Учить застегивать "Пуговицу " смолоду

В один из новогодних дней в неком пространстве Лайфстайл-центра "Башкирия" , которое носит название "Место событий" , собралась добрая сотня ребятишек в возрасте двух-трех лет вместе со своими родителями. Юную аудиторию, а также их мам и пап привлекало приглашение Уфимского театра юного зрителя, в новогодье с успехом представлявшего здесь веселую программу "Тигриный переполох", а под финал праздничной недели вовлекшего этих крохотуль в спектакль-игру для малышей "Пуговица" , который входит в афишу муниципального ТЮЗа начиная с февраля 2019 года.


Так случилось, что в рамках «Лаборатории сказок», каковую проводил в уфимском Доме Актера Центр современной драматургии и режиссуры, мне довелось прочитать текст пьесы саратовского актера и режиссера Игоря Игнатова «Пуговица», представленный на обсуждение участников и экспертов этой мастерской. Помню, что я долго пыхтела по поводу игнатовского текста, ссылаясь в своих сомнениях на то, что один из героев пьесы-игры носит имя Пуговичник. Если мы вспомним пьесу Генрика Ибсена «Пер Гюнт», то вспомним и то, что герою является зловещий персонаж, который говорит: «Прыгай в мой котелок! Я – Пуговичник. Я делаю из трухлявых людей, как ты, – полезные вещи – ложки и пуговицы. Вас таких миллион». И этот же отвратительный тип является Пер Гюнту под финал, явно стремясь свершить задуманное зло. Кто-то из литературоведов написал: «Пуговичник – это гораздо страшнее, чем жуткий демон с огненным дыханием. Пуговичник – это нечто банальное, пошлое, жиденькое – единственный, кого заслуживает видеть в конце своей жизни несчастный Пер».
В общем, я долго ворчала, внушая сидевшим рядом соседям по лаборатории мысль о том, что в истории, предназначенной малышам самого нежного возраста, не должно быть персонажей со столь известным в мире драматургии именем, отмеченным негативным флером, его лучше изменить... Не помню уж сейчас кто ткнул меня локтем в бок, почти бросив (как в рекламном ролике с Иваном Ургантом): «Ты тут самая умная, что ли?!» И я, по здравому рассуждению, смолкла, решив не вмешиваться. Поискав же значение слова «пуговичник» в толковом словаре и найдя более мягкое определение: «Тот, кто делает пуговицы и продает их», вовсе успокоилась и стала слушать экспертов, зажав в кулаке свое филологическое эго.
И все же каждый раз, когда до меня доходили сведения о том, что Уфимский ТЮЗ принял пьесу Игоря Игнатова к постановке, и о том, что премьера в Театре юного зрителя уже на носу, я вновь вспоминала те свои «мильон терзаний» и твердила мысленно: «Нет, не пойду!» А зря… Поскольку время спустя нашла определение еще одного театроведа: «Пуговичник – это символ обличающей совести» – и подумала: вот оно, вот, возможно, в чем смысл существования одного из героев «Пуговицы». Затем мне попалась на глаза обаятельнейшая сказка Виктории Козловой «Пуговичник по фамилии Ёжиков» с замечательными иллюстрациями Ирины Андреевны Петелиной. Я, прочитав ее и не обнаружив ничего зловещего, равно как и указания на род деятельности заглавного героя, вовсе забыла про мысли, пришедшие мне в ходе той лаборатории. А недавно, обнаружив в Сети упоминание про спектакль, который ТЮЗ играет в новогодье в «Месте событий», решила, что, наконец, пора и познакомиться с режиссерской работой Наиля Сафина, поставившего «Пуговицу» в Уфимском театре юного зрителя…
...Аудитория, полукругом расположившись на стульях возле импровизированной сцены, с большим энтузиазмом воспринимала действо. В спектакле заняты четыре актера, двоих из которых зритель не видит, поскольку они работают за большой ширмой (попрошу не путать с ширмой театра кукол – это явления разного порядка). А двое других, собственно Пуговичник – Виталий Андреев и Оторвяшка – читай маленькая оторва, во всем сопротивляющаяся мудрому герою, в каком-то смысле учителю и проводнику в мир взрослой, самостоятельной жизни. В этой роли в тот вечер работала актриса Алина Латынова (в паре с ней играет Азалия Гизатуллина). И Андреев, и Латынова постоянно находятся на первом плане, вступая в конфликт, что и двигает сюжет. Конфликт сей достаточно прост: Оторвяшка категорически отказывается застегивать свои распахнутые всем ветрам одежки, капризничает и бегает от Пуговичника, который, боясь, что героиня (в проекции на малышовую аудиторию – ребенок, на все замечания старших отвечающий: нет, я сам, сама!) замерзнет и простудится, пытается призвать девчушку к порядку и застегнуть ее платье на злополучную пуговицу, которая в конце концов отрывается. Мораль во всем этом заложена нехитрая: в спектакле-игре, на который очень живо реагируют дети, им на подсознательном уровне внушают мысль о том, что родителей все-таки надо слушаться, застегивать пуговицы нужно учиться, а здоровье – беречь…



Впрочем, все не так банально и однозначно, поскольку яркое, обаятельное и запоминающееся крохам представление мало-помалу завораживает ребятишек и вводит их в мир сценической условности, душевно привязывая к театру. Возможно, в следующий свой поход в ТЮЗ малыш уже будет готов к тому, что там его ждет что-то очень интересное и занимательное. У Сафина-режиссера в спектакле четко соблюден чеховский принцип контраста толстого и тонкого, но скорее Наиля в большей степени интересовала иная стихия, и, обращаясь к конфликту, скажем так, Рыжего и Белого, он исповедовал в своей миниатюрной (действо длится всего сорок минут, так что внимание малышей не рассеивается, оно постоянно приковано к сцене) постановке масочную, народную природу комедии дель арте, поэтому «Пуговицу» так легко играть в иных пространствах, в том числе и на площади, и на каком-нибудь уличном пятачке. В спектакле нет пауз, все постоянно движется, меняется, в действо органично вплетена игра с предметом – появляется огромная катушка ниток и равняющаяся по величине копью игла, в ушко каковой герои никак не могут вдеть нитку, дабы пришить на куртку озорной упрямой Оторвяшки пуговицу, сближающуюся в диаметре со средних размеров подшипником… В ходе игры на площадке появляются качели-балансир, и для того, чтобы покататься на них вместе с Пуговичником, выстраивается целая малышовая очередь… В общем, рассказывать можно долго – о том, как ребятишки ищут оторванную пуговицу, как живо они реагируют на появляющиеся в проемах ширмы говорящие (в буквальном смысле слова) руки в цветных варежках, как они по-детски радостно «сдают» всем залом озабоченным героям то, о чем, скажем, подросток на их месте умолчит…
Мне чрезвычайно импонирует то, как работает в этом спектакле Виталий Андреев – мягко, без жима, почти виртуозно. Он четко понимает, думаю, это заложено в его актерской природе, что «завод», «моторчик» характера его персонажа гнездится внутри, игровая стихия исполнителя не должна прорываться наружу оглушающим зрителя криком, это ощущение азарта должно соответствовать пониманию зерна роли, жить в оценках и в выстраивании отношений с партнером.
Ведь самым ценным в этом спектакле является его итоговая составляющая, то, как реагирует на все происходящее юная аудитория. А воздействие спектакля на маленького зрителя – это просто тема для отдельной публикации. Под финал ты вдруг начинаешь понимать, что главными действующими лицами стали малолетки, участвовавшие в действе на равных с актерами, образно говоря, «раскачавших» зал так, что ребятня еще долго не желала покидать «Место событий», ведь собственно событие для нее состоялось, и не хотела расставаться с главными героями – не боялась, не хныкала, а активно шла на контакт. Да и я в процессе спектакля окончательно забыла о своих мыслях по поводу экспансии в российскую драматургию для детской аудитории персонажей из скандинавской мифологии… И это, на мой взгляд, совсем неплохо и для спектакля, и для меня...