Записки тропического врача

Госпиталь снялся с места в одночасье

(Продолжение, начало в №№ 19, 23, 28.)

"Вечерняя Уфа" продолжает публиковать отрывки из дневника Виктории Валиковой, уфимки, которая отметила свое 26-летие в должности заведующей клиникой одного из отдаленных районов Гватемалы.

Муравьи в банке с сухим молоком или мошки на вскрывшемся перезрелом банане, как выяснилось, вещи, к которым привыкаешь довольно быстро. Прошло меньше месяца с моего приезда сюда, а я уже легко отделяю все эти прелести чайной ложечкой в стакане с мошем и вообще ощущаю себя довольно уверенно в своих отношениях с разными представителями членистоногих.
...Сейчас собираюсь с силами, чтобы пойти покормить Зорро и Дыню (коня Арне кличут Дон Мелон, что переводится как "Господин Дыня", видимо, за окрас назвали) переспелыми бананами. Мне нравятся обе лошадки, они умные. После того как куда-нибудь съездишь верхом, обычно весь мокрый, грязный и пахнешь, что не особо удивительно, лошадью. Потому это неплохо стимулирует к холодному душу. Но в то же время каждый раз заставляет тебя взвешивать все "за" и "против" поездки. У меня сейчас по ощущениям больше - за.
Арне бесит с каждым днем все сильнее. Я искренне надеюсь, что он будет проводить в Похоме минимум времени. Дело в том, что он очень нетактичный и, мне кажется, пофигистичный малый. Надеюсь, когда мы останемся без остальных бельгийцев, он изменит свое отношение, но пока этот товарищ меня выводит из себя. Например, он может врубить фильм, когда я сплю. Он меньше всех делает по хозяйству, ему в голову не придет без множественных напоминаний помыть посуду или прибраться. Молю Бога, чтобы он разбирался в аккаунтах и прочей бумажной работе, которую должен делать. Иначе будет капец.
Иногда я думаю: у меня всегда было не так много друзей среди иностранцев. В коллективах, где я училась, со мной особо не общались. То ли потому, что я не могу много времени уделять социальным бесцельным посиделкам, то ли потому, что веду себя как-то не так. Хотя вроде в России все выглядело более позитивно. Особенно первые годы учебы наша группа была не разлей вода. Мне кажется, я очень быстро открываюсь, и это пугает людей. Надо быть сдержанней. Или искать подобных фриков. Тех, кого моя жизнь не пугает, а радует.
В общем, отставить лирику! Я здесь, в конце концов, ради того, чтобы людей спасать. Это работа, а не пионерский лагерь. Приятно, конечно, когда коллектив хороший, но что ж теперь.
* * *
Иногда вроде бы очень милые сцены оказываются в реальности не такими милыми. Так, ситуация, когда четыре полураздетые девчонки, две почти блондинки и две смуглые брюнетки, сидели на моей двуспальной кровати с засунутым под одеяло включенным фонариком - чтобы он и светил, и светил не сильно, оказалась немилой.
Этой ночью мы наблюдали, как противники строительства гидроэлектростанции с ружьями, мачете и прочими веселыми игрушками в количестве человек пятидесяти прошли по улицам поселка, кидая камнями в дома тех, кто "про", и стреляя в воздух. За два часа до этого к нам с Инти приехали погостить Лин с подругой и мы, наевшись дикой сливы, завалились спать. В полночь, проснувшись от выстрелов и бликов фонарей, лая Миры и соседских собак, собрались у меня в комнате и тряслись: что же делать.
Немного поразмыслив, решили, что обе стороны нуждаются в медицинской помощи. После того как они друг друга перестреляют, кто-то ведь должен будет их спасать. Поэтому клинику они трогать не станут. Ну, мы так подумали. И вообще спокойнее так.
Думаю, что все будет хорошо, сегодня обычный рабочий день. Просто взять себя в руки и просто лечить людей. Я не про- и не контро-. Я так...
* * *
Эвакуация в моем понимании - дело очень веселое. Все бегают, собирают вещи, раздают указания и в итоге, забравшись вшестером в наш пикап с эмблемой "клиника Похом", уезжают, бурно дискутируя, как же все нехорошо получилось.
В воскресенье ничего, кроме двух предыдущих беспокойных, разбавленных выстрелами и криками ночей, не предвещало беды. Девочки ушли на рынок в Икскисис, что в полутора часах пешком через гору, а я осталась в клинике - на 7.30 назначена перевязка девочке. Она приходит каждый день. У нее обожжена половина груди и рука, и хотя грудь подживает весьма неплохо, рука, особенно плечо, каждое утро доставляет мне массу разочарования и гноя.
Перевязала девчушку, а она выдерживает процедуру неплохо, особенно если с порога сунуть ей в одну руку пакет печенья, а в другую - игрушечный глобус, и отправилась на рынок. Со страхом, ибо Зорро последнее время отбился от рук и совсем перестал меня слушаться. Несмотря на опасения, дорога удалась неплохо, я даже успела добраться до Ялонвица и посмотреть на большом полотняном экране матч Россия-Бельгия. Что мы продули, было не столь большой трагедией. А вот то, что в деревне был митинг по поводу гидроэлектростанции, настораживало.
...Следующим утром планировалась мирная демонстрация - все с белыми флагами и прочими писфульными атрибутами. После того как в клинику Ялоновица пришел мэр и сказал: "Ребята, мне надо бы вас предупредить", ситуация приняла другие краски. В реальности митинг организовали, чтобы выманить мужчин из города и в момент, когда в деревне останутся только женщины и дети, начать жечь дома тех, кто "про". Клинику никто трогать не собирался. Однако когда туда начнут поступать пострадавшие одной из сторон, их противники станут делать все, чтобы мы тем не помогали. Словом, мы оказались в опасности. Снова. Нам велели уезжать как можно скорее, пока не перекрыли дороги.
Наша цель - доехать до той ближайшей деревни с электричеством, жители которой не заинтересованы в "стычках" и бойнях за гидроэлектрику. Нам удалось. Сидя на ступеньках веранды маленькой придорожной ночлежки, мы попиваем травяное подобие кофе и думаем, когда нам возвращаться.
Принимая звонки от Карлоса с вопросами типа "У нас огнестрельное ранение, какие антибиотики для профилактики назначить" или "Не хватает бинтов, много ожогов", я чувствую: надо бы возвращаться. Но нельзя - белых убивают первыми. Скоро все успокоится, а пока ждем, читаем книжки и еще раз ждем.
Все будет хорошо, я знаю. Держите там пальчики!
Когда ты будто в рекламе сметаны "Домик в деревне" лежишь на почти альпийском лугу (хотя альпийским лугам далеко до гватемальских) и смотришь на почти русский лес, с соснами, только пальмы смущенно качают головами, мол, "мы тут ни при чем", хочется задуматься: какого лешего тебе беспокойно.
Душа моя чуднaя, и кроме привычных вопросов "что делать?" и "кто виноват?", все чаще всплывают думы "для чего все это?"...
В Ялоновице, куда мы торжественным эшелоном прибыли сегодня, все спокойно, прием идет тихо и интересно. Местные промоутеры мне нравятся на порядок больше, чем наши. Я это списываю на то, что "чужое добро всегда ярче блестит". Хотя в душе мне все-таки кажется, что они как-то добрее...
Пока акушерка Ханна и Стан, медбрат, собирают яйца и готовят еду, промоутеры ловят меня в коридоре и просят послушать одиннадцатилетнюю девочку, которая свистит и булькает внутри, что вызывает у меня приступ "лечить-лечить" мгновенно и стремительно.
Температуры для подтверждения пневмонии у нее нет, на астму бульканье тоже не похоже. Что-то заставляет задуматься о туберкулезе. Это у меня на каком-то подсознательном уровне, я почему-то чувствую неладное, хотя каждый раз надеюсь, что интуиция меня подведет. Все же назначаем девочке антибиотики и сальбутамол, просим приехать в Похом, чтобы поплевать в баночку, которую мы потом по-специальному откроем, размажем содержимое по стеклышку и зафиксируем пламенем горелки, а затем по секундомеру будем наливать разные розово-фиолетовые краски и в итоге получим образец, который примемся разглядывать, пытаясь найти красно-розовые микобактерии.
* * *
Ребенок, которого меня зовет посмотреть Ханна, весит чуть больше полутора килограммов. Ему месяц, и он первенец у тринадцатилетних родителей. Родился в срок, но факт, что он не может сжать кулачки и подтянуть ножки к животу, когда я поднимаю его, заставляет подумать: ребятки не умеют считать и ребенок недоношенный. Малыш не плачет. Он спокойно лежит на кушетке, почти не двигаясь. Мама малыша этому страшно рада. А мне не по себе: если ребенок не плачет при осмотре - жди беды. Хоть сосательный рефлекс у него и присутствует, у него не хватает сил сосать долго. После двух-трех попыток он бессильно отваливается от мамки в покое и закрывает глаза.
- А сколько раз вы его кормите? - спрашиваю.
- Два раза, но он не ест почти... - отвечают со скамейки, покрытой национальным лоскутным одеялом, родители.
- ДВА РАЗА В ДЕНЬ, ЧТО ЛИ?! - очумело восклицаю я.
- Ну да, еще иногда бульон даем. Мама сказала, что можно варить капусту и давать отвар, - мне становится плохо.
Хорошо помню подобные моменты в приемном покое, когда, приходя домой, делала в дневнике записи под рубрикой "Когда я стану министром" - о том, что я обязательно должна издать закон о проверке адекватности и умственных способностей родителей перед тем, как допустить их к размножению.
...Мы оставляем мамашку с малышом в клинике. Учим ее разрабатывать сосок, держать ребенка у груди и с ложечки докармливать его, когда он устает сосать. Ханна приносит ему маленькую шапочку, и девочка, которая по совместительству является мамой малыша, начинает в голос рыдать. Потому что "он такой красивый в шапочке". Знала бы она, что ребенок жив только благодаря суровости местных кровей и воле случая. Красивый, в шапочке.
На ужин у нас рататуй. Так мы обычно называем все, что сделано из овощей. А овощей у нас оказалось много - перед эвакуацией, не зная о том, что будем "эвакуироваться", мы купили на рынке продуктов на неделю вперед. И теперь вся эта "неделя вперед" начала портиться, вспыхивать тучами дрозофил при любой попытке передвинуть предметы на кухне и благоухать ароматами отнюдь не ванили и даже не овощей. Поэтому рататуй получился большой.
И нас тут тоже, скажем так, не мало: я и Инти, беженцы из Похома, Ханна и Стан, бельгийские медики, базирующиеся уже пару лет в Ялоновице, и Арне с приехавшей к нему девушкой.
Надеюсь, все будет хорошо и спокойно, скоро мы двинем обратно в Похом. Принимать роды, разглядывать в микроскоп какашки и мазки из всевозможных мест, резать-шить и вязать на плоти всевозможные узоры нитками из упаковок "ШЕЛК 0-1" или "НЕЙЛОН 0-3" и просто лечить майовцев от того, от чего придется.