победы над фашизмом!» собрали личные средства на постройку торпедного катера.
Изначально обладавшие сильным духом, безмерной любовью к Родине и страстным желанием защищать ее, они и в школе воспитывались в традициях русского и советского флота, крепкой флотской дружбы. «Каждый кубрик, - писал Генри Николаевич, - напоминал маленький музей. На стенах висели красочные картины, на которых раскрывалась история русского флота… с описанием победы наших моряков у каждой картины».
В школе был свой ансамбль песни и пляски, проводились соревнования по разным видам спорта.
После окончания учебы юного Генри Таращука назначили боцманом на один из торпедных катеров. «В первый же боевой выход, - писал он, - я чуть было не пошел на дно…» Задача была поставить минное заграждение на входе во вражескую бухту Киркенес. При установке мины молодого боцмана выбросило за борт вместе с ней, и он чудом спасся. На судне не сразу заметили, что его нет, а он видел удаляющийся катер и еле держался в холодной воде, и то благодаря спасательному жилету. В голове была одна мысль, что надо терпеть, хотя надежды на спасение растаяли вместе со скрывшимся из виду ботом.
Но товарищи его не бросили: катер вернулся за ним. Это была первая встреча со смертью.
В сентябре 1944 года после тяжелого боя, в котором погиб командир, затонул катер ТК-13, на котором воевал Генри Таращук, наш земляк был ранен и попал в плен. Вот здесь смерть держала его в руках крепко, но он вырвался. Юного Генри спас лагерный фельдшер Николай Иванович, медицинскими инструментами которого были обыкновенный перочинный нож, канцелярское шило, толстая портняжная игла с нитью, а еще нарезанные из консервной банки жестяные полоски. Перед операцией фельдшер поливал рану очень соленой водой из Баренцева моря.
«Как этими примитивными инструментами, - писал Генри Николаевич, - без обезболивающих средств, без наркоза, делал нам операции великий, легендарный «доктор» Николай Иванович, не помню. Как потом выяснилось, он сращивал мне кишки, зашивал живот, распоротый осколком, и закрепил края раны, чтобы не разошлись швы, нарезанными из белой жести скобками. Вынимал из моего тела осколки, которых было много и в руках, и в ногах, после чего наложил «шины» на ноги из дощечек, закрепил их на закрытых переломах голеностопных суставов обеих ног. И в довершение всего соорудил гипс на разбитые кости правого предплечья».
В воспоминаниях Генри Таращука есть трогательные страницы, посвященные старому немцу, которого наши пленные прозвали Фрицем. Его отправили на фронт, хотя он был непризывного возраста. Фриц был плохо одет и еле двигал ногами еще и потому, что на них были здоровенные подкованные бутсы. Генри Николаевич писал, что, лежа на грязных нарах, покрытых гнилой соломой, он часто рассматривал лицо этого старого немца: «глаза старческие, влажные, печальные, все время слезятся. Лицо иссечено морщинами». Фрицу поручили присматривать за тремя ранеными советскими моряками, и он в рамках допустимого даже облегчал их положение. «Мы с одним из моряков, Сашей, стали поправляться, – писал Генри Николаевич, - это молодость и натренерованность моего тела брала свое и, конечно, отчасти забота хорошего Фрица. Особенно своевременной оказалась его помощь тогда, когда мы были лежачими».
Сорок дней плена закончились, когда утром 25 октября 1944 года в лагерь пришли наши солдаты. Все «обнимались, плакали, благодарили за освобождение… Сорокадневный кошмар фашистского плена закончился. Но уехать из этого страшного места не удалось. Все, кто побывал в немецком плену, проходили проверку в контрольных лагерях, и такой лагерь устроили на территории бывшего концлагеря.
Физические мучения Генри Николаевича не закончились и после плена. Чего стоило только освобождение от цементного «панциря», сооруженного Николаем Ивановичем. С большим трудом целый день его снимали при помощи ножовки по металлу, зубила, маленьких кувалд, клещей; не желая того, добровольные помощники нанесли Таращуку дополнительные раны.
При переезде в петрозаводский госпиталь он чудом не сгорел в вагоне поезда, а уже на новом месте врачам пришлось ломать ему руку из-за неправильно сросшихся костей. Эту операцию он перенес с трудом. «В день операции, - вспоминал Генри Николаевич, - привязали ноги и левую руку к столу и сказали, что наркоза не будет… Я терпел нечеловеческую, нестерпимую боль… По окончании операции все тело пылало огнем. Наступил криз. Температура держалась в пределах 40 градусов».
Но постепенно состояние улучшилось, и, наконец, в начале марта 1945 года его выписали из госпиталя инвалидом II группы. В Уфу он вернулся в конце июня 45-го, а дома его ждала собственная похоронка…
Война завершилась, а мытарства нашего земляка – нет. И связаны они были с пребыванием в плену. Тяжело было переносить годами длившиеся бесконечные проверки, недоверие, но, к счастью, в какой-то момент они закончились. Генри Николаевич никогда никого за себя не просил, и долгое время они с женой Евгенией Сергеевной жили в плохо приспособленных к нормальному быту условиях. Только в середине 60-х годов прошлого века им выделили квартиру в новом доме и, как рассказывали, даже предложили выбрать любую, которая понравится. В новом жилье он многое сделал своими руками и вообще любил что-то мастерить.
Мало кто из соседей знал, что рядом с ними живет человек необыкновенной судьбы. Награды вместо орденских планок он надевал только на самый большой праздник – День Победы.
Незадолго до смерти Генри Николаевич изложил свои воспоминания в книге. Он писал: «Бывает, такое вспомнишь, что даже засомневаешься: да было ли это? Достанешь из письменного стола документы, письма, альбом с фотографиями, и вся жизнь, от босоногого детства до убеленной сединой старости, на виду. Значит, было!»
Вспоминать то время, особенно боевые действия, участникам войны было всегда тяжело… Но иногда они это делали в назидание нам, чтобы мы знали и всегда помнили, как тяжело далась Победа.


И ЕЩЁ…
В послевоенные годы Генри Николаевич Таращук стал одним из основателей в Уфе «Клуба юных моряков».