Неизменные величины

Трое суток шагать, трое суток не спать

Сегодня, 25 октября, Виктору Алексеевичу Савельеву исполняется 70 лет. В "Вечерней Уфе" он работал с 1973 по 1992 год (в 1987 - 1992 - редактором приложения "Уфимская неделя"). С 1995 по 2000-й - главным редактором "Ленинца" (ныне - "Молодёжная газета").

...Несколько месяцев назад мы шли с папой по улице и разговаривали, и он увлеченно рассказывал мне о том, как когда-то писал репортаж об уфимском угрозыске - об операх, которые ловили карманников. Несколько дней маскировался с ними под пассажиров переполненных автобусов. Ему как журналисту всегда были интересны "неочевидные", не слишком любимые благопристойной официальной прессой стороны жизни. То, что он рассказывал о том репортаже, было похоже по антуражу на "Место встречи изменить нельзя", на знаменитую сцену с карманником, сильную моралью - "Вор должен сидеть в тюрьме"; в рассказ папы тоже была заложена мораль: журналист не должен стоять над схваткой в борьбе добра со злом. Но сейчас я не об этом, а о том, что он упомянул вскользь: по каким-то причинам репортаж не вышел, не получился. Мне это резануло слух. Слишком уж отличалось это от законов, по которым живёт журналистика сегодня. Ну не представляю своего сегодняшнего коллегу, который неделями бы "собирал фактуру", зная, что репортаж может не выйти, или не написал бы хоть что-то, пусть и для "галочки" (в гонорарной ведомости). Всё переставлено с ног на голову: фактуры, жизни, личного интереса журналиста может и не быть, - но текст получается всегда. Текст, продукт, услуга. Тут уместно вспомнить недавнее требование нового министра образования России - не называть работу учителя "услугой", хотя бы в официальных документах. Это вполне применимо и к журналистике. "Оказывать услуги" - так не должны говорить и думать о журналисте. Мне кажется, вот это изменение роли журналиста в новом веке - то, что больше всего огорчает моего отца, Виктора Савельева.
Инициатива министра образования, которую бурно обсуждает федеральная пресса, - это одна привязка к сегодняшнему дню. Реконструкция дороги Уфа - Затон, которая не сходит со страниц местной, - другая. В конце 60-х папа строил эту дорогу. История о том, как, почему молодой дорожный рабочий решил стать журналистом, не имея, в общем, предпосылок к тому ни в семье, ни в окружении, поступил на журфак Уральского университета, - это один из интересных мне сюжетов его жизни. Думаю, здесь была не только вера в силу слова как в высшую справедливость (характерная для журналистов его поколения), но и интерес к жизни, если так общо можно выразиться. Я - интроверт, я всегда с изумлением наблюдал, как ему хочется разговориться буквально с каждым, или разговорить каждого - продавщицу в магазине, соседа в вагоне поезда.
Профессиональной вершиной для него стал "Ленинец" ("Молодежка"), его стараниями превратившийся в лучшее, высококлассное, думающее издание Башкирии второй половины 90-х. Самое же важное для него происходило в "Вечерней Уфе", которой он отдал первые двадцать лет журналистской работы. Я догадываюсь, чем ему была мила эта молодая в то время газета. Городские, часто "приземленные" заботы как-то снимали партийную и комсомольскую тяжеловесность, привкус которой есть даже в классных материалах других изданий тех лет. Кстати, если не ошибаюсь, папа стал первым беспартийным главным редактором в республике, когда в конце 80-х ему передали "Уфимскую неделю". "Главное - не карьера и не почести" - звучит, конечно, как штамп, но он действительно этого как-то всегда чурался и, наверное, остался единственным из главных редакторов и "главных журналистов" (это не юбилейное преувеличение) 80-х - 90-х, не получившим никаких званий и тому подобного. Однажды его наградил только Сергей Кириенко, назначенный полпредом в Поволжье, и в тогдашней политической конфигурации эта история уже много значила. Кстати, та медаль не сохранилась - ее украли домушники при скитаниях по съемным квартирам в Москве. Быть выдавленным с малой родины - тоже своего рода оценка значимости работы журналиста, иногда более красноречивая, чем все "заслуженные" звания.
Если возвращаться к "Вечерке" 70-х, то папа очень радовался, когда стал замом ответсека, хотя и терял в зарплате. Это позволяло не гнать строку по нормативу, а значит, уезжать на несколько дней, например с рыбоохранной инспекцией, - ради одного репортажа. В работе по такой схеме они подменяли, страховали друг друга с Александром Касымовым - коллегой и другом. Благодаря такому методу "глубокого погружения" в материал появились публикации, которые не забыты и сегодня. История о коррупции и круговой поруке в одной из больниц стала первым для Уфы экспериментом в жанре "сериала" судебных очерков. Материал о жизни Русского драматического театра "изнутри" - результат внедрения в коллектив почти по методу Артура Хейли. Многочисленные статьи, передачи, фильмы о захвате самолета в уфимском аэропорту в 87-м стоят, как на фундаменте, на серии статей Виктора Савельева, которому удалось первому подробно написать об этом ЧП. Перестройка "на местах" только начиналась, гласность строго дозировалась. Фактуру приходилось вырывать по крупицам.
Не настаиваю на этой версии, но, думаю, контраст между общим раскрепощением прессы и тем, что происходило в нашем Доме печати (откуда Шакиров-style не уходил далеко), толкнуло папу в путь в начале 90-х на поиск новых площадок и новых форм. Еще в "Уфимской неделе" он начал экспериментировать не только с текстами, но и, как сказали бы сегодня, с ивентами. Устроенный газетой "Конкурс обжор" стал в стране с пустыми прилавками сенсацией, которую освещало центральное телевидение. Недолгий период работы Виктора Савельева в только созданной газете "Версия" был попыткой удалиться от Дома печати даже физически. В "Советской Башкирии" он создал рубрику "Еще не вечер", резко контрастировавшую с официальным характером издания, который, к сожалению, усиливался. Когда газета приняла название "Республика Башкортостан", папа, уже не работавший там, сожалел из-за столь грубой отмены традиций, стоявших за прежним именем.
Правда, что-то подобное пришлось пережить и "Ленинцу" уже в пору его редакторства там, но против лома (в лице кабинета министров) был только один прием. Виктор Савельев постарался сделать так, чтобы "Молодежная газета" началась с традиции независимого аналитического издания. "Ленинец", куда его пригласили главным редактором, к 1995 году был странной заводью и, несмотря на сильное крыло молодых журналистов, больше напоминал умирающий завод, которые тогда стояли по Уфе. Папа повел журналистов на площади, на концерты, - кто-то описывал в недавней статье, как колоритно он выглядел в костюме при галстуке в окружении панков и металлюг. Но главным в новой "Молодежке" была не молодежная составляющая, а те острые социально-политические темы, которых сторонились в то время едва ли не все "взрослые" издания.
Не удивительно, что к концу 90-х "Молодежка" стала главным раздражителем для башкирского Белого дома. Пик конфронтации коллектива газеты и властей пришелся на 1999 год: многие помнят, что к этому времени нарыв сепаратизма перезрел. Последующая смена власти в Москве и новый жесткий курс на целостность страны не привели к обновлениям в Башкирии, но поумерили амбиции местных элит, сбили температуру с почти летальных 41,9 до субфебрильных значений, на которых она и держалась до нового обострения к лету 2010-го.
Но до лета 10-го было далеко. В 2000-м у газеты и ее редактора не нашлось влиятельных сторонников, несмотря на сочувственный интерес Москвы - от существовавшей тогда в Кремле государственной комиссии по свободе слова (было и такое) до профильных органов Совета Европы, тоже еще работавших в России. Обсуждение скандальных законопроектов о гражданстве Башкирии и о языке (в так и не принятой редакции) кончилось закономерным разгоном "Молодежной газеты", точнее, сменой ее редактора (и части коллектива) по схемам, напоминавшим устранение Твардовского из "Нового мира". Кстати, интересный факт. Когда тогдашний министр печати публично заявил главным редакторам, что "наймет киллера и застрелит Савельева, если он опять восстановится через суд", Александр Касымов написал об этом заметку, а "Вечерняя Уфа" ее опубликовала. Что лишний раз доказывает: оправдание "время было такое, все молчали" не универсально и не отменяет возможности мужественных поступков.
Ситуация со многими яркими журналистами из Башкирии напоминает трагедию эмиграции после 1917 года в миниатюре. Хотя какая это "миниатюра": ведь сколько были вынуждены уехать. После падения режима в новом десятилетии кто-то с триумфом вернулся, а-ля Горький, кто-то по-цветаевски разочаровался вновь. Папа избрал бунинский путь. Думаю, пресса Башкирии многое потеряла от того, что его тексты не вернулись на ее страницы.
Над его рабочим столом - портрет не Бунина, а Хемингуэя ("Уроки Хемингуэя" - так называлась важная для него, можно сказать, программная статья, вышедшая в "Вечерней Уфе" в 86-м). Тот самый черно-белый фотопортрет, отпечатанный на советской жести, какой ищут реквизиторы фильмов и сериалов, чтобы изобразить дух эпохи. Но у папы, для папы - это не имитация.