«Я благодарен всем, с кем жизнь меня свела!..»

В начале ноября 80 лет исполнится известному литературоведу, литературному критику, профессору кафедры литературы Башкирского государственного педагогического университета Раифу Кадимовичу Амирову. За 50 с лишним лет служения литературе, помимо работы в качестве преподавателя Бирского, Башкирского педагогических институтов, им воспитано тысячи учителей, в их числе и те, кто стали видными представителями национальной литературы: поэты, писатели, кандидаты наук. Необходимо сказать и об общественной деятельности юбиляра. Он – бессменный руководитель студенческих кружков и объединений, создатель картинной галереи города Бирска, лектор общества «Знание», активист, организатор и пропагандист экологического движения в республике.Сегодня мы решили предложить читателю вступление Раифа Кадимовича к сборнику работ участников Всероссийской научной конференции с международным участием, посвященной 70-летию со дня рождения профессора Амирова. Итак…


Поскольку многое из того, что наработано мною за эти годы в качестве филолога-литературоведа и историка жизни своего народа, к счастью, успело получить оценку читателя и общества, позволю себе, пользуясь предоставленной возможностью, остановиться на тех деталях, которые часто остаются за сценой спектакля, называемого жизнь.
Я «троечник». Родился 3 ноября. 3-го же ноября, как значилось в похоронке, через 3 года после моего появления на свет, погиб отец. В ночь с 3 на 4 ноября родился мой сын Марсель. К нему позже прибавились Гульнара и Динара. Трое внуков. Три главных записи в трудовой книжке – Бирский педагогический институт, Байгильдинская школа, Башкирский государственный педагогический институт (ныне – Башкирский государственный педагогический университет имени Мифтахетдина Акмуллы). Работал при трех ректорах, становление которых происходило на моих глазах: Камиле Шаехмурзиновиче Ахиярове, Эдуарде Шайхулловиче Хамитове, Раиле Мирваевиче Асадуллине. Были и другие, но они были старше меня и чуть отдаленнее, что ли...
Я благодарен отцу Кадиму, который, пережив трудную юность и трагедию скоротечной финской кампании, нашел в себе душевные силы и накануне Большой войны соединил свою судьбу с судьбой моей будущей мамы.
Я благодарен на веки вечные маме Замиге, в 3 года оставшейся круглой сиротой, но нашедшей в себе мужество не только выстоять, подняться, но и воспитать двух также рано осиротевших племянниц и гораздо позже уже меня, родившегося назло фашизму в труднейшее для страны время и выжившего в лютые морозы жестокой зимы 1941-1942 годов.
Я еще раз благодарен маме, теткам, всему роду Амировых за то, что с первых шагов они привили мне уважительное отношение к человеческому уму, слову, изложенному на бумаге. Я благодарен своим первым учителям – Хатиме-апе Еникеевой и Нажии-апе Нартдиновой за то, что неуемность характера деревенского мальчишки они направляли в русло знаний. А могло бы быть иначе... К шестому классу я прочитал почти все, что было в нашей довольно богатой деревенской библиотеке.
Я благодарен учителю русского языка и литературы Муслиме-апе Заировой за то, что она первая заговорила со мной на правильном русском языке и добивалась того, чтобы я беседовал с ней на нем же.
Я благодарен учителю русского языка и литературы Ольге Георгиевне Кетовой за то, что этого «черненького, хулиганистого» Кадимова, ставшего Амировым, как окрестили меня, выпускника седьмого класса из соседней деревни, иные “воспитатели”, она приняла за своего и сделала все, чтобы самый никудышный, набранный из таких же «некрышуемых» в нашем восьмом «Г» классе стал если не лучшим, то и не последним.
Я благодарен по гроб жизни «архангельскому мужику» – доценту Василию Григорьевичу Охитину, приохотившему меня с первого курса педагогического института к труду филолога и опекавшему до того дня, когда уже после защиты докторской диссертации в Ташкенте я заехал к нему в Оренбург и доложился по форме. Ему сей факт доставил больше удовлетворения, чем мне.
Благодарен своим товарищам по студенческой группе, старшим коллегам, которые учили меня быть человеком, трудиться и набираться знаний даже тогда, когда обстоятельства отнюдь не благоприятствовали тому.
Я благодарен учителям татарского языка и литературы Рашиде-апе Шамсутдиновой и Нажие-апе Сабировой за то, что они научили меня любить родную словесность, читать, писать и размышлять на родном языке даже в далеко не способствующих этому ситуациях.
В то же время никогда не забуду трех-четырех выговоров за то, что в нарушение решения комсомольского собрания заговорил на переменах на родном татарском...
И еще: каждая встреча с друзьями по группе (к сожалению, все более убывающей) – Фаузией Ихсановой, Руфой Максютовой, Гадилей Искандаровой, Лилией Галиной, Флярой Хановой – это и радостные воспоминания, и добрый заряд на будущее.
Я благодарен Байгильдинской средней школе, ее директору Ришату-ага Исмагилову и всему коллективу за то, что все эти годы они поддерживают во мне чувство человека, обязанного быть благодарным за доброту, понимание, высокий профессионализм педагога.
Благодарен добрым, отзывчивым друзьям, которые окружали меня, поддерживая и одобряя в научных, жизненных испытаниях, выпавших на мою долю. Самое главное – они ненавязчиво учили меня человечности, пониманию простой, но такой сложной в исполнении истины: дороже и выше того, чем порядочно прожитая жизнь, нет ничего.
Я благодарен, что судьба свела меня со строгой и доброй, понимающей и любящей Олией и наделила детьми, любящими родителей, родных и близких. За них не пришлось ни разу покраснеть – и в этом мое счастье!
Я благодарен также моим врагам, которые сопровождают меня с самого рождения по сегодняшний день. Спасибо им! Зур рэхмэт! Ведь львиная доля сделанного достигнута благодаря их стараниям, а чаще – и вопреки им.
Не случайно, анализируя то или иное произведение, выявляя в меру сил своих его художественное своеобразие, я стараюсь отыскать и передать студентам, читателям свое понимание добра.
Мама рассказывала, как она и наша соседка, получив извещения о гибели мужей на войне, пошли за 40 верст к мулле, чтобы удостовериться, правда ли написана в тех черных бумагах. Встретив их у калитки и еще ничего не расспросив о причине странствия, мулла сказал соседке, что ее муж погиб и будет лежать непохороненным не один год. А маме, по ее словам, сказал следующее: «Сенелем-сестренка (а было ей тогда около тридцати), муж твой погиб и похоронен по-человечески, но не печалься сильно, у тебя есть сын. Он вырастет, будет большим человеком, станет опорой, а ты станешь жить в казенном доме». - «Какой такой казенный дом?» - «Не бойся, это не тюрьма, а государственная квартира...»
Не знаю, стал ли я тем «большим человеком» и опорой мамы, но она, уйдя из жизни десять с лишним лет назад, снится мне довольно редко. Знающие люди говорят, значит, она довольна.
Не знаю... А вот я недоволен собой. Очень многое из увиденного, пережитого, задуманного еще не написано. Целые пласты литературы еще ждут, мне думается, своего – моего – взгляда. Успеть бы… Вот и коллеги приходят на помощь. Спасибо им за это. Станем жить, работать, сколько будет сил, чтобы пришедшие после нас к духовным лицам услышали в ответ: «Идите к себе и трудитесь в радость. Они довольны вами и не будут зря беспокоить вас во снах».
...По окончании школы почти все мои учителя, да и одноклассники тоже, кажется, прочили мне профессию если не инженера, то, во всяком случае, учителя математики: ведь в аттестате моем всего 3-4 четверки, и то по таким предметам, как биология, астрономия, черчение…
Каково же было удивление многих из них, оказавшихся студентами-заочниками Бирского педагогического института, когда они узнали, что я подал документы на филологический факультет! «Немедленно подай на физмат – ты же сплошной отличник по этим предметам!» – говорили они. Успокоились только после того, как сказал, что помимо русского языка и литературы я хочу и буду изучать и иностранные языки.
А до этого мы с другом пережили довольно трудную ситуацию. Дело в том, что до самого последнего дня мы, получившие в 1958 году аттестат зрелости 3 (три!) десятых класса (шутка ли, из одной нашей деревни почти 40 выпускников), знать не знали, куда податься. Правда, вечером на завалинке возле магазина, когда зашел разговор об этом, один дядька из сельских начальников сказал, как отрубил: «Куда им, с их суконным рылом да холщовыми штанами, в калашный ряд да институт?! Быкам хвосты крутить — вот самая им дорога!» Но и матери наши, да и мы сами думали иначе. Меня грела давняя мечта стать токарем, и когда я поделился этими мыслями с другом Исламетдином, он предложил немедленно поехать в Уфу, где на Моторном заводе работала его сестра Жигания: уж она-то устроит…
Но не глянулись нам тогда Уфа и обещание директора сделать из нас героев труда. Вернулись мы домой словно в воду опущенные… «И чего тебе метаться? Вон сколько книг прочитал. Поехал бы в Бирск и поступил в институт. Выйдешь учителем!» – сказала тогда мама. К тому же и мои школьные наставники, а еще одноклассницы твердили о том же.
Сдав четыре экзамена, через месяц я получил извещение о зачислении. Теперь, по истечении пяти десятков лет, сопоставляя совет уважаемых учителей и мамины слова, прихожу к выводу, что профориентационное чутье их не подвело. Может, оно было сугубо индивидуальным, хотя ни Исламетдину, ни Игъдисаму, ни Фагиму и Радифу ведь не рекомендовали поступать «на учителя»: они стали прекрасными ветеринарами, зоотехниками, общественными деятелями, но не педагогами.
Мне с моим выбором повезло. «А повезло ли другим со мной?» – как говорил Мустай Карим, – судить об этом им.




***
«Так Вы писали о себе 10 лет назад, - скажет внимательный читатель. – Это интересно. А дальше что происходило?»
Отвечаю: как писали в сводках военных лет, за истекшие 10 лет существенных изменений в жизни не произошло. Подросли внуки и внучки, сделали нас с Олией прадедушкой и прабабушкой. Шестой инсульт обошел: хватило рецидивов после предыдущих пяти… За это огромное спасибо докторам, в первую очередь Альфире Аисовне Музаффаровой из 21-й больницы. Как результат работы за эти годы написаны и изданы книги, появлялись статьи, переводы пьес зарубежных и русских авторов. Издательство обещает разместить их в интернете.
На вопрос того же внимательного читателя: «Все трудишься на кафедре?» отвечу так: работаю над собой. Въедливый читатель поинтересуется: «А что, разве раньше не работал над собой?»
И я, положа руку на сердце, отвечу: это уж как начальство скажет да душа прикажет…
В коронавирусное лето по совету книжного издательства «Башкортостан» и заказу администрации Татышлинского района я составил рукопись дополненного за счет новых материалов издания книги о народном поэте Ангаме Атнабаеве (кстати, единственная рецензия на спектакль по его пьесе «Огонь» увидела свет в «Вечерней Уфе» за подписью вашего покорного слуги). Также по совету главного редактора Издательства «Китап» Зульфии ханым Карабаевой собрал опубликованные за 50 лет в разных изданиях (в том числе в «Вечерней Уфе», где за моей подписью появилась первая по существу рецензия на повесть Мустая Карима «Долгое-долгое детство») статьи, обзоры, отклики на книги и спектакли. Получился довольно объемный том. Обе рукописи сдал в издательство. Теперь слово – за редакторами. А сам сейчас плотно засел за книгу о народном поэте Марате Каримове. Материал собран, скомпонован, теперь самое сладкое и трудное – изложить продуманное.