Записки тропического врача

В Гватемале тяжко без близких

(Продолжение, начало в №№ 19, 23.)

"Вечерка" продолжает публикацию дневниковых записей Виктории Валиковой - уфимки, которая с мая прошлого года работает врачом в клинике отдаленного района Гватемалы.

Завтра прощальная вечеринка. Лотте, Йориса и Лин готовят лазанью, мош (овсянка с молоком и горячей водой, разведенная до состояния напитка и густо приправленная сахаром) и традиционный суп с овощами и курицей. Исходя из того, что Йорис курицу не ест, суп без курицы. Мясо... Как же я хочу мяса! Думала, что приготовлю пирог или торт какой, но кто-то должен консультировать в клинике. Зато у меня будет самое красивое платье. Может, еще и косу заплету.
***
Во время лекции для акушеров в Ялоновице случайно довелось консультировать двух пациентов - оба оказались с поражением кожи. Дяденька с чем-то похожим то ли на нетипичный псориаз, то ли на нетипичный микоз и местная ялоновицкая акушерка.
У тетеньки на губах то ли язвы, то ли пустулы, то ли и то, и то... А на носу типа шелушения и сыпь непонятная. В общем, не типично.
- Мария, а давно у тебя это?
- Ну, года три как. То пройдет, то снова начнется.
- А мазала чем-нибудь?
- Кремом в голубой упаковке.
- Клотримазолом?
- Нет.
- Гидрокортизоном?
- Нет...
Ну, думаю, комплексную мазь какую нашла и давай мазать. И тут она: "Вспомнила! "Нивея" крем называется!". Уф! Наверное, герпес, думаю я. Хотя герпес, он такой, лечи не лечи. А вот волчанка может такие язвочки и шелушения давать. На носу и на слизистых. Это, конечно, не типичная "волчаночная бабочка", но все же. Волчанку можно попробовать усмирить малыми дозами кортикостероидов. Если это она, Марии станет легче. А если это герпес... хуже. Но тогда мы будем хотя бы знать диагноз. Такая вот философия.
***
В моей до недавних пор родной 4-й инфекционной клинической больнице всех фельдшеров скорой помощи, которые привозили бебиков младше двадцати восьми дней, я отправляла на три буквы... и две цифры - в ГКБ №17, где было отделение патологии новорожденных. Здесь же у нас ситуация совсем иная. Мы тут и РКБ, и ГКБ, и сельская амбулатория, и травмпункт, и роддом, и аптека, и даже единственная лицензированная лаборатория в области.
Вчера один папашка притащил мне своего отпрыска возраста тринадцати дней. "А мамка что делала в это время?"- спросите вы. Дома сидела. Здесь много всяких обычаев. Один из них таков - молодая мать не должна выходить из дома тридцать дней. Я подсчитала: у среднестатистической жительницы области имеется десять детей, значит, год из своей жизни она проводит в заточении. Но что поделаешь, обычаи есть обычаи.
Малыш весил два кило с небольшим, а жалоба была на загноившуюся пупочную ранку. Ранку обработали и наказали прийти через день на проверку. Вообще, недоношенные дети с любым видом воспалений - дело крайне опасное. Они так быстро цепляют на себя все инфекции, что глаз да глаз.
...Мои семена, кстати, взошли. Надеюсь, что дождь и тепло сделают свое дело и скоро у меня будут редиска и салат.
Я скучаю, и даже Зорро не утешает меня. Уже совсем скоро уедут почти все ребята, и я останусь одна. С ленивым периодическим Арне и таинственной Инти. Мне двадцать пять лет, и я заведую клиникой в заднице мира. Вот что значит - страшно.
***
Пока не поживешь в деревне, довольно тяжело (а точнее, просто невозможно) представить, что такое "пожить в деревне". Не то чтобы мне было крайне трудно вставать в пять утра (да всю жизнь я так встаю) и идти в лес, где пасется Зорро, - в тюрьме для животных всю травку он съел катастрофически быстро, и по доброте душевной Карлос, главный промоутер, разрешил мне пользоваться своим участком; не то чтобы мне было тяжело десять минут идти в горку, потом искать Зорро, потом давать ему "вкусненькое" - кусок хлеба, или соль, или порубленный мной с помощью мачете сахарный тростник (в огороде растет), причесывать его и мыть в ручье, идти обратно домой, месить тесто на тортильи, печь их и варить кофе, замачивать белье в больших тазах, рыхлить землю в ящиках со всходами моих овощей, вспотев, идти в холодный душ, где предварительно расставить ведра и позже использовать воду для унитаза.
Не то чтобы мне было тяжело варить мош для Миры (собаки, которую оставили Лотте и Йорис, никогда им этого не прощу) на уже ставшем привычным НАНе-2, протирать столы в клинике, включать компьютер и начинать консультации. Не то чтобы мне было тяжело назначать ребенку с тридцатипроцентным ожогом тела перевязку на семь утра воскресенья, иначе пройдет больше двадцати четырех часов, а это нехорошо.
Не то чтобы мне не нравилось седлать Зорро и лететь на нем через гору на рынок в тщетных попытках урвать лучших овощей и, если повезет, ананас.
Не то чтобы мне не нравилось на обратном пути с либрой свеклы, двумя либрами морковки и пакетом зеленых бобов заезжать к "Касе Доне" за соленым творогом, который они здесь, как бы издеваясь, называют сыром, и, пока она перемалывает сыр через ну совсем советскую мясорубку, проверять ее двухмесячного ребенка Вилсона, которому не повезло - родился с вывернутой вперед ручкой и сломал ключицу. Дочку Сырной Доны, кстати, зовут Лесбия. Я у нее каждый раз спрашиваю: "Как тебя зовут, девочка?" - и каждый раз настроение поднимается на весь день.
Так вот, это все не тяжело. К этому всему привыкаешь. Даже к тому, что в свой обеденный перерыв ты не валяешься в одном из многочисленных гамаков, а бежишь поить Зорро и купаться с ним в заводи близлежащей реки. Привыкаешь к падающим на тебя ночью москитным сеткам, к окликам на улице, если ты надеваешь штаны, а не юбку, к соевому мясу под прекрасным названием "ПРОТЕИНМАСС" на ужин, к "ФЕНК Ю ДЖИЗАС!" и прочим хитам наших семи поющих церквей, к крысам, которые только и знают, что сжирать тщательно приготовленное для них лакомство в мышеловках.
Единственное, к чему тяжело привыкнуть, - к отсутствию друзей. Ну и, пожалуй, к облакам, которые тут горы покрывают. И к джунглям. Это прекрасно.
***
Потихоньку все разруливается. Не то чтобы совсем все, но уже немного легче. Приехала акушерка Инти-Елена (на нижнем снимке - справа), которая тут будет со мной. Нормальная такая девочка ста сорока сантиметров ростом, у нее двойное имя и двойное гражданство. Своей никарагуанской половиной она разговаривает со мной только на испанском, и это очень помогает мне прогрессировать в языке. Теперь я уверена на все сто, что полгода общения с ней (как печально, что только полгода) меня сделают испаноговорящим индивидом. Еще она ест свеклу, а это вообще большой плюс для человека. Потому что раньше тут свеклу, кроме меня, никто не ел. Что еще?.. Она тоже любит порядок. И не любит крыс.
Меня изрядно утомило ходить и отвязывать-перевязывать свою лошадь по сто раз на дню, и я решила построить забор. Заарканила местных. Надеюсь, скоро все построится.
Быт все еще не улажен, все течет-капает-жужжит и сломано. Немного не хватает тут мужика. Довольно смешно, когда мы вдвоем в трусах и сланцах долбим мачете по перекрытиям, откуда с периодичностью выглядывает крыса. Зато без мальчиков намного проще правильно питаться, совсем не обязательно готовить много и вкусно. Совсем не надо печь хлеб и вообще что-то печь. И даже посуды в разы меньше. Наш большой клиникодом только для нас двоих.
Сижу и готовлю лекцию по иммунологии, ломаю голову, как можно в двух словах и на пальцах объяснить подобное. Думаю, это на самом деле невозможно. Но поживем - увидим.
...Через два дня мне ехать в соседнюю деревню Ялонболоп на "консульту-экстерна", что означает выездная консультация. У них там есть медпункт, но нет медработника. Поэтому медпункт открывается только один раз в месяц, когда мы туда приезжаем. Там все еще страшнее, чем в Похоме: неправильно поставишь диагноз и назначишь лечение, узнаешь об этом только через месяц. У меня все дрожит.
***
Два последних утра тетки усердно рожают, и это... прекрасно, конечно. Их мужья стучатся в дверь еще до восхода солнца, и ты (ха-ха, сегодня не я, а Инти-Елена) прешься в резиновых сапогах осматривать их и делать счастливое лицо: "Все хорошо, у Вас уже пять сантиметров раскрытие!". А потом ты, естественно, уже не можешь заснуть: вдруг что не так. И в середине дня тебя накрывает так, что ты клюешь носом компьютер под понимающие взгляды остального персонала.
Одна из книг, которые я тут дочитываю, называется "Держите ножки крестиком". Она про русского акушера-гинеколога, который свалил работать в Лондон. Книга интересна не тем, что кто-то там куда-то свалил, и даже не тем, что акушерство и гинекология всегда вызывали во мне двойственное чувство - вроде хорошая нужная специальность, но бабская какая-то. А интересна книга веселым языком и краткостью рассказиков. Читать-то хочется, а времени нет.
Настроение, после того как мне привезли кусок забора в виде колючей проволоки и каких-то креплений, повысилось. Но все же хандра, словно болото, стоит и никуда не девается. Надеюсь, все будет хорошо.
Иногда кажется, что твоя жизнь не имеет никакой значимости в глобальной рутине. Сидишь и глубоко понимаешь своего депрессивного пациента, тридцатитрехлетнего мужика, который барабанит в двери клиники в шесть часов утра, в слезах и соплях.
Вчера приняла его в "женский день" - день, когда мы занимаемся только женщинами беременными и женщинами, которые беременными быть не хотят (то есть пришли за спиралью, инъекцией Депо-Проверы или пилюлями). Приняла, ибо мужик жаловался на сильную слабость, потерю веса и, как ни странно, зуд в паху. Выспросив его про работу "на пляже" (люди из Похома часто уезжают на пляжи Мексики служить посудомойщиками и официантами) и беспорядочные половые связи, я, как истинный инфекционист, подумала о трех гигантах - СПИДе, сифилисе и туберкулезе.
Решила, естественно, забрать у него кровушку и в нашей допотопной, но вполне функционирующей центрифуге ее отцентрифугировать. Эпиндорфов (специальных закрывающихся пробирок) у нас не нашлось, и мне пришлось иглой заливать кровь в просроченные вакутейнеры (пробирки с вакуумом внутри), и с помощью газетки и ватных тампонов укреплять их в отверстиях центрифуги. В итоге, получив сыворотку, всего две капли которой надо капнуть на каждый "рапид-тест", я, совсем недовольная отрицательными реакциями на ВИЧ и сифилис, собралась спать - у мужика просто депрессия. Кто ж знал, что "просто депрессия" в деревне - это хуже сифилиса. Это вообще хуже почти всего. Потому что лечить нечем, а лечебную физкультуру и здоровое питание в нашей глуши прописывать - это как смеяться над человеком в открытую.
Говорю ему, что анализы отрицательные, волноваться не о чем, устал, и все тут. Но он ипохондрично находит у себя симптом за симптомом, в свою очередь вызывая ряд симптомов у меня - головную боль и ощущение занозы в заднице.
...Когда ты понимаешь своих депрессивных пациентов - это очень двояко. С одной стороны, ты врач, и тебе положено всех понимать. А с другой стороны, я понимаю его потому, что сама депрессую тут изрядно. А это мне не положено.