или Портрет путешественника во времени и в неземном пространстве

Открытое небо,

«Ты путешественник по призванию, по страсти. Только путешественник мог спросить, сколько лет рыбе, которую мы съели за обедом. Только путешественники так боятся канцелярских бумаг. Только путешественники так стесняются, когда дарят цветы. Только путешественники так свистят и думают о своем и по утрам мучают своих жен зарядкой из двадцати четырех упражнений. Только путешественники так не стареют».

Я намеренно открываю цитатой из романа Вениамина Каверина «Два капитана» завершающую часть материала, посвященную мировому рекорду, к которому имел самое прямое отношение наш земляк Александр Лынник, совершивший в составе экипажа из трех человек из стратосферы с высоты 10 тысяч 500 метров прыжок с парашютом на Северный полюс. Дело все в том, что Саша Лынник мне разительно напоминает героя романа Каверина – капитана, полярного летчика Саню Григорьева, поставившего себе цель найти следы экспедиции капитана Ивана Татаринова, на шхуне «Святая Мария» отправившегося некогда к Северному полюсу. В отрывке из романа, приведенном выше, эти слова, обращаясь к Сане, произносит его супруга, дочь капитана Татаринова Катя. И все, что она говорит своему мужу, абсолютно точно вписывается в труды и дни летчика-инструктора АНО ДПО «Учебно-методический центр малой авиации», парашютиста, альпиниста, поднимавшегося на самые высокие горы, покорителя коварных рек, по которым сплавляются только самые смелые и опытные люди, композитора, музыканта и исполнителя собственных песен, поэта, автора книг и прирожденного путешественника Александра Борисовича Лынника. Ведь даже имя у них одно – у пилота-инструктора Лынника и у полярного летчика Григорьева. И если бы так вдруг произошло, что литературный герой, сойдя со страниц книги, познакомился бы с героем-парашютистом Лынником, а их ко всему прочему объединяет и любовь к Арктике, то наш Саша, не задумываясь, отправился бы вместе с капитаном Григорьевым на поиски экспедиции капитана Татаринова. Такой уж он человек.
…Первая часть завершалась в «Вечерке» тем, что, добираясь от аэродрома «Первушино» в город, мы сидим в автомобиле Лынника, и по ходу движения, а я бы даже сказала – полета, Сашиного «болида» по трассе разговариваем о беспрецедентном прыжке трех россиян – летчика-космонавта, Героя России Михаила Корниенко, инженера космической и стратосферной техники Дениса Ефремова и нашего земляка, между прочим, автора «Вечерки». Завершал первую часть публикации рассказ о том, что проект, который в итоге дал понять всему миру, что превосходство России в освоении северных широт неоспоримо, начал разрабатываться и двигаться к цели с 2018 года. Итак, слово Александру Лыннику:
– Изначально мы с Корниенко должны были прыгать вдвоем, понимая: чем больше людей, тем выше вероятность каких-то нештатных ситуаций. Начали подготовку, Михаил у себя в Москве, я здесь, в Уфе. Корниенко – морж, у него серьезная закалка, он постоянно делает физические упражнения. А еще у Миши под боком целый Центр подготовки космонавтов имени Гагарина. Он там проходил тренировки, в том числе и на гипоксию, у меня же такой возможности не было.
…Время приближается, уже апрель на носу, и опять возникает проект Борнео, который на несколько лет закрывали. А мы могли осуществить задуманное только тогда, когда он вновь начнет действовать. Корниенко встречался с Глаголевым, они устроили мозгштурм и поняли, что без Борнео такого прыжка не осуществить. Почему? Во-первых, нужно организовать нашу встречу внизу. И не просто встречу – в случае нештатной ситуации должна быть бригада спасателей с вертолетами, которая могла бы найти нас во льдах и вытащить оттуда, оказав помощь, если понадобится. И, чтобы не тащить специально такую группу в Арктику, важно было сделать это параллельно – строительство ледового лагеря, привлечение туристов науки на апрельскую навигацию… Это существенно сократило бы финансовые расходы, почти вдвое, а наш проект требовал солидной суммы.
И вот когда Корниенко с Глаголевым договорились окончательно, что Борнео берет на себя ответственность за нашу встречу внизу и организацию самого десантирования, потому как прыгнуть с такой высоты – просто так выйти из самолета – недостаточно. Необходим обслуживающий экипаж внутри воздушного судна, ведь специальное снаряжение, которое необходимо для прыжка, требует обслуживания перед событием, поскольку мы в данный момент ограничены в движении. Эти «скафандры» не позволяют нам где-то что-то включить, отстегнуть какой-то шланг, сами мы этого сделать не сможем, нужны помощники; все это могут сделать специалисты Борнео.
И в ноябре 2023-го Корниенко звонит: «Саня, все срастается! Борнео берет нас под свое крыло. Осталось найти деньги!»
В общем, палка о двух концах. Чтобы найти деньги (очень большие), нужна публичность, необходимо заявить о задуманном. Но велика ли вероятность, что спонсоры среагируют на эту информацию? А заявить и не выполнить того, о чем было сказано, еще хуже. Решили рискнуть – объявили о наших планах Роскосмосу, и там сразу же разместили информацию на своих ресурсах. Процесс пошел, и спонсор не заставил себя долго ждать в лице «Газпрома» и господина Миллера. А еще Корниенко находит главного информационного партнера, и это НТВ, нас поддерживает Книга рекордов России, эксперты которой очень заинтересовались прыжком… Начались многочисленные эфиры… Мы уже готовимся к прыжку, а денег на счету еще нет, ни копейки. Проблема… И тут нас выручает не кто иной, как мой любимый город, Администрация Уфы в лице мэра Ратмира Мавлиева. Муниципалитет дает первоначальные средства на то, чтобы мы могли сшить парашюты. А парашюты для такой задачи нужно шить новые, очень надежные, наши, отечественные. И добавлю: необходимо обеспечить проект связью. И Ратмир Рафилович выделяет нам деньги. Это нас очень сильно выручило! Мы тут же начали шить высотные комбинезоны, другое снаряжение…
– Саша, а где все это шили?
– В Москве, это профессиональная фирма, по-моему, она называется «Полярный ветер» и специализируется на одежде для полярников и десантников, которые прыгают при низких температурах. Они с нас сняли мерки и в течение длительного времени шили нам из специального материала, как я говорю, скафандры, стоимость каждого превысила 150 тысяч рублей. Достаточно дорогое снаряжение, но даже после испытания его на 6 тысячах метров у нас возникли некие замечания…
Потом мы начали дорабатывать кислородное оборудование, нам предоставили российское. Оно при таких условиях ни разу не испытывалось. Поэтому прыжок сразу же получил статус «испытательного». Мы испытывали это новое кислородное оборудование тоже отечественного производства компании ПТС, обретающейся в Подольске, в Подмосковье. Она занимается пожарным и спасательным оборудованием. Мы справились с такой задачей. И теперь у соответствующих служб есть российское оборудование, позволяющее прыгать с таких высот.
– А как в вашем экипаже появился третий человек?
– Благодаря деньгам, которые нам дала Администрация Уфы, у нас помимо уже перечисленного появилась и возможность использовать для тренировок необходимую аппаратуру, в том числе и барокамеру в Центре подготовки космонавтов, и термокамеру. И самолет, чтобы мы могли прыгать хотя бы с 6 тысяч метров, и уже начать понимать и чувствовать, что это такое… В тот момент к нам и пришел третий член экипажа Денис Ефремов, который, как мы уже понимали, был нам просто необходим. Он – инженер проекта, давно занимающийся изучением именно стратосферных прыжков. У Дениса были наработки и опыт. И потом – молодая кровь! Нас двое, нужен, как и положено на Руси, третий. В общем, перед выходом на низкий старт мы принимаем Дениса Ивановича Ефремова, генерального директора компании «Стратонавтика», занимающейся спутниковыми системами и работающей в тесном контакте с Роскосмосом. Так что теперь это тройка тех людей, которые утверждены командиром нашего экипажа Михаилом Корниенко. И сформирован кабинный экипаж: пять человек должны были находиться в грузовой кабине – двое выпускающих и трое тех, кто будет прыгать. В числе выпускающих, естественно, Дмитрий Глаголев, опытнейший парашютист и специалист, плюс его помощник Александр Мещеряков, добавь экипаж Ил-76, который должен был поднять нас на высоту более 10 тысяч метров, что для этого воздушного судна непростая задача, поскольку оно поднималось на 11 тысяч метров, и необходимо было разгерметизировать на высоте грузовой отсек. Это сложно. Но все согласились, подписались и начали тренировки.
…Будучи еще дома, я в Уфе нашел компанию «Галамарт», которая согласилась проводить со мной тренировки на гипоксию. Это очень важная и ответственная процедура – воздух с небес не должен попадать в кислородную маску и за этим надо следить. Физиологически сие не так приятно, поскольку мы все равно дышим, конечно, не так, как воздухом, легко и свободно, а тут приходится вдыхать, совершая некие усилия. Добавь нервное состояние, когда ты понимаешь: надо этот час отдышать так, чтобы ни сучка, ни задоринки. Потом, где-то на высоте около 10 тысяч метров, за 15-20 минут до прыжка начинается разгерметизация кабины. Давление внизу 760, а там 200 миллиметров ртутного столба. И вот во время разгерметизации с организмом происходят некоторые странные явления. У меня, например, было ощущение, что кто-то внутри тянет тебя за кишки, и такая боль возникает! Весьма неприятное состояние. А у других иначе – у кого-то, например, суставы начинает ломить, в общем, по-разному у всех.
Адаптация по давлению достаточно неприятная штука. Потом мы за 5 минут до прыжка должны встать, нас должны отсоединить от системы, которой мы запитывались, от баллонов, лежавших на десатурации, и переходить на автономные системы. У тебя на груди два баллона. Все это готовят выпускающие, и потом наконец долгожданное открытие рампы и команда: «Вперед!».
Что касается прыжка… Сразу скажу, факторы риска – это низкие температуры минус 55 за бортом, ну считай, при скорости падения где-то 90-80 метров в секунду возникает, скажем так, эквивалент и температура уже где-то около минус 100 градусов, и любой незащищенный или плохо защищенный участок поверхности тела – это моментально термический ожог. Потому-то эти места мы все проклеивали. Ну я не проклеивал, я по другой технологии, но ребята проклеивали специальными тейпами.
…Низкая температура. В общем-то холодно. Попадая в такой поток, при такой скорости... При выходе, естественно, возникает динамический удар. То есть набегающий поток, скорость самолета при выброске где-то 380 километров в час, и вот данный поток, когда ты из-под самолета уходишь, на тебя обрушивается. Это сильнейший динамический удар. И с ним надо как-то справляться, чтобы тебя не закрутило. Все равно крутит, конечно. У меня произошла ситуация, равная нештатной: крепление шланга ухудшилось, и он начал хлестать по лицу. Пришлось схватить его рукой. Это ввело во вращение, но я собрался и стабилизировался.
Конечно, могут возникать перегрузки, и можно потерять сознание… Ну слава богу, значит, я к этому был готов, и тренировки дали свои плоды, безусловно, и эта проблема была решена. Кто раньше, кто позже, все стабилизировались, и далее начиналась уже борьба с холодом. В процессе падения мы были 2 минуты 20 секунд. То бишь в свободном падении без раскрытия парашюта. Купола у нас были раскрыты на высоте тысячи метров, в общем, получается 9500 метров мы летели без парашюта… Далее следующая проблема – это приземление, там внизу торосы, льдины, трещины, и надо попасть в определенное место, чтобы тебя не искали, да и медведи могут оказаться рядом, слава богу, их не было.
И там у каждого тоже возникли свои ситуации. Ребята поморозили лица. У меня получилось так, что мне пришлось снять на короткое время варежку, дабы расчековать стропы управления. И этого хватило на то, чтобы поморозить левую руку. Но не так критично – все отошло.
Приземлились мы в 20 метрах друг от друга. Корниенко вообще прямо в точку приземления попал. Встретили нас полярники, спасателям работа была облегчена до невозможности, что тоже радует. Но самое непростое в прыжке, я предвижу твой вопрос, – ожидание. Прыжок очень много раз откладывался. И состояние, когда ты должен справиться с нервным напряжением, возникающим из-за того, что задача постоянно отодвигается, и в какой-то момент она даже вообще была запрещена, а потом снова дали возможность, – это, пожалуй, самое сложное. Как сказал Корниенко, для космонавта самое сложное – ждать и догонять. И еще самое сложное, наверное, лично для меня, не бесконечность периода ожидания и переноса прыжка: ты понимаешь – если с тобой что-то происходит, любой насморк, любое изменение здоровья, ты сразу же отстраняешься. Вот это уже серьезный груз, нервный, поскольку к тому, что задумано, идешь очень долго и проходишь сложнейший путь. И вдруг в самый последний момент тебе говорят: «Нельзя!..» Но мы это все-таки сделали!