А музыка звучит!

Когда в программе празднования Дня города я увидела, что на площади имени В.И. Ленина возле Горсовета планируется выступление духовых оркестров, поняла: стоит пойти!
Музыка сопровождает меня с самого рождения. В 50-е годы я засыпала и просыпалась под звуки соседского рояля или записи песен Клавдии Шульженко, Петра Лещенко, Изабеллы Юрьевой. Но особенно волнующими для меня были звуки духового оркестра.
Мы жили тогда на улице Кирова, недалеко от гостиницы «Башкирия». С родителями или тетушками я ходила в парк имени Луначарского (ныне сад имени Сергея Аксакова) или в парк Матросова (теперь имени Ленина). Там в оркестре играл муж старшей маминой сестры дядя Гриша. Не помню лиц, не помню событий, предшествующих нашим прогулкам по тенистым аллеям... Слишком мала я была тогда, но... какое-то смятение души, словно поднимавшее меня над землей, сохранилось в сердце, и до сих пор волной накатывает при звуках духового оркестра.
В начале 60-х меня взяли в Башкирский театр оперы и балета на «Лебединое озеро». Сюжет спектакля был мне еще непонятен, но огромный зал, симфонический оркестр и танцующие лебеди произвели сильное впечатление.
Классика всегда благотворно влияет на юные души. Однако еще одно воспоминание, связанное с музыкой середины XX века, всплывает в памяти. Ресторан при гостинице «Башкирия». Утро нашей семьи начиналось с приобретения прессы, которую можно было купить в фойе гостиницы. Там меня привлекало чучело огромного медведя, стоящего на задних лапах, и солидный швейцар с пышными усами в черном костюме с желтыми галунами. Отец не был завсегдатаем ресторана, но был хорошо знаком со швейцаром. Они подолгу курили и разговаривали на крыльце гостиницы.
По вечерам улица Ленина была освещена фонарями, в окнах ресторана ярко горели люстры, доносились звуки небольшого оркестра. Летом из полуоткрытых окон доносились легкие танцевальные мелодии. Я пыталась сквозь щель в портьерах разглядеть происходящее в зале, но, к моему сожалению, уловить можно было только звуки музыки, позвякивание столовых приборов и общий шум голосов.
И все же однажды... Мне было уже лет семь, знакомый швейцар провел нас с отцом в уголок ресторана за маленький столик. Странно... рестораны тех лет имели более пышное, порой вычурное оформление залов, чем современные; я бы сказала, в них ощущался аромат эпохи. Великая Отечественная война закончилась менее двадцати лет тому назад. Люди хотели забыть ужасы и лишения, спешили радоваться всяким мелочам: новому платью, красивой посуде, музыке, цветам.
И все-таки, для меня самым запомнившимся «блюдом» стали мелодии из «меню» ресторанного оркестра. Вальсы сменяло танго, красивая стройная певица пела о каком-то море, о галантном капитане белоснежного парохода и о чем-то таком, что было мне неизвестно, но будоражило детскую душу. Красивым казалось не только оформление зала, элегантные бархатные скатерти и словно фарфоровые фигурки официанток, но и взаимоотношения посетителей. Преобладали люди среднего и старшего возраста. Если даму приглашал на танец незнакомый ей мужчина, он спрашивал разрешения не только у нее, но и у ее спутника. После танца кавалер провожал партнершу до ее столика, благодарил за любезность. И все это действо происходило как в театре… с разнообразием красивых нарядов, причесок, среди витающих в воздухе запахов изысканных кулинарных шедевров и чуточку приторных дамских духов.
Мое возбужденно-восторженное настроение не проходило до утра. Я не могла спать, пересказывала маме свои впечатления, она же сердито что-то высказывала отцу, который после ресторанного «чая» пребывал в миролюбивом и даже романтическом настроении.
В ресторане «Башкирия» я бывала и в 70-80-е годы. Многое изменилось в интерьере зала; он стал проще, рациональнее; изменился и контингент посетителей, и обслуживающий персонал. В репертуаре оркестра появились новые шлягеры, танцы стали напоминать топтание на месте. Да и посетители особо не прислушивались к громко играющему оркестру. Музыка стала как бы шумовым фоном. Получившие распространение радиолы, магнитофоны вошли в ту пору в каждый дом. А то, что привычно, перестают замечать.
Возвращаясь к духовым оркестрам, вспоминаю свою юность. В середине 70-х годов я работала инструктором по спорту в клубе тепловозоремонтного завода. Возле дверей моего кабинета в фойе репетировал пожилой трубач. Изредка он заглядывал ко мне и интересовался, не надоел ли своими гаммами? Я смеялась и говорила, что любовь к духовому оркестру досталась мне по наследству от бабушки – папиной мамы. До революции духовые оркестры играли в парках, в садах, музыканты под бравурные марши ходили по улицам, а экзальтированные барышни и дамы пристраивались к ним и, размахивая зонтиками, сопровождали оркестрантов, стараясь идти в ногу с ними.
В начале 80-х, когда стали проводить Уфимский марафон, духовой оркестр поддерживал спортсменов на улице Фрунзе (ныне улица Валиди). Это были, примерно, 15-17 километров дистанции, уже ощущались первые признаки усталости, и вдруг… звон меди, и трубы грянули какой-то старинный марш. Мурашки пробежали по моему телу, слезы выступили на глазах, а мышцы вдруг почувствовали прилив сил.
Особенные чувства вызывает старинный русский марш «Прощание славянки», написанный в 1912 году штаб-трубачом Василием Ивановичем Агапкиным. Он является национальным маршем, символизирующим проводы на войну, военную службу, в дальнее путешествие. Мне приходилось слышать эту пронзительную мелодию на вокзале при отправлении фирменного поезда «Уфа-Москва» и на причале, когда теплоход «Уфа-Казань» отчаливал от берега.
Живая музыка, духовой оркестр… Как дыхание чьей-то взволнованной души, словно ожившие ветры минувших лет: то грозных, мятежных, то легких, пьянящих… Летят года, сменяются эпохи. А музыка звучит!