Тихая мудрость друга

Батуми. Берег моря. Мы собираемся в город. Мой друг лукаво улыбается: «Сейчас мы с тобой заглянем в одну кафешку. Там хозяин грузин, утром познакомились. Ты попробуешь настоящее сациви. Это тебе не столовка в нашем молодежном центре!» Я повиновался, ибо знал, как Рушан великолепно разбирается в поварском деле.
Самарканд. Мы стоим на площади Регистан, и мой друг рассказывает, как еще в XVII веке возводились здесь три знаменитых медресе…
Его энциклопедические знания меня восхищали и поражали. Положа руку на сердце заявлю: среди моих друзей и знакомых, многих из которых можно назвать истинными интеллектуалами, никто не был так всесторонне развит, как Рушан Киреев. Он мог профессионально поддержать разговор на любую тему: от живописи и театра до автомобилестроения и истории стрелкового или холодного оружия. Когда я поднимался на четвертый этаж нашего Дома печати, где располагается редакция газеты «Республика Башкортостан» (в то время «Советская Башкирия»), и обращался с каким-нибудь вопросом к нашему другу, сотруднику секретариата Рифу Маликову, тот только улыбался: «Иди к Рушану, он все знает». То были те молодые бесшабашные годы, когда мы с Рифом и Рушаном поздним воскресным вечером могли после трехчасового перехода через белорецкие хребты все же опоздать на электричку и добираться в Уфу, запрыгнув почти на ходу в проезжающий товарный поезд…
Это были времена, когда мы с Рушаном, еще неженатые, вставали у огромной карты СССР в секретариате «Совбашки» и выбирали: куда махнем на сей раз в отпуск? Порой тыкали пальцем почти наобум – и ехали. А возвращались, распираемые впечатлениями и с кучей отснятых фотопленок (Рушан и в фотоделе был большой мастер!).
Он был филологом и журналистом, но почему-то именно к литературному творчеству как-то не тяготел. А ведь он родился в семье известного писателя Кирея Мэргэна (псевдоним Ахняфа Киреева)! Кстати, наши мамы носили одинаковое, очень редкое, имя – Магфира.
Писал он действительно не так много. Хотя на счету Рушана Ахняфовича есть и репортажи, и очерки, и даже книги. Но он был великолепным организатором газетного дела, как мы говорим, секретариатчиком. Спокойный, невозмутимый, хладнокровный, он словно был создан для работы в самом горниле газетного производства, где от суеты до паники один шаг. Кем-то он воспринимался как флегматичный и даже сонный дядя с внимательным взглядом и роскошными усами. Как бы не так! Мало кто видел, как он преображался в спортзале и был, что называется, весь в огне в рукопашных спаррингах. Это плюс к первому разряду по плаванию.
Мне было хорошо и интересно с моим старшим другом. Не просто эрудированным собеседником, - он умел дружить, умел выслушать, умел, переживая твою проблему, помолчать вместе с тобой.
Ушли былые годы, и мы уже много лет не служили вместе в старом добром Доме печати: Рушан ушел в «Башинформсвязь», где отвечал за выпуск газеты и связь с общественностью. Наши встречи стали реже, но мы старались находить время, чтобы увидеться, посидеть друг напротив друга…
И конечно, ни на день не прерывалась ежедневная связь по ватсапу. Я каждое утро заряжался хорошим настроением, читая сообщения моего друга и словно слыша его размеренный голос: «Хорошего тебе дня, старичок!»
Не так давно позвонил ему: «Да что все по ватсапу, давай увидимся…» Я приехал за ним. Он вышел во двор в медицинской маске и… с пневматической винтовкой, а также большой коробкой охотничьих патронов 12-го калибра. «Старичок! Винтовочка – тебе. Тебе ведь она очень нравилась. Мощная! И патроны к дробовику. Мне они уже ни к чему, наверняка больше на охоту не выберусь… Меня окутала ленивая пенсионерская жизнь».
Мы говорили долго и обо всем. Он, как всегда, больше слушал. Расставаясь, крепко обнялись. Зная, что мы будем, как и прежде, ежедневно переписываться. Но не зная, что не увидимся уже никогда…
Моего друга не стало позавчера ночью. Сердце. Оно остановилось – сердце моего мудрого друга. Настоящего друга, который умеет и выслушать, и помолчать с тобой…