Фантастический реализм «фантазёрки» Гульназ

Не была уверена, что художник Гульназ Мирхайдарова, совсем еще молодая и не слишком опытная (несмотря на количество наград и дипломов престижных выставок и конкурсов), когда-нибудь глубоко задумывалась о том, к какому направлению относятся ее труды на ниве изобразительного искусства...
Хотя... После того как я обошла Малый выставочный зал Союза художников РБ, в котором была развернула персональная экспозиция моей новой знакомой, получившая название «Начало пути», и, отметив для себя три картины, написанные в реалистической манере, спросила Гульназ, как она сама определяет метод, который исповедует и в рамках коего создано подавляющее большинство ее работ, представленных в уютном выставочном пространстве на улице Ленина, 43, безусловно, одаренная выпускница факультета изобразительных искусств УГИИ имени Загира Исмагилова твердо ответствовала мне: «Фантастический реализм!»
Сразу хочу сказать читателю о том, что персональная выставка Гульназ, кстати, это уже вторая, скажем так, приватная экспозиция девушки, завершила свою работу в День рождения Уфы. И есть в данном факте нечто наводящее на мысли о том, что в год 450-летия столицы Башкортостана практически каждую выставку ее талантливых жителей можно исследовать как своеобразное посвящение юбилею города над Белой.
...Чем дольше я разговаривала с Гульназ, тем большей симпатией к ней проникалась. Девушка эта, очень трогательная, в чем-то даже простодушная в своих высказываниях, отличается невероятно тонким восприятием мира, глубиной мышления и чутким сердцем. В беседе она призналась, что в число особо почитаемых ею художников входит Михаил Васильевич Нестеров, а еще рассказала о том, что любимым в Башкирском государственном художественном музее, носящем имя нашего великого земляка, является для нее тот зал в старинном особняке купца Лаптева, где глазам зрителей открывается холст с незаконченным вариантом картины мастера «Видение отроку Варфоломею»... Полотно входит в число постоянно экспонируемых, а значит, в БГХМ можно идти, устремляясь к «Отроку Варфоломею», и нескончаемо стоять подле работы, в коей помимо встречи будущего величайшего подвижника Сергия Радонежского с таинственным старцем, открывшим мальчику дар премудрости, восхищает внимательного человека соединение реальности и чудесного видения. Более того – реальность эта корнями уходит в неброскую красоту истинного пейзажа земли башкирской... А для Гульназ очень важно донести до зрителя все очарование природы именно Башкирии, мощь и величие ее гор и корабельных рощ с красноствольными соснами, тончайшую прелесть ее озер и лугов, бытийную радость колосящихся богатым урожаем полей, а также печаль сжатых нив...
И лошади! Горячо любимые Гульназ – рысаки, скакуны, коренники, пристяжные, верховые, вьючные, упряжные, иноходцы, статные жеребцы под седлом будущих батыров, юные стригунки, резвящиеся на пастбище, крылатые толпары из тюркской мифологии, в конце концов Акбузат, тотемный предок башкирского народа, богатырский конь, ставший символом добродетели...
И, конечно, крепенькие рабочие лошаденки, перетаскивающие тяжести того, что столь необходимо в крестьянском быте, впряженные в телегу, везущие с сенокоса косарей из родовы своих хозяев, в общем, почти такие, как в картине Гульназ «Моя семья», в которой автор изобразила своих любимых людей – маму, бережно придерживающую крынку с молоком, отца, не выпускающего из рук вожжи, а в центре, на телеге, на охапке свежего душистого сена, рядом с корзинками, полнящимися алой ягодой, я обнаружила саму Гульназ, еще девочку, мечтательно устремившую взгляд в небесный простор. Тишина, лишь поскрипывают колеса телеги да пофыркивает справная кобылка, повинуясь подергиванию вожжей; под дощатым мостиком, который минует повозка, играет бликами речка, под деревенским виадуком мерцают сквозь ее прозрачную воду разноцветные камешки, затаившиеся на небольшой глубине. Счастье...
Лошадей, этих благородных животных, Гульназ полюбила в очень раннем детстве. Дедушка ее всю жизнь держал лошадок, и когда маленькую внучку привозили к нему в село, кроха в первую очередь бежала в конюшню, где вздыхали, изредка всхрапывая, удивительной красоты существа, у которых густые челки падали на глаза, а гривы напоминали Гульназ сюжеты сказок, в коих великие батыры на прекрасных конях побеждали в битвах страшных девов... Порой дедушка, подхватив Гульназ, сажал ее на одну из кобылиц, и тогда девчушка испытывала те же ощущения, думаю, что переживал Алан Стрэнг в знаменитой пьесе Питера Шеффера «Эквус», в которой этот юноша, а скорее подросток, придумал себе Бога в образе Лошади и по ночам скакал верхом, ассоциируя себя с кентавром...
Малышка Гульназ хвостиком ходила за дедом, ухаживающим за лошадьми, куда он – туда и она, на пастбище, в конюшню... Сказ­ка эта закончилась с уходом дедушки, который дожил до ста лет. И мне почему-то кажется, вот эта мифологизация (или творческий метод), свойственная большинству картин художника Мирхайдаровой, сознательное введение ею в пространство своих работ элементов легенды, получив первый толчок, зародилась в сознании Гульназ именно тогда. Не смею утверждать наверняка, но мне кажется, что сие может быть правдой. Говорю об этом потому, что меня поразило в картинах девушки постоянное обращение к мифу, что позволяет ей... сделать свое произведение более универсальным. Герои ее картин, оплодотворенные преданиями, становятся вдруг предельно реальными. И я, собственно, верю, что тень, отброшенная изящной цаплей, открывает взору зрителя заколдованную прекрасную девушку, быть может, даже вынужденную скрывать свое естество под серыми перьями болотной птицы («Тень цапли»)... И в то, что дивной красоты олени с помощью своих рогов открывают порталы в прекрасные миры, на обширных полях которых они могут бродить среди сочной травы, не боясь того, что посланные рукой человека стрела либо копье оборвут их жизнь. И там, сплетаясь своими телами, они могут соединиться в огромное древо, чью мощную крону образуют их ветвистые панты. Это еще одна фантазия Гульназ, заставившая меня замереть у ее картины «Древо вечных оленей».

Первым, кто назвал Гульназ фантазеркой, был Михаил Алексеевич Назаров, выдающийся художник, сам определивший направление, в котором он творил, как неопримитивизм; уникальный человек, обладающий обширными знаниями в самых разных областях. Гульназ повезло, поскольку, поступив в УГИИ на факультет изобразительных искусст, она попала в класс живописи именно к Михаилу Алексеевичу. Мастеру понравилась трудолюбивая девушка, воображение которой и грезы небывальщинами резко отличали ее от других студентов. Приходя на занятия, он, смеясь глазами, всегда спрашивал: «Ну что, фантазерка, что ты еще придумала?» И всегда поддерживал Гульназ в ее иллюзиях и мечтах, не раз говоря: «Только не бросай своих фантазий. Это дано не каждому, а вот тебе дано».
В память о Михаиле Алексеевиче, по которому девушка тоскует и доныне, Гульназ Мирхайдарова написала портрет своего уникального наставника. На нем Михаил Алексеевич стоит, держа в руках трость, на которую со временем начал опираться. Фон у портрета синий, символизирующий океан бескрайнего неба, а еще – Тайну, Тайну творчества художника Назарова, Вечность, Доброту и, наверное, Скорбь, трагедийное начало... И по этой небесной тверди, глубокая ночная лазурь которой чуть светится сияющими точками Млечного Пути, к размытому рожку луны – владычицы тайного мира ведут большие следы от ботинок этого огромного во всех смыслах человека, который откуда-то оттуда, из невероятной выси, приглядывает за фантазеркой, коей так не хватает мудрого слова и доброй улыбки пастыря...
Это не единственный портрет среди тех работ, которые зритель мог увидеть в Малом зале Союза художников РБ. В экспозицию вошли еще два портрета-посвящения, в которых Гульназ Мирхайдарова отдала дань восхищения и любви к мастерам, чье искусство, составив славу Башкортостана, вышло за его пределы и получило признание в России и за ее рубежами. Это поклон великим Ахмату Фаткулловичу Лутфуллину и Борису Федоровичу Домашникову. Ахмат Фаткуллович изображен на фоне картины, посвященной устремленным ввысь журавлям, которую пишет девушка-художник (в проекции читается образ самой Гульназ). И журавлиные крылья, возникающие вдруг за плечами у сидящего спиной к холсту мастера, говорят зрителю о том, что выдающийся живописец, уйдя, остался с нами, поскольку журавль – это символ вечной жизни. Творческое наследие Ахмата Лутфуллина осталось с нами, а крылья были даны ему при жизни, речь о крыльях таланта, его высоте. И еще: журавль также символизирует свет, добро и надежду на будущее.
...Образ Бориса Федоровича Домашникова в портрете Гульназ Мирхайдаровой буквально вырастает из пейзажа, безусловным творцом которого был этот живописец. На полотне, запечатлевшем (воспроизводящем) фрагмент одной из знаменитых работ Бориса Федоровича, словно проявляется портрет Домашникова, в котором читаются все думы художника о России, российской природе, природе человека, его характере, о судьбе страны. Парящий над развернутым на плоскости пейзажем образ живописца – это практически лик, проступающий сквозь нашу с вами жизнь. И как тут не вспомнить стихотворение Бориса Пастернака:
Сквозь прошлого перипетии
И годы войн и нищеты
Я молча узнавал России
Неповторимые черты...
Как смогла этого добиться совсем еще девочка, безусловно, наделенная истинным талантом и необыкновенной глубиной?! Мне кажется, речь идет о достойном будущем школы живописи Республики Башкоростан. Недаром же профессор, заведующий кафедрой живописи, декан факультета изобразительных искусств Уфимского государственного института искусств имени Загира Исмагилова, живописец, заслуженный художник России и Башкортостана Амир Минивалиевич Мазитов считает Гульназ Мирхайдарову гордостью факультета и самым ярким явлением среди выпускников УГИИ последних лет.
...Я не уверена, что Гульназ знает о том, кто первым употребил выражение «фантастический реализм». А это, вопреки тем, кто приписывает данный термин Федору Михайловичу Достоевскому, был Фридрих Ницше. А далее его взял на вооружение Евгений Багратионович Вахтангов, и в российском театроведении термин сей утвердился как определение творческого метода Вахтангова.
В случае же с Гульназ, думаю, это «стремление к содержательной, стилистически единой форматной системе (сходство с натурой, традиционная предметность может быть и может не быть), но sine qua non (обязательное условие – И.К.) – целостность, суггестивность и индивидуальность художественного вещества, реализующего представление художника в явлениях за пределами чувственного опыта».
Мне кажется, цитата из статьи в Пушкинском альманахе историка искусства, доктора искусствоведения, писателя, профессора, члена Международной ассоциации художественных критиков (AICA) Михаила Юрьевича Германа «Фантастический реализм: миф, действительность, нынешний день (ответы на незаданные вопросы)» просто характеризует тот путь, который избрала художник Гульназ Мирхайдарова. И если она будет следовать таковым, продолжая воплощать в своем творчестве сквозь призму любимого ею мифа вечные темы, размышляя над бытийными вопросами, которые всегда, во все времена интересовали человечество, то сей изящный бутон со временем раскроется, превратившись в прекрасный уникальный цветок, символизирующий преемственность школы живописи Республики Башкортостан и реальное воплощение ее больших надежд.