БУКВАльно обо всем из жизни режиссёра Рабиновича

"Вечерка" уже сообщала читателям о том, что 6 декабря Художественный руководитель Государственного академического русского драматического театра Республики Башкортостан, заслуженный деятель искусств России и Башкортостана Михаил Рабинович отметил особый юбилей. И связан он с тридцатилетием работы Михаила Исаковича в Русском театре.
В преддверии этой даты мы с виновником торжества встретились, договорившись порассуждать о том, что волнует режиссера Рабиновича ныне и какие события из прошлого он постоянно будит в своей памяти. Но общение наше затянулось, и финальная точка в нем не поставлена и по сию пору. Наверное, потому, что форма для беседы была предложена Михаилу Исаковичу необычная...
Поясню. Иногда журналисту кажется, что он знает своего героя, так сказать, от А до Я. Это в корне неверное представление, поскольку любому человеку свойственно меняться, а уж для натуры творческой сие есть смысл жизни, ее двигатель. "А почему бы не взять в таком случае основу основ - русский алфавит, и не попытаться, следуя букве закона жанра, сквозь призму "азбуки" взглянуть на труды и дни художественного руководителя Русского академического театра?" - легкомысленно подумала я, набирая знакомый номер. Рабинович на удивление быстро согласился, сразу же приняв правила "игры". Его даже развеселил подобный ход, позволявший в рамках одной буквы выбирать сразу несколько основополагающих для человека его профессии слов. Например, ТЕАТР, ТВОРЧЕСТВО, ТАЛАНТ (естественно, когда речь идет о букве Т).
Но все оказалось не так просто, поскольку судьба человека не укладывается в рамки "азбучных истин", и мы засиделись, вычеркивая из списка "лишние" слова и пытаясь бегло пройтись по тем, отказаться от которых невозможно. Краткие ответы были, но некоторые из них за счет собственных вопросов я расширила сама, поняв, что рассуждения моего визави гораздо важнее, чем его категорические "да" или "нет".
В общем, похоже, что итогом наших бдений в кабинете Михаила Исаковича станет "сериал", начало которому положено сегодня. Дай Бог успеть закончить к Новому году. Впрочем, не пугайтесь, читатель, шучу. Итак:

- Михаил Исакович, предлагаю начать разговор со слова АВТОР...
- Борис Евгеньевич Захава (в поры моей учебы в Москве он был ректором Высшего театрального училища имени Щукина, педагогом, который вел у нас курс теории режиссуры) постоянно твердил студентам: не режиссер автор спектакля, а коллектив. И строго наказывал своих подопечных за то, что они путали эти понятия. Помню, тогда вышла книга "Режиссер - автор спектакля", и одна из моих сокурсниц на экзамене имела неосторожность процитировать ее, высказав согласие с данным утверждением. Все, больше ее на нашем курсе не было...
Наверное, очень правильно то, что автор спектакля - коллектив. Думаю, это важно. И, безусловно, чрезвычайно важен сам автор. Сегодня, к сожалению, бытует иная тенденция - брать автора как повод для собственных сочинений. Автора топчут, подчас об него даже вытирают ноги! И не думают притом, о Чехове ли речь, Островском, Горьком или о ком-то еще не менее известном. И появляются спектакли, в коих неуважительно относятся к драматургу, первоисточнику... Но я считаю, что это - мода, временное явление. И это пройдет.
- Вполне логично сразу же перейти к слову АКТЕРЫ. И объясню почему. Мне кажется, и примеры тому существуют, что подчас актер, роль у которого в итоге получилась, забывает о режиссере. После горячки и напряженных дней репетиционного процесса он уже не помнит, что образ рождался благодаря идеям, замечаниям, репликам, в конце концов - подсказкам постановщика, который в какой-то момент требовал с него "закрепить" ту или иную эмоцию и рожденное ею движение, запомнить интонацию и состояние, оной вызванное... И были случаи, когда после премьеры исполнитель, вполне уверенный в истинности своих слов, говорил, что роль он делал сам. Я это к тому, о чем Вы сказали чуть раньше, приведя постулат Бориса Захавы: автор спектакля - коллектив. Согласитесь, для иных исполнителей грань между понятиями "коллектив" и "я" может сойти на нет. И далеко не все из артистов в процессе интервью скажут, что данный ход, допустим, ему подсказал режиссер спектакля. Не то чтобы я спорю с Вами, но все-таки какую-то корректировку мы должны сюда внести...
- Корректировка заключается в том, что нормальный режиссер, если получается спектакль, скажет - это артисты. А если не получается спектакль или не совсем получился, значит - виноват режиссер.
Мне нравится, когда актеры говорят: "Это я все сделал. И вообще, мы весь спектакль сами придумали". Не обижаюсь на это, нет. Ведь не важно, КТО сделал, а важно, ЧТО получилось. Не люблю на репетициях марионеток, которые каждый свой шаг на сцене сопровождают вопросами: "И куда нам идти? И что нам теперь делать? Покажите, Михаил Исакович...". Мне сразу же становится неинтересно. Потому что я всегда говорю: давайте спорить, давайте не соглашаться! Надо, чтобы позиция в творчестве была активной. В противном случае идите в театр марионеток и работайте там.
Актер должен участвовать в процессе. И чем больше он в нем участвует, тем интереснее получается спектакль. Режиссер, который боится показаться слабым, душит актерскую инициативу, мол, действуйте строго в рамках моей концепции: шаг вправо или влево - расстрел... Если актеру в обязательном порядке не дать возможность попробовать, отказать ему в такого рода поиске, в нем эта обида начнет культивироваться. Он всегда будет считать: "Вот если бы мне позволили, у меня бы еще лучше получилось!". А когда идешь навстречу - он потом сам убеждается в том, что его идея ошибочна (если ты, конечно, действительно знаешь, к чему необходимо двигаться). И пусть они говорят, что сами сделали весь спектакль, такие актеры есть. И что? Нормально. Лишь бы спектакль был.
- Возвращаясь к слову АВТОР, давайте вспомним одно имя. Говорю о драматурге Владимире АРРО. Говорю не случайно, поскольку Ваш первый в Русском театре спектакль "Пять романсов в старом доме" был поставлен в 1984 году именно по его пьесе... Как возникла идея обратиться к этому материалу?
- Дело в том, что возникла такая идея без меня. Когда я пришел в театр, в моем портфеле лежала совсем другая пьеса - "Старый дом" Алексея Казанцева. Она очень острая, а я всегда любил и люблю обращаться к остросоциальным темам. Но худсовет уже утвердил "Пять романсов". Короче, прочел пьесу и сразу почувствовал, что она не моя. Все вроде бы может быть... Но не настолько остро, как мне это хотелось сделать в "Старом доме". А директор театра настаивает: только так и никак иначе. Ну что оставалось? Работали мы с художником Рифхатом Арслановым, заняты были очень симпатичные артисты, и среди них и те, для кого эти роли стали первыми в актерской биографии - Татьяна Макрушина, Жанна Ярковая...
...Для меня было важно, чтобы спектакль получился. Причем важно во всех смыслах.
Во-первых, я не москвич, не питерец, которых в те поры часто приглашали в провинцию на должность режиссера. Я уфимец, а реализовывался к тому моменту только в других городах и республиках. И мне необходимо было доказать: я на что-то способен.
Во-вторых, мне и театр нельзя было подвести, и себя... И в результате, когда в день премьеры вышел на сцену на поклон, был изумлен: такое впечатление, что все в зале - мои знакомые. И ректор авиационного института, и первый секретарь горкома КПСС, и много-много людей, которых я знаю. А потом половина зала осталась, и все меня поздравляли, и это было что-то невероятное, мощное...
...Вторая встреча с Владимиром Арро связана с тем, что он написал пьесу "Колея", в которой обратился к актуальным по тем временам социальным проблемам... И это мне показалось интересно. Но пьеса была не закончена. И Арро надиктовывал нам ее по телефону. Надиктует сегодня - и мы работаем, а назавтра опять звоним, записываем...
А потом мы повезли "Пять романсов в старом доме" в Питер, и Арро пришел смотреть, пришел вместе со своей женой, на чьи стихи были написаны романсы, звучащие в спектакле. И он сказал тогда, что это лучшая сценическая версия его пьесы. Приятно, конечно...
- То есть в итоге Вы пьесу "Пять романсов в старом доме" полюбили. Что для этого нужно было сделать? Насколько мне известно, спектакль пользовался у публики огромным успехом, он сразу же прогремел...
- Да, я ее принял. Для этого нужно просто с почтением отнестись к автору, понять, что он хочет. Я вообще уважительно отношусь к любому автору, чьи произведения мы берем к постановке. Если режиссер начинает в своем спектакле по какой-либо пьесе что-то изобретать, придумывать мимо нее, то она попадает в невероятно унизительное положение, напоминает женщину, подвергшуюся насилию... Мне в таких случаях хочется сказать: или сам напиши пьесу, или возьми нечто более подходящее для своих экспериментов!
...Думаю, благодаря коллективу, который собрался в "Пяти романсах", произошло некое единение... Артисты всегда вспоминают те наши репетиции. Им кажется, что так, как в те дни, я больше ни один спектакль не репетировал. Это неправда, поскольку за каждым из них стоит своя история и каждому ты себя отдаешь. Но я понимаю, почему актеры так говорят. Потому, что мы были едины: они верили мне, а я верил им. И вот это, наверное, главное, что тогда произошло. А иначе ничего не получилось бы. В работу над спектаклем надо погрузиться полностью, и верить в конечный результат, и знать, что ты хочешь.
- Мы еще не вышли за рамки буквы А, посему мой вопрос касается Вашей alma mater - АВИАЦИОННОГО института. Что это для Вас в первую очередь?
- Люди, которые меня многому научили - ректор Рыфат Рахматуллович Мавлютов - удивительный человек, и масса других потрясающих личностей. Какая интересная работа была на факультетах! Какие фестивали у нас проходили, какая борьба шла за приоритеты! В то время существовало всего два факультета - технологии машиностроения и авиационных двигателей. Замечательные преподаватели занимались с нами. Многие из них - рыбинские, приехали в Башкирию во время эвакуации. Не могу сказать, есть сейчас такие или нет, не владею ситуацией, но нас учили подлинные мастера. И атмосфера в институте царила на удивление трогательная, поскольку вуз ведь был маленьким, все друг друга знали.
И, конечно же, одной из ярких страниц его истории является создание студенческого театра. Наверное, он возник не потому, что мы были такими, как сейчас говорят, креативными, просто время подсказало. Причем подсказало всей стране, и подобные театры появились в Казани, в Москве, во Львове... И со всеми ними мы были знакомы, общались, дружили. Мне недавно позвонил собкор "Новой Газеты" в Казани Борис Бронштейн и спрашивает: "Вам знакома фамилия Каминский?" Я обрадовался: "Конечно!" - "Он о Вас очень хорошо говорил". А Семен Каминский - это организатор студенческого театра в Казанском авиационном институте, автор многих песен, которые исполняла, например, Людмила Гурченко.
- В каком году Вы закончили УАИ?
- В 1966-м.
- А почему, Михаил Исакович, при такой любви к театру Вы все-таки поступили в авиационный?
- Потому что мама меня не пустила в театральное. И правильно, благодаря этому у меня появились тылы. И в этом смысле я был свободен, четко понимал: если с театром не получится, то профессия у меня есть, не пропаду. И не пропал бы.
...Авиационный институт - это масса интереснейших ребят, которые работали, серьезно занимались наукой, вникали в организационные вопросы, играли в спектаклях. Иногда я смотрю на некоторых своих артистов и понимаю, что тогда в нашем студенческом театре исполнители были ничуть не хуже, а подчас и лучше сегодняшних профессионалов. Хочу добавить, что ректор был в нас по-настоящему заинтересован, он поддерживал театр, понимая, что мы прославляем Уфимский авиационный институт.
- А если бы не было театра в вузе, все могло бы сложиться иначе?
- Не могло. Это все так естественно происходило, что просто не могло не быть.
- Вы все пришли в студенческий театр артистами?
- Мы были его организаторами.
...К сожалению, большинства ребят уже нет в живых. Но все они в моей памяти.
- А кто это - мы?
- Мы - это Арон Рубинштейн, Ефим Шуф, Юля Горбулько, Тамара Мардимасова, Наташа Женихова, Юра Лось, потрясающий звукооператор; Володя Тромппет, Володя Зимин, Сережа Миролюбов... Я многих сейчас не назвал. Но главное состоит в том, что этого не могло не быть. Мы создавали нечто новое, двигались вперед. И поначалу существовали как театр миниатюр. А первым руководителем его стал замечательный артист Аркадий Яковлевич Закк из Русского театра. Потом он все это мне оставил... Пришлось принимать, поскольку вашему покорному слуге доверили большое дело. И это был интересный коллектив, о котором писали серьезные статьи, не делая скидок на то, что он не числился профессиональным театром.
- Слово, которым мы поставим своеобразную точку в "обзоре" событий, связанных с буквой А, - АНГЕЛ. Имею в виду, безусловно, ангела-хранителя. Михаил Исакович, думаю, всякому человеку необходим защитник...
- Конечно, им была мама. А сейчас - жена. И дети - дочь и сын. И внучки. Все они - смысл моей жизни. Раньше мне казалось, что смысл жизни в театре. А с годами я начинаю понимать, что в семье.
- Но театр - семья другого толка...
- Да. И без нее я тоже не представляю своей жизни. Здесь нельзя сказать, кого ты любишь больше. Это понятие иного характера. Театр забирает тебя целиком. Но ты все равно знаешь, что по вечерам тебя ждут дома. И это счастье.

- Слово, открывающее ту часть, которая связана со следующей буквой, Михаил Исакович, - БРЕМЯ...
- Ну да, режиссура - это бремя, конечно. Это означает, что ты несвободен. Когда артист говорит, что он зависим и его профессия - самая зависимая, я всегда думаю: насколько же режиссер зависит от артиста, от предлагаемых обстоятельств, от происходящего на сцене, от техники... От настроения, с которым приходят актеры и открывается занавес. Сейчас я меньше обращаю на это внимание, а раньше чувствовал - пойдет сегодня спектакль или нет. И нести все это, безусловно, бремя. Иногда знаешь, что оно тебе по плечу, тебе по силам сей крест... А потом, - машет рукой, - принимаешь на себя бремя по переделке спектаклей, которые в твоем театре ставят другие режиссеры. А ведь ты не настолько в материале, как те, кто это задумал, и все не твое... И если бы ты взял такую пьесу, то у тебя было бы и другое оформление, и другая музыка, и, возможно, другие артисты... Но это уже бремя худрука, и приходится тащить его на себе. А что делать? Просто иного выхода нет.
Потому что в задаче у нашего театра - качественные спектакли. Мне кажется, это очень правильно. И если такой спектакль у тебя не получается, значит, надо вернуть эти деньги (окупить затраты по выпуску проекта - И.К.), немного на нем заработать и попрощаться с ним. Важно качество. Зритель, допустим, спросит: "А что нам посмотреть?". А мы ответим: "Вот что хотите, то и смотрите. Нам за спектакли свои не стыдно". Это "не стыдно", может быть, и есть то, что дает нам возможность радоваться. Радоваться тому, насколько заполняется зал Русского театра. Кто-то думает о том, как продавать билеты, где рекламу получше разместить, чтобы народ пошел. А я считаю: самое главное - качественный товар, если так можно сказать о спектакле.
Позволю себе бытовое сравнение - люди наши точно знают, что сегодня за продуктами нужно идти в такой-то магазин, поскольку там пока еще держат планку качества. И они идут именно сюда, ведь здесь не надо смотреть на дату выпуска, здесь не обманывают.
...В театре тоже могут обмануть, предложив, простите, протухший товар. Я подчас смотрю спектакль и не могу понять, о чем он и зачем поставлен. Время пришло другое, и его необходимо чувствовать, понимать. А значит, ставить то, что волнует людей.
- А что такое БУДНИ? Для иных театр - это праздник. И если человеку захочется пойти в выходные на комедийный спектакль, нельзя его осуждать за то, что он решил развеяться и от души посмеяться...
- ...Ни в коем случае!
- Самой мне кажется, что будни - в каком-то смысле испытание для творческого коллектива. Пережить их и остаться свежим, открытым к радости, не расплескать эмоций, сохранить любовь к залу, к девяностому, сотому спектаклю, к материалу, который тебе достался, - не самая простая задача...
- Есть такая поговорка "В каждом зрителе умирает артист". Иногда зритель смотрит и думает: "Ну и что? И я выйду и так спою!" Но ему это только кажется. Ничего он не споет и не сыграет... Театр не только производство (имею в виду выпуск спектаклей, определенное их количество в сезон, ежевечерние выходы на сцену), но еще и творчество. И вот это самое сложное. Ведь у нас практически нет выходных. Все праздники - это наши будни. Извините, профессия такая!
Вот я придумал себе, что буду отдыхать в понедельник, поскольку в этот день спектакли не идут, правда, бывают и исключения. Но все равно еду в театр: накопились бумаги, с которыми надо разобраться, финансовые документы, требующие изучения, нужно подготовиться к оперативке, необходимо прочитать очередную пьесу и так далее. И я вижу, что наши цеха, допустим, пошивочный, особенно когда речь идет о премьерах или чрезвычайно ответственных постановках, тоже работают, несмотря на выходной. Потому как у нас все нацелено на спектакли. И мы на них не экономим. На остальном можно, но не на спектаклях. И очень хорошо, что у нас такое происходит. Все в театре понимают, что здесь самое важное. Спектакль! Если не будет спектакля - не будет и театра. Мы же массу случаев знаем, когда в театр пускают торговцев, продавцов, проводятся выставки товаров, шуб... Было время, когда такое случалось сплошь и рядом. Как только театр в своем желании заработать идет на подобное, то он умирает, заканчивает свое существование...
- ...и становится музеем восковых фигур.
- Ну я уж не буду вспоминать факты из биографии иных коллективов...
- Михаил Исакович, слово БОГ...
-...есть! Бог есть. И дай нам Бог соответствовать тем надеждам, которые Он на нас возлагает.
- Удивительно, но вот эту Вашу веру я как-то особенно ясно "прочитала" в двух спектаклях - "Семейный портрет с посторонним", поставленный по пьесе Степана Лобозерова, и "Очень простая история" по произведению Марии Ладо (кстати, мне очень радостно от того, что после годичного перерыва "Простая история" вновь вернулась на сцену Русского театра). И если в первом из них разговор о Создателе несколько теряется в суматохе основного события, и ты не сразу понимаешь, что крики Бабки про какого-то там "кошкина бога" и сопротивление практически всей семьи, отказавшейся топить новорожденных котят, в конечном итоге приводят нас к главному - мыслям о душе, то во втором библейская тема ковчега, мотивы одной из заповедей, имею в виду "Не убий!", а может быть, и поддержка Господа возникают сразу. И несчастная Дуняша, вернувшаяся в родной сарай в облике ангела, и благостный Сосед, получивший от Высшего судии пару крыл, - все говорит о том, что для режиссера Рабиновича Бог есть...
-...И не только для режиссера Рабиновича. Я думаю, что в основе своей в театре Он есть для всех. Бог - это совесть, милосердие, сострадание. И умение помочь тем, кто в этом нуждается. Вот что такое Бог. А еще, конечно, вера - в дело свое, и в тех, кто тебя окружает.
- Завершая этот раздел, Михаил Исакович, я предлагаю поговорить об одной из последних премьер - спектакле "БЕШЕНЫЕ деньги", поставленном по пьесе Александра Островского и абсолютно точно (я бы даже употребила слово "прицельно") бьющем в наше время...
- Потому мы и выбрали эту пьесу. Заметьте, Островский - классик. А что это значит? Это значит, что он абсолютно современен. Он сегодняшний автор. И для России сейчас понятие бешеных денег чрезвычайно актуально. Что за ним стоит? А давайте обратимся к экс-министру обороны Сердюкову и еще кое к кому и спросим! Сколько украдено у страны! Но ныне такое называется не воровством, а... халатностью. Что за всем этим скрывается и как совершенно сумасшедшие деньги влияют на нашу жизнь? Кто ответит?
Мне кажется, материал, к которому мы обратились, очень узнаваемый. Пьеса как будто написана в наши дни, и автор принес ее в театр, предложив: "Поставьте, потому что эта тема вам близка". А мы читаем ее и говорим: "Да, безусловно, тема нам близка". Конечно! Проследить путь в высшее общество человека, шагнувшего из грязи в князи и в финале появляющегося перед залом победителем, в модном шарфе, с полными бабок, как сейчас говорят, карманами... А вокруг него вьются те, кому запах денег щекочет ноздри. И Васильков (его играет Сережа Михеев) с апломбом произносит знаменитое: "Я из бюджета не выйду". И в зале сразу гомерический хохот и аплодисменты - народ понимает, что в стране кидают деньги на ветер. А вот наш герой - выскочка, парвеню, финансовый магнат нового толка, он не будет тратить, не будет швырять свои кровные налево-направо, вот потому и поднялся, потому и повелевает. Ну а как зритель реагирует сейчас на монолог Лидиньки (Катя Колмагорова)! Она обращается к публике, мол, выходите замуж за людей деловых, с состоянием... Разве не узнаваемо? Большинство нынешних девушек в первую очередь спросит у соискателя руки и сердца: а кем вы, молодой человек, работаете, сколько получаете, а будет ли у меня машина? Вы видели, какое количество юных особ раскатывает сейчас по улицам на иномарках, чью стоимость даже трудно представить? И разве эти девочки не из пьесы Островского, не из нашего спектакля "Бешеные деньги"?..



Продолжение следует.

Рабинович практически саботировал процесс съемки - водил нас по театру и позировать категорически не хотел, "хулиганил". И в какой-то момент он легко запрыгнул на стойку зрительского гардероба, всем своим видом доказывая, что театр действительно начинается с вешалки. Тут-то его и поймал глазок камеры нашего фотокорреспондента...