Перекрёстное опыление рифмой

Как самодеятельные поэты выражают наши чувства и настроения

В «периодической таблице» самодеятельных поэтов фамилии Ольги Мышковец и Дамира Хабибуллина отсутствуют. Они писали для себя. И до недавних пор им было не до публичности. Но даже те, кто пишет в стол, испытав особый всплеск эмоций, со временем жаждут быть услышанными, мечтают о внемлющей им аудитории. Внутренний нерв не успокоится, пока стихи не будут прочитаны. Выход на читателя сегодня не проблема, если иметь в виду социальные сети. Но на этой «поляне» трава не зеленеет, не сочится и не цветет – она бездушна: на дистанции не ощутить настрой аудитории, не понять, что чувства автора, его переживания, размышления о смысле жизни кого-то затронули, кто-то их разделил, а кто-то, возможно, принял в штыки. Не случайно же представители сетевой поэзии ездят по городам, встречаются с людьми. Уфимские самодеятельные поэты тоже решили пойти «в народ». Тропинку к читательским душам они выбрали протоптанную еще с незапамятных времен, но подзабытую.

«Квартирник» в Loft

Поэты серебряного века читали стихи в залах с сотней зрителей. Шестидесятники собирали стадионы. Можно вспомнить междусобойчики – они и сейчас время от времени проходят, чаще – в читальных залах библиотек, куда приводят учеников ближайшей школы.
Большинство нынешнего поколения поэзию воспринимает как архаичный вид искусства, давным-давно отживший свое. Подумаешь, слова «этажеркой». Сегодня стихи написать – раз плюнуть, нейросеть придет на помощь. Нейросеть, конечно, сочинит стихотворение. Но пока подобное «творчество» может вызвать разве что улыбку, а то и злословие.
А стихи… та же музыка, в них таится мелодия. Неслучайно же Дамир Хабибуллин на свои стихи сочиняет музыку, поет, аккомпанируя себе на гитаре. Таким многоликим он и предстал на поэтическом квартирнике вместе с коллегой по творчеству.
Не знаю, как в остальные дни, но тот вечер вполне соответствовал рекламе бара-ресторана Loft: он стал идеальным местом для события. События в жизни самих поэтов и тех, кто решил их послушать.
Ожидаемо пришли люди предпенсионного возраста и постарше, кто уже профессионально нянчит внуков. Этот контингент следует маршрутом своей дорожной карты, вспоминая, думая и переживая о том, что невозможно не любить. Поэзия у них в крови с советской школы, где внушали, что она способна изменить жизнь к лучшему как максимум, и как минимум – не оставляет равнодушия, а исторгает ликование или грусть.
Была молодежь. Не школьники – юноши и девушки вполне интеллигентного вида. На лицах отчетливо читалось любопытство, порой – с нотками здоровой иронии. Это нормально – в таком возрасте авторитеты всегда под сомнением.
Пришли послушать, поддержать друзья, родственники, коллеги по работе. Представляя разные страты, участники «квартирника» проникались энергетикой острых, болезненных, жизненно важных извечных тем о человеческих отношениях, природе, борьбе добра и зла.

Исповедальный дар

Любовь – тема абсолютно современная и не устареваюшая. Ею дышит буквально каждая строчка, произнесенная со сцены Ольгой Мышковец. Любовь – в первую очередь родительская:
Я читаю сыну книжку
Чтоб уснул мой шалунишка
Вечер заглянул в окно
И уже совсем темно

Но сынок не засыпает
Хоть и сладко так зевает
Трет устало свои глазки
Чтоб услышать конец сказки

Кажется заснул!
Невольно
Улыбаюсь я довольно!
Мой тигренок укрощен!
Слышу: «Почитай еще»...
(«Минуты сладкого счастья»)
Целый каскад лирических исповедей о несбывшихся надеждах на простое человеческое счастье, о земных горестях и разлуке, измене, страдании любящей души обнулили мажорные ноты строк, с которых начала свое выступление Ольга Мышковец. Она может возразить: неправда, мол, были и другие стихи, далекие от кризисных выражений. Она, конечно, возразит. И бу­дет права. Но более всего, мне показалось, ей удалось замкнуть аудиторию на сопереживании. В ее стихах все, как на ладони, узнаваемо и в то же время объемнее – это не попытка вызвать сочувствие, выдавить слезу: редко кто из поэтов не размышлял о потрясениях, вызванных жизненными драмами, увяданием чувств и бесконечными отсылами к прошлому. По-особенному талантливые люди и реагируют на пароксизмы впечатлений. Коротко, но как емко прозвучало это у Сергея Наровчатова:
И опять побрел бы по колено
В непролазных горестях любви.
…Женщины как-то по-особому остро воспринимают невозможность развернуть ход бытия. Нельзя вернуться в молодость? Дайте хотя бы притормозить увядание… Полноте! Не надо противиться Божественному предначертанию!
На лице, словно мороз на стекле,
Оставляет время роспись.
Слишком узоры скучны и просты –
Линии, клетки и даже кресты.
Как первоклассник, в пропись
Пишет, стараясь, изо дня в день,
Так себе время-художник –
Солнце у глаз, под глазами тень.
По сути время – чертежник.
Можно сходить в салон и сравнять
Моих картин эпопею,
Но я выбираю просто принять
Эту Божественную галерею.
(«Мои морщины»)
Это философия? Или грустный юмор, самоирония?

Бейся, песня!

По всем канонам жанра на противоположном полюсе женского творчества с его хрупким воздушным настроем должны были тесниться брутальные фразы, как солдаты на плацу в колонне по четыре. Так оно и вышло. Дамир Хабибуллин даже внешне соответствует жесткому стилю большинства своих творений – сказалось спортивное прошлое: схватки на борцовском ковре, укрощение «железа»…
С Ольгой Мышковец их поэтический тандем – словно сестра с братом. Она в прошлом гимнастка. Но художественная гимнастика – это все же грация, изящество. А когда философию боевого искусства пытаются образно представить «шахматами в кимоно» – это, скорее, от лукавого: тут за иппон – высшую оценку – такого наваляют, выветрится вся лирика с философией.
В наши дни общество пульсирует одним обнаженным нервом, спрессованным в изрыгающей кровь и смерть аббревиатуре – СВО. Восстановление справедливости – это бескомпромиссная корчевка того, что отчаянно противится правде, огрызается смрадом ненависти и мертвящим огнем:
Расчленить, разорвать на кусочки
Нас мечтают тысячи лет,
Распускают свои коготочки
И несут про Россию лишь бред!
(«Россиянин»)
«Гиена к нам подкралась», и нет иного выхода, как сойтись в отчаянном поединке:
Священная земля! Россия, мы с тобой!
Священная земля, прикажешь – значит, в бой!
«Священная земля» написана им, едва было объявлено о начале СВО. В первые недели и даже месяцы боев власти еще не заикались о мобилизации, а он уже предчувствовал – не обойтись: «гиена» коварна, заокеанский «лев» тычет ее в холку…
В стихотворной форме Дамир Хабибуллин очертил свою позицию военной операции, что вынуждена проводить страна, окруженная целой сворой недругов. «Священная земля» Дамира, уж не знаю, сознательно или нет, в каком-то смысле перекликается не только созвучием названий, но и самой идеей и смыслом с песней, которая в 1941 году духовно сплотила советское общество, стала гимном мужеству, веры в Победу. Речь, конечно же, о песне «Священная война». На славу Лебедева-Кумача он не претендует – было бы не то что наивно – верхом бесстыдства. На заслуги Александрова – тоже, а вот мотив к словам придумал и даже сделал аудиозапись еще и как автор-исполнитель.
Душевная потребность творить, откликаясь на суровую повседневность, придает его стихам упругость и размашистость. Язык актуален настолько, что в клокочущем возмущении автор порой сбивается с чистых форм на прямолинейный слог газетных передовиц, обращаясь к горемычным, заблудшим, одурманенным неонацистами обычным украинцам. Он им сочувствует. Но ведь многим не было дела до страданий своих братьев и сестер с Донбасса и Луганщины, а кто-то записывался в нацбаты. Отбросив излишнюю учтивость, автор резко заявляет:
Раз не хотите, чтоб в мире все жили
На Украине – москаль и хохол.
Этим вы земли сейчас сократили.
Нет, не потерпим ваш произвол.
Мерилом художественной ценности произведения отнюдь не всегда может считаться стерильный слог: у течения жизни не счесть водоворотов, и что таится за очередным изломом, ведомо лишь всевышнему лоцману. Вот и сама Анна Ахматова так считала:
…В знак, что решенье сходится с ответом,
Кивает рифма парной головой.
Поэт за то ответит головой,
Хотя ему не надо знать об этом.

Строфы, рождённые в тиши

Склонность к поэтическому творчеству – дар Божий. Понимаю, звучит банально. К тому же многие заблуждаются, полагая, что Создатель именно их в темечко поцеловал. Другие пишут стихи, ощущая их суть, отчетливо видя мир и воспринимая его так, как чувствуют душой. Что думают по этому поводу сами авторы?
– Когда пришло ощущение, что поэзия не просто увлечение юности, а что-то более серьезное?
Ольга Мышковец: – Поэзия была со мной с самого детства. Только я писать тогда не умела. Была уверена, что это происходит со всеми. Когда я находилась одна, со мной почти всегда общался кто-то таинственный, невидимый. Мы рассуждали и даже спорили иногда. Я точно знала, что этот «кто-то» меня любит. И мои стихи надиктовал он. Попробуйте меня понять, прежде чем решите, что я сумасшедшая: это не голос, звучащий в голове, – все устроено по-другому, но как – объяснить не могу. Звучали не только стихи, но и песни, сразу с мелодией. Пение я любила даже больше, чем стихи.
А первое осознание или даже удивление пришло в школе, когда нам нужно было написать сочинение про Уфу, родной край. Можно было это сделать в стихотворной форме. Я очень обрадовалась, довольно быстро написала, и думала, так поступят все, ведь так легче! Но я оказалась единственной, кто так сделал. Получила пятерку и в недоумении спросила девчонок, почему больше никто не написал стихи? Ответ меня огорошил: они не умеют… Это был мой первый опыт рифмосплетения. Возможно, это неудачный неологизм, но так я называю стихи, которые сочиняю.
Дамир Хабибуллин: – Стал писать стихи давно – эпизодически, по настроению, по вдохновению. Сначала – о личных переживаниях, о природе. С началом СВО произошел толчок, взрывное желание выразить свое отношение к тому, что назревало давно и не могло не произойти в геополитике.
– Как вы пишете – умом или сердцем?
О.М.: – Частично на этот вопрос я уже ответила. Добавлю: почти все стихи идут из сердца, чистым текстом, я, по сути, их первый читатель.
Д.Х.: – Иногда пишу сходу, практически без правок, а иногда приходится долго развивать тему: пишешь – пауза, потом вновь возвращаешься и дописываешь. Получается, умом.
– Стихи – это реакция на внешний раздражитель или душевное состояние?
О.М.: – Иногда одна фраза, момент, картина, встреча с человеком запускают процесс. Если «поток» пошел, то надо сразу все бросать и записывать. Иначе потом не вспомнить.
Д.Х.: – И то, и другое заставляют браться за перо.
– Ваше любимое стихотворение – о чем оно, какую мысль вы хотели донести до читателя?
О.М.: – Мое любимое стихотворение? Это… Это все равно как выбрать будущего ребенка.
Д.Х.: – Написал стихотворение «Пуля», а затем – музыку. Основная мысль: независимо от того, кто ее произвел и кто выстрелил – пуля несет смерть, убивает любого, кто окажется на пути ее полета.
– Считаете ли вы, что для творчества/вдохновения нужна особая атмосфера? Какая именно?
О.М.: – Лучше всего пишется в полном одиночестве. Люблю это состояние. Есть такое выражение: «Одиночество надо заслужить». Я не сразу поняла смысл фразы, но позже истина открылась. Одиночество – это время общения с Богом. Очень люблю уезжать на дачу, творить в тишине.
Д.Х.: – Отключаться от внешнего мира очень важно. Люблю писать в самолете, а также ночью - просыпаешься еще до первых петухов, берешь ручку, тетрадь…
– Что или кто вас вдохновляет? Кто или что мешает?
О.М.: – Очень часто вдохновляет погода. Про ливень у меня целый цикл стихов. Туманы, закаты, рассветы и даже шум ветра в трубе камина создают поэтическое настроение. А небо – особая любовь! Мешают звонки, иногда так не вовремя, я отвлекаюсь, а поток ушел. Но я научилась договариваться. Прошу: давай продолжим. И, о чудо! я снова обретаю слух и записываю.
Д.Х.: – Волнует, тревожит, заставляет переживать СВО, судьба России. Вдохновляют любимые, природа. Мешают работа, нехватка свободного времени.
– На чье творчество вы ориентируетесь? Кто является кумиром?
О.М.: – Ни на кого не ориентируюсь. И кумиров нет. Я же просто записываю то, что надиктовано. Но любимых поэтов много. Сейчас взахлеб читаю Маяковского. Даже стихотворение написала после прочтения «Флейта-позвоночник».
Д.Х.: – Кумиров нет и быть не может: Люди должны служить одному Всевышнему, признавать только Его. А надо на кого-то ориентироваться?
– Ваша поэзия – в русле классических канонов. Хочется спровоцировать: как вы относитесь, например, к андеграунду?
О.М.: – Честно? У меня есть несколько таких стихотворений, но это совершенно «другая сторона Луны».
Д.Х.: – Сам иногда балуюсь.
– В чем вы видите свою творческую задачу? Мечтаете ли издать книгу? Или считаете достаточно заявить о себе в социальных сетях?
О.М.: – Если человек, читая мои стихи, ненадолго отвлечется от повседневности, почувствует красоту и доброту в душе, я буду рада. Книги – это то, что остается, когда человека уже нет. Конечно, я мечтаю, чтобы еще при жизни мои дети сидели у камина с томиком моих стихов.
Д.Х.: – Мечтаю издать сборник стихов и записать альбом песен (и даже не один!), чтобы поделиться c людьми своим творчеством, и если кому-то понравится, буду счастлив. Продолжаю писать песни, занимаюсь вокалом, совершенствую игру на гитаре, записываю песни в студии, выставляю в «Яндекс Музыке».


P.S.
Взыскательным критикам, которые могут не устоять перед соблазном ткнуть самодеятельных поэтов носом в выстраданные строчки, найдя огрехи в образной системе стихов или уж совсем опустившись до вылавливания блох, нужно понимать, что технологии не очень-то и влияют на популярность авторов. А с другой стороны, надо помнить, как однажды очень точно разложил все по полочкам Николай Глазков:
В воде проживают рыбы,
На солнце бывают пятна…
Поэты дружить могли бы,
Но мнительны невероятно.