Крамской восхищался Аксаковым, даже не будучи с ним знакомым

Сто восемьдесят пять лет назад, в 1839 году, французский художник, химик и изобретатель Луи Дагер представил Французской академии наук процесс получения дагерротипа – изображения на светочувствительной металлической пластинке. А 19 августа правительство Франции провозгласило его изобретение «подарком миру».
…Первый портрет писателя Сергея Тимофеевича Аксакова был написан Василием Григорьевичем Перовым в 1872 году. Второй – Иваном Николаевичем Крамским, признанным еще при жизни лучшим портретистом. Художественный критик Владимир Стасов отмечал, что «в продолжение долгих лет Крамской был самым преданным и верным помощником Павла Михайловича Третьякова».
Так же, как и перовский, он был написан после смерти писателя с фотографии Карла Бергнера.
Саксонский подданный Карл Август Бергнер в 1851 году открыл в Москве «в доме Засецкого на улице Рождественке дагерротипное заведение», но с 1853 года занялся только фотографией. За десять лет, пока он владел заведением, им было сделано множество фотографий деятелей русской культуры. Фигуры на фотокарточках Бергнера получались объемными за счет покрытия их специальным лаком, что было его ноу-хау; он также раскрашивал фото акварелью, дорисовывая фон. На обороте каждой карточки стоял овальный штамп Photographie de A. Bergner a Moscou. И даже после передачи заведения в 1864 году Мартину Шереру в его названии по условиям сделки указывалось – «бывшая А.Бергнера в Москве (vormals A. Bergner in Moskau)».
О том, как портрет создавался Крамским, можно судить по переписке между ним и Павлом Третьяковым. Заказ был получен художником весной 1877 года. В письме от 21 марта Третьяков пишет: «Нечего и говорить, как бы я рад был, если бы Вы сделали все обещанные портреты для меня, но только как Вы это успеете – недоумеваю? У Вас на руках кроме царских – Некрасов, Салтыков, Кольцов, Самарин, затем, чтобы еще до начала серьезного дела успеть написать Аксакова и Рубинштейна, едва ли это возможно, но все-таки материал для Аксакова я вышлю вместе с Самариным» (русский публицист Юрий Федорович Самарин – Г.К.).
Спустя полмесяца в письме от 4 апреля Третьяков сообщает, что отправил две фотографии портрета Сергея Тимофеевича Аксакова; далее он дает описание внешности писателя, которое составил, очевидно, со слов сына оного, Ивана Сергеевича Аксакова: «Теперь об Аксакове. Аксаков имел волосы на голове белокурые с сильной проседью, но далеко не седые, бороду же белую; цвет лица – в средних летах красноватый, к концу жизни сильно побледневший; глаза серо-зеленые, светлые и ясные до конца жизни; взгляд ясный, покойный, довольный, но не апатичный, а скорее энергичный; таково же и выражение лица: лицо, т.е. форма лица, была мягкая, во всех частях ничего не было резкого и грубого, да и самое тело лица было мягкое. Аксаков был художник в душе; страстно любил природу, литературу, музыку, театр; сохранил до старости любовь ко всему этому; любил и умел пользоваться всем, что дает нам мир Божий, пользоваться без вреда ближним, и потому мог до старости сохранить ясное, покойное и довольное расположение духа. Что Вы из всего этого разглагольствования поймете и послужит ли оно Вам к чему-либо, я не знаю, но знаю только, что этого ничего нет в портрете, с которого делал Перов (большая фотография, посланная Вам); портрет этот увеличен с фотографии малого размера (также посылаемой Вам), и так как он, вероятно, вышел очень неясен, то и отретушеван так, что все черты изменились; в фотографии малого размера чувствуется то, что я передавал о внешней и внутренней физиономии поэта, т.е. мне кажется это, но на этой фотографии волосы подрисованы и подрисованы борода и усы дочерью его, так как он последние десять лет или около того ходил с бородой. Я постараюсь достать у кого-нибудь фотографию не испорченную, т.е. как она вышла от фотографа, без бороды и усов, и пришлю Вам.
Не следует ли Аксакова на воздухе написать с руками? Уж очень типичная фигура его! Кафтан носил Аксаков черный, а рубашку синюю».
Смущавшая обоих фотография с подрисованной бородой была заменена на другую, оригинальную, которую Третьякову удалось достать, видимо, у Ивана Сергеевича Аксакова. В ответном письме Крамской сообщил, что фотографии ему очень понравились; он собирается писать Аксакова «с руками по колена и на воздухе и что Софья Николаевна (супруга художника – Г.К.), еще не зная ничего, говорит: вот бы этого (Аксакова) написать побольше. Хорошо бы было достать его шляпу, какую он носил. Он у меня будет сидеть на травке, то не худо бы в шляпу ему положить записную книжечку и карандашик (если только было что-либо подобное в его привычках)».
Павел Михайлович Третьяков очень ответственно подходил к делу. «Делая заказы, он проявляет твердость и решительность, более всего озабочен правдивой характеристикой модели. Он помогает собирать воспоминания и подбирать фотографии, его волнует, в каком виде предстанет изображенный».
В подтверждение этого можно привести письмо от 15 апреля 1877 года, в котором Павел Михайлович отвечает Крамскому: «Насчет шляпы ничего не могу сказать Вам; едва ли осталось то, чем он покрывал голову. Иван Сергеевич Аксаков говорит, что в последнее время, т.е. многие годы, отец его летом в деревне носил картуз с длинным козырьком (от солнца)».
Прошло полгода, но заказ на портрет Аксакова не был готов, и по этому поводу в письме от 21 сентября художник замечает: «портреты Ваши я, к сожалению, кончить не мог и прошу у Вас снисхождения, кончен только один Некрасов, Самарин же и Аксаков еще, вероятно, протянутся на зиму. Это всегда так: с добрыми и снисходительными людьми поступают не церемонясь, и я не исключение».
И вот, наконец, через год, в начале августа 1878 года, Крамской сообщил Третьякову, что портрет Сергея Тимофеевича Аксакова он закончил. В конце декабря Третьяков получил долгожданную посылку и написал художнику: «Аксакова я распаковал вечером при огне и нашел его чудесным по всему. Колорит лица был матово-светло-телесного цвета, словом, все вполне хорошо. Но когда увидал днем, то нашел, что все, что тронуто после, – очень розово, и в особенности лоб. Если бы возможно было сделать, чтобы портрет этот днем был точно таким, каким он теперь кажется вечером, – я бы был им вполне доволен. Я говорю прямо, иного Вы и не захотите слушать».
Портрет написан маслом, хранится он в Государственной Третьяковской галерее.