Жил Александр Гайсович, тончайший музыкант...

И чёрная умрёт луна,
потонет в грязи придорожной.
За буераками страна,
где невозможное возможно.
Где невозможное тревожно,
обманчиво, но непреложно,
неприменимо ни к чему,
как свет, погашенный в дому.
Не умирай, душа, в грязи,
Рессор не хватит и резин
тебя тащить, везти, спасать
за буераками, где гать...


15 июля исполнилось ровно двадцать лет с того трагического момента, как остановилось сердце Александра Гайсовича Касымова, нашего дорогого товарища, друга, выдающегося журналиста, удивительно тонкого человека, поэта, публициста и эссеиста, уровня стилистической культуры которого и по сию пору не может достигнуть ни один человек, входящий в нашей республике в когорту людей пишущих...
Саша мог бы работать в любом столичном издании, к нему с пиететом относились в московских литературных журналах, ценили театральные критики, художники и сочинители. Но так получилось, что жизнь его с юных лет была связана с газетой «Вечерняя Уфа», которая стала и его родным домом, и его темницей. Он горячо любил ее, абсолютно точно понимая, что Творец дал ему в разы больше того, чем он занимался в городской газете, несколько раз пытался уйти, но... «Вечерка» - это его крест, его голгофа и его постоянный причал, расширявший круг Сашиных привязанностей, друзей и тем, дарующий Александру Гайсовичу и большую радость, и в то же время высасывающий из него силы, тратящий его талант, по мелочам распыляющий то, чем была богата его чуткая, откликающаяся на все душа.
Перу Касымова было подвластно абсолютно все - он мог писать о политике, о несовершенствах мира, большого и малого, ограниченного кругом городской жизни, об искусстве, о человеках и Человеке мыслящем, каковым был и сам. Сидя в тесной келье городской газеты, он распахивал горизонты своего творчества до планетарных масштабов, не испытывая страха сомнений перед тем, как брался за тему, каковая «Вечерке» была, что называется, не «по зубам»...
Он мог вступить в спор с власть предержащим, заступиться за женщину, на которую поднял руку тот, кто в разы сильнее него, и бесконечно молча страдать от того, что в редакции нашей, да и в городе, фактически нет собеседника, равного ему самому...
Мне кажется, сейчас Саша испытывал бы чудовищную боль от одной мысли о том, что жизнь «Вечерней Уфы», коей он отдал себя до капли, ныне пошла по иному руслу. Он бы физически страдал от того, насколько пал общий уровень журналистики и уж тем более культуры, в размышлениях о которой в своих уникальных статьях, вырезки коих и по сию пору хранят адресаты его творчества, он искал отдохновения от свинцовых мерзостей обыденности...
Углубляясь в его тексты, я и поныне слышу тончайшую, исполненную гармонии мелодию Сашиных мыслей и чувств. Мне кажется, с годами он начал бы писать и о музыке, в свое время этого не случилось, но гармоническое начало его стихов, рассеянных на немногочисленных пожелтевших от времени листочках, исписанных странным касымовским почерком, отзывается при чтении удивительной мелодией... Я помню, как на вечере памяти Саши, организованном преданно любившими его художниками, другой Саша, Кузьменко, по просьбе тех, кто встречу эту задумал, читал строки Александра Гайсовича, и все это откликалось в нас, подобно вечной сонате Шуберта, звуча и мерцая, как чистый бриллиант... И знаменитые строки Осипа Эмильевича Мандельштама доныне рифмуются не только с Сашиным именем, но и с прекрасными порывами его бессмертной души. Ах, Александр Сердцевич, ах, Александр Скерцевич, на улице темно...



После Сашиного ухода художник Лейсан Рахматуллина, которой Александр Гайсович отдал так много, посвятив ее работам не одну статью, написала триптих «Метаморфозы акварели», первая часть в котором носит название «Ностальгия. Памяти Александра Касымова». Вторая - «Поэзии порыв. Памяти А.К.» и третья - «Эпилог. Памяти А.К.» (иллюстрация внизу). Я всматриваюсь в этот цикл еще и еще раз и узнаю в одиноком мудром вороне, с тоской смотрящем за тем, как легкие перелетные птицы, подхваченные потоком воздуха, устремляются в сторону света, туда, куда Саша так рвался, и невольно сглатываю комок горьких слез, накопившихся в горле. Боже мой, как нам не хватает тебя, Саша, дорогой Александр Гайсович!..



О повороте рек в сторону добра. Так называлась одна из статей Александра Гайсовича Касымова - поэта, блестящего журналиста, пишущего о культуре.
Важно сказать, что культура всегда была для Александра Гайсовича не только темой для глубокой рефлексии. Это - само собой. Касымов размышлял о метафизике культуры и искусства. Всякий раз, обращаясь к поэзии, прозе, живописи, театру, он, прежде всего, возносил нас, читателей, на уровень философского восприятия явлений культуры. Но Александр Касымов был еще и настоящим деятелем культуры. Официальных званий не имел, да и деятелем был не бумажным, а подлинным - неутомимым, бескорыстным, неравнодушно-страстным. Привечал молодых поэтов и писателей, издавал альманах «литературный журнал «Сутолока», где находилось место для всей литературной братии - от начинающих до глубоких, состоявшихся художников слова. Вообще, донкихотская активность в издательской, культурно-просветительской деятельности, индивидуальном литературном консультировании - рецензировании Александра Гайсовича привлекала к нему целый сонм несчастных счастливцев - обладателей литературных способностей. И всем без исключения, не жалея личного времени, Касымов уделял свое драгоценное внимание. При этом замечанию, даже принципиальному (говорю по собственному опыту), Александр Касымов мог придать форму окрыляющего комплимента… Непривычно и странно думать, что я сейчас на целых десять лет старше Саши, который для меня был учителем. Нет - Учителем. Впрочем, пафоса Касымов не любил, считал дурным вкусом, и я понимаю, что рискую стать мишенью его элегантной, изящной, но едкой иронии. Но я - согласна. Как скучаю по этой касымовской иронии, по стилистической многослойности, по метафизической сложности! Как утомительна сегодняшняя простота… Саша с упорством стоика верил в культуру, был уверен, что художественное творчество непременно поворачивает реки «в сторону добра». И вот держу в руках четвертьвековой давности газетную вырезку, где Александр Гайсович размышляет сразу о двух ролях актера Андрея Ганичева - князе Мышкине и Константине Треплеве. Ничего более глубокого не доводилось мне читать о смысловых схождениях этих двух персонажей, о сложной системе отражений в мире чеховской драматургии. Никогда никто лучше не написал о творческой индивидуальности талантливейшего выпускника нашего вуза (курс народной артистки РФ Т.Д.Бабичевой). «Князь Мышкин ушел от ножа Рогожина к собственной пуле…» Вот как, как венские стулья (часть сценографии спектаклей «Идиот» и «Чайка») смогли развернуться под пером Касымова в структуро- и смыслообразующую систему?! Нет и не будет «золотого ключика» к творчеству самого Александра Касымова… Обложку одного из номеров литературного журнальчика (именно так называлось это издание) «Сутолока» украшает экслибрис знаменитого графика Эрнста Саитова, на котором изображен Дон Кихот. Худой, длинноногий, длиннорукий, на своем неизменном Росинанте, с пикой и щитом. И - до боли, до слез и до неизбывной тоски кого-то он мне напоминает…



Было время, когда мы с Александром Гайсовичем Касымовым и Тамарой Ивановной Рыбченко-Нефедовой делили в редакции один кабинет. Саша был добрым человеком, и каждый божий день к нему вереницей тянулись люди, вообразившие себя поэтами.
Для них Касымов был гуру или даже божеством. Мы же с Тамарой Ивановной лишь переглядывались и вздыхали, становясь невольными слушателями стихотворных декламаций новоявленных авторов. А Саша тихо, деликатно пытался объяснить своему визави, что «любовь - кровь - морковь - свекровь» не совсем удачные рифмы. У него хватало терпения и такта вести длительные беседы со своими подопечными. При этом он умел очень мягко и красиво «отключать» словесный «ниагарский водопад» собеседника, когда замечал тяжкую муку на наших лицах. В то же время все сотрудники «Вечерки» были счастливы «перенаправить» визитеров к главному и единственному литературному критику редакции Касымову, и он был милосерден по отношению к нам, принимая весь «пиитический» удар на себя.
У Александра Гайсовича был особый дар. Он, как старатель, в ворохе текстов мог найти «золотые строки» и каждый раз радовался приходу нового человека, не лишенного литературных cпособностей. И тогда он много и долго работал с автором, публикуя доведенные до ума опусы в газете. Нередко он предоставлял начинающему поэту щедрый аванс и делал поистине счастливыми людей, прораставших в творчестве. Иногда Саше приносили настоящие, истинные стихи, и он на какое-то время замыкался в себе, будто боялся расплескать радость открытия, рождения чуда.
Александр Гайсович был многогранен. Его публиковали в толстых и очень серьезных литературных журналах страны. Круг его общения был широк, поскольку журналиста Касымова за его интеллект, философский взгляд на искусство и саму жизнь уважали и художники, и литераторы, и артисты. С приходом в нашу жизнь интернета Саша Касымов по собственной инициативе начал писать аналитические информационно-политические обзоры. В начале
2000-х скорость интернета можно было сравнить с плетущейся, вязнувшей в глубоком песке клячей, и нашему коллеге приходилось работать ночами дома за своим гаджетом, чтобы на следующий день принести свежую аналитику. И за этот труд никто в те годы не взялся бы, потому что надо было не только освоить капризную машину хотя бы на уровне обычного пользователя, но и обладать особым касымовским мышлением. Саше было сложно после ночных путешествий во Всемирной паутине прийти на утреннюю планерку, и он нередко опаздывал. Но правила есть правила, и я, такая же сова, вынужденная стать жаворонком, ему искренне сочувствовала.
…Об уходе Саши мне сообщила мама. Я вернулась домой из длительной экспедиции по Караидели и более 10 дней не могла выйти на связь. Мне не хотелось в тот день идти в редакцию. Не хотелось разбирать рюкзак. Я вспоминала, как мы втроем в своем кабинете пили кофе после планерки. Как Саша рассказывал о какой-нибудь литературной новинке, а мы с Тамарой записывали имя автора, чью книгу непременно надо было прочесть.
Вспомнилась заводная песня, под которую мы лихо отплясывали на новогоднем корпоративе. Как же быстро, незаметно пролетели, прошелестели, словно оторванные от ветки, листья - эти 20 лет без Александра Гайсовича...



В жаркий июльский день 2003 года его не стало...
Для многих он был просто Саша, но от этого не снижалось представление о масштабах его дарования. Журналист, поэт, критик. Его статьи, эссе, рецензии, глубокие, оригинальные по мысли, написанные интересно, образно, становились событиями. Публиковался в журналах «Октябрь», «Знамя», «Волга», «Бельские просторы». Дипломант конкурса газеты «Культура», лауреат премии журнала «Знамя» в номинации «Критик года». Не было, да и сейчас нет более компетентного, заинтересованного и бескорыстного служителя литературы. Он не только критиковал, а помогал молодым поэтам, давал путевку в большую литературную жизнь. Опубликоваться в его вечеркинском «Литальманахе» было честью и счастьем. Саша любил и тонко чувствовал изобразительное искусство, художники мечтали, чтобы об их выставках написал именно Касымов.
В 1997 году вышла его книга «Улетающий Обломов». Небольшая, тиражом всего 200 экземпляров, невысокого полиграфического исполнения, но такая емкая по содержанию, она быстро стала известной и почитаемой в кругу российского литературного сообщества.
...Мы вместе учились на факультете журналистики вечернего университета марксизма-ленинизма (представьте, было такое!), Саша серьезно относился к этой учебе и потом при встречах не раз с удовольствием вспоминал, как в 1978 году мы сдавали дипломные экзамены почему-то в Белорецке. В общении он был простым, добрым, обаятельным, даже от воспоминания о его улыбке становится тепло на душе...



Саша, наш дружочек дорогой! Мы его любим очень, столько связано с ним воспоминаний... У нас в мастерской над столом висит фото с новогодней «пятницы» у скульптора-керамиста Виталия Николаева, на этом снимке есть и Саша Касымов… Каждый день глаз зацепится за фото, что-то вспомнится, и воспоминания поплыли стройными рядами... А ты работаешь в этой теплой ауре...