«Тёмный, прямой и взыскательный взгляд. Взгляд, к обороне готовый…»

Сегодня моя любимая и единственная бабушка отмечает свой юбилей. Да непростой, ныне Рашиде Салимовне Ибрагимовой – 95 лет!

Конечно, гостей в этот раз будет не так много, как на ее 90-летие, которое мы, вроде совсем недавно, замечательно отпраздновали большой компанией родственников и соседей. И пусть не все смогут приехать в нынешнее непростое время, поздравлений все равно будет много – от троих детей, шестерых внуков и дюжины правнуков, разбросанных по городам и весям земного шара. И пусть не все с бабушкой на ежедневной связи, но в сердце каждого из нас эта удивительная женщина занимает особое место. Мы часто шутим по этому поводу, говоря, что она как королева-мать — одна на всех. И всегда, уже всерьез, говорим ей спасибо за то, что однажды они с дедом соединили свои судьбы. Конечно, у каждого из нас свои отношения с бабушкой и своя история, возможно, у меня она самая богатая; может быть, оттого, что я знаю ее дольше всех (поскольку был первым внуком), может, и оттого, что встречаюсь с ней чаще, поскольку родной город надолго не покидал и, наверное, уже никогда не оставлю. Такая же прочная связь с бабушкой есть и у Ани, моей двоюродной сестренки, и одна из причин – то, что она родилась в Уфе и первые месяцы младенчества провела в бабушкином доме. Думаю так, поскольку сам, преодолев недавно полувековой рубеж, все острее сознаю, что для меня бабушкин дом всегда был символом понятия человеческого дома как такового, дома как центра мироздания. Я родился в уютном двухэтажном «особняке», построенном пленными немцами, на тихой и очень красивой улице Краснодонской, что расположилась между Домом печати и Центральным рынком и выходит прямо на озеро Солдатское в парке Якутова. И будучи первым внуком, да еще и мальчиком, я сполна испытал любовь самых старших. До сих пор хорошо помню наши семейные походы в этот парк, катания на лошадках и машинках в лунапарке и прочие радости детства. Помню обитый железом татарский сундук, на котором я спал (он до сих пор на том же месте), и ту особую атмосферу тишины и уюта, когда из окна первого этажа отчетливо слышен скрип снега под ногами прохожих и негромкий их разговор. Хорошо помню детский садик – буквально в трех шагах от нашего дома, и первую воспитательницу Нафису Шакировну. Никогда не забуду первый велосипед «Левушка», а затем и «Школьник», которые подарил мне дед, Талгат Султанович. Помню, как дед, приехав с работы, разрешал своему водителя Ахату сделать «круг почета» со мной на переднем сиденье двухместного «Москвича»-«пирожка». Дед работал главным бухгалтером Минторговли БАССР, увлекался фотографией, и он же подарил мне первый фотоаппарат, знаменитую «Смену-8М»… Помню и похищение мной бабушкиной копилки с пятикопеечными монетами, которые я потратил на мороженое, и суровый воспитательный разговор с дедом после моего признания. И бабушкин дом и вообще все мое детство я всегда ощущал как время, залитое ослепительно щедрым и теплым августовским солнцем. И до сих пор я чувствую, что солнце это всегда было и есть со мной и во мне, даря силы и поддерживая в трудные минуты.


Потом мы переехали на расположенную рядом улицу 8 Марта в однокомнатную квартиру моей прабабушки, а та стала жить у бабушки. На выходные я с ночевкой прибегал к бабушке и собирал белые камушки для ее мамы, целыми днями перебирающей четки. Примерно в это же время бабушка научила меня «вредной привычке» читать в постели, лежа на спине и подогнув колени. Всю ее библиотеку – собрания сочинений Майн Рида, Джеймса Фенимора Купера, Александра Дюма, томик Рафаэля Сабатини – я осваивал таким способом несколько лет, и покорители прерий, пираты и дерзкие мушкетеры надолго стали моими героями. И первые поразившие меня образцы красоты, воплощенной в прохладном мраморе, я тоже увидел у бабушки, разглядывая книжки-раскладушки, привезенные дедом из Эрмитажа.
Так получилось, что на первом курсе университета я решил пожить у бабушки. Утром убегал на лекции, а вечерами убирался во дворе «Башсантехмонтажа» напротив парка Якутова, куда устроился дворником. Каждое утро бабушка готовила завтрак, и когда я выходил из ванной, на столе уже стояли тарелка каши, яйцо всмятку, бутерброд с маслом и чашка кофе; было что-то совершенно особенное в этом нашем с ней утреннем ритуале. Затем я ушел в армию, после восстановился и окончил университет, чему бабушка очень радовалась и много позже выдала «военную тайну», обмолвившись, что ходила в деканат и пыталась хлопотать за меня. А мои однокурсники, с кем мы готовились к первой сессии у бабушки дома, до сих пор вспоминают те наши посиделки: «Рашида Салимовна жива-здорова? И голос по-прежнему, как серебряный колокольчик? Поклон ей!»
Затем у меня были «другие университеты» – я работал в пенитенциарной системе, побывал на Северном Кавказе, потом колесил по стране и миру и с бабушкой встречался и созванивался не так часто. Но встречать меня из боевой командировки она приехала вместе с отцом и матерью и выпила по этому случаю фронтовые сто грамм. Когда я пришел работать в «Вечерку», то стал захаживать к бабушке чаще, и уже не она мне давала почитать вырезки из газет, а я приносил свои материалы. Кстати, тогда же выяснилось, что в «Вечерке» долгое время работала вечерним ревизором Наталия Александровна Лалетина, бабушкина знакомая. В ту пору у меня проснулся интерес к семейной истории и за нашими долгими разговорами я поражался ее великолепной памяти – бабушка помнила практически все! И первые годы жизни в узбекском городе Кызыл Орда, где она родилась, и Ташкенте, и переезд в Башкирию, на родину мамы, после развода родителей. В Уфе ее мать Минзифа вышла замуж, жили они в частном доме на улице Полины Осипенко. Отчима бабушка до сих поминает добрым словом, в 70-е ее родной отец приезжал в Уфу с новой женой, затем и Рашида вместе с мамой и отчимом съездили к ним в гости в Ташкент. Помнит бабушка, как самостоятельно, совершенно одна, пошла записываться в первый класс начальной татарской школы на улице Якутова, директором которой был Азнабаев, а классным руководителем – Еникеева, ученики обращались к ним апай и агай; похвальный лист за первый класс на латинице (!) бабушка бережно хранит до сих пор и гордится тем, что ее одноклассница Наиля Кадырова работала директором Дома моделей в Сочи. Затем бабушка перешла в школу №7, располагавшуюся на углу Революционной и Чапаева. А потом началась война. И зимой 1941-го четырнадцатилетняя Рашида вместе с тремя подругами пошла работать на узел связи по улице Чернышевского. И до сих пор тепло вспоминает она уфимку Фишер и эвакуированную из Могилева Комиссаренко, ставших ее наставницами. Всю войну Рашида принимала-отправляла телеграммы и оформляла заказы на переговорном пункте, который располагался в здании почтамта на Коммунистической; в их доме жили эвакуированные из Ленинграда токари Павел Маркелов и Владимир Лаврентьев, ковавшие оружие Победы на УМПО. Помнит бабушка и своего первого кавалера – Касыма, ехавшего с фронта на побывку в Стерлитамак и зашедшего дать телеграмму родным, чтобы встречали. Вечером он пригласил Рашиду в кино, но дальнейшие отношения не сложились. С моим дедом бабушка познакомилась в Леспромхозе, где время спустя работала секретарем, а Талгат Султанович, вернувшись с фронта с Дальнего Востока только в 1946-м, – инспектором. На обед они ходили в дом деда на улице Зенцова; Рашида дедовской родне приглянулась, и вскоре молодые сыграли скромную послевоенную свадьбу. В 1949-м у них родилась старшая дочь Резеда, моя мама, затем средняя Гузель и сын Рустем. Всю оставшуюся жизнь бабушка, как и положено мусульманской жене, посвятила семье. И потому частенько встречает меня с лукавым прищуром: «Ну заходи, отец троих детей».
Когда в 1985-м нас покинул мой дед, бабушка не замкнулась, сумела сохранить друзей семьи и верна им по сию пору. Я хорошо помню, с каким удовольствием она не так давно ходила в «Группу здоровья» тогда еще стадиона «Труд», где была старостой секции, а ее соратницы-подопечные на праздники всегда забегали к ней домой большой шумной компанией с любимыми бабушкой хризантемами.
И только сейчас я понимаю, что огненное лихолетье и трудное послевоенное время бабушке помог пережить ее характер – немногословная, временами суровая, не «кончавшая университетов», она каким-то непостижимым образом всегда умеет отделить главное от мелочей. И сильный и сложный ее характер почти всегда поначалу вызывает в тебе сопротивление, но только до тех пор, пока ты не вникнешь в суть ее слов. И даже если поначалу ты с бабушкой отчаянно не соглашаешься, то спустя какое-то время убеждаешься в ее правоте. Поэтому спорить с ней с недавних пор я почти перестал, больше рассказываю о том, где бываю, с кем встречаюсь, благо бабушка вкуса к жизни не потеряла и интересуется всеми новостями. А как радуется, когда я приглашаю ее на выставки, свои и чужие, – не передать! Как-то она позвонила и попросила меня приехать. После традиционной чашки чая бабушка объяснилась: «Я решила отдать тебе все фотографическое «наследство» Талгата Султановича». Я растерялся и не мог поверить: все дедушкины фотоаппараты, увеличители, ванночки, колбы, аптекарские весы и множество приборов в кожаных футлярах – теперь мое? «Да! – твердо сказала бабушка. – И подшивка журнала «Советское фото» за двадцать лет тоже». И добавила: «Дед, если бы жил сейчас, был бы тобой доволен». Эти ее слова были для меня слаще меда...
При всем своем строгом нраве бабушка отнюдь не ханжа. Помню, с каким удовольствием мы с ней опрокинули по кружке чешского пива в первый же день в Карловых Варах, куда приехали по подаренной родственниками путевке. И как персонал отеля с первого же дня шептал комплименты: «Ваша мама прекрасно выглядит! Как ей это удается?»
Всего сейчас и вспомнить невозможно! Да это, наверное, и неважно. Важно то, что в этот день мы соберемся, как прежде, в нашем-бабушкином доме, сядем за общий стол и дружно скажем: «Бабушка, с днем рождения! Мы тебя любим! Живи долго и счастливо!»