Нюрочкины пирожки

Эх, опять нет повода не жертвовать собой! А вы умеете соблюдать баланс давать и брать?

Нюрочкина мама любила пироги, и дочь научилась их бесподобно готовить. Сегодня Нюра пекла для мамы, хотя знала, что той уже не суждено их попробовать: мама умерла, и надо было стряпать для поминок.
Дом без мамы притих и будто заново присматривался к Нюрочке: кто ты есть? Какая ты есть? В ее семье домовитость ценилась превыше всего. Маленькую Нюру с детства учили: каждым поступком, каждым словом - главное, действовать во благо семьи, а твое личное благо может и подождать. Сначала отдай, а потом, если что-то останется - возьмешь и себе.
«Много хочешь - мало получишь! А «я» - вообще последняя буква в алфавите!» Это было логично и, наверно, стратегически выверено опытом предшествующих поколений, но у маленькой девочки вызывало чувство холода и одиночества.
Нюрочка обошла замерший дом. Вот старый-престарый трельяж, перед которым она четверть века назад прихорашивалась. Сколько тогда в ней было сил, жизни, огня! Любую безделицу, самый унылый кусок ткани могла преобразить, превратить в нечто удивительное. Придет мама, глянет, покрутит головой: золотые руки у девчонки! - да и отправит на кухню:
- Сидишь, а обед кто готовить будет?! У хорошей хозяйки всегда на столе пироги!
Нюрочка вздохнула и, как раньше, побрела на кухню. Мука казалась сыроватой и плохо просеивалась, мясо попалось недостаточно сочное. Она нервничала и злилась, но знала, что должна справиться, должна испечь самые лучшие пироги. Такие, которые понравились бы маме…
Мучительно ныли скрюченные артритом пальцы. Но женщина не отступала - месила и месила тесто, крутила мясорубку. Месила и крутила. И плакала. И снова - крутила и месила.
Пришел брат.
- Нюр, ты чего? Ну, давай закажем выпечку? Да и вообще, все остальное…
Прибежала дочь.
- Мама, давай помогу? Что сделать, давай вот лук порежу? - и схватилась за ножик.
- С ума сошли! - погнала их с кухни Нюрочка. - Мама чужих пирогов сроду терпеть не могла! Я сама, одна, не мешайте, и так ничего не получается сегодня!
Дочка и брат, потоптавшись, ушли. После них в кухне повисла тягучая, как паутина, досадливая неловкость. Нюрочка готовила вечер, всю ночь и часть утра. Артрит, не переставая, кусал пальцы, вгрызался в колени и локти. Раскалывалась голова и ныла поясница. Но она не отступала. Смахивала набегающие - то ли от лукового сока, то ли от напряжения - слезы. Было жаль умершую маму, жаль себя, жаль это тесто, которое получилось не таким пышным, и это мясо, которое выходило недостаточно сочным…
День похорон прошел в тягостном тумане. Нюра чувствовала безмерную усталость и опустошенность. Оплакать потерю и отпустить уже не осталось сил. Душа горестно замерла в измученном теле.
Нюрочка очнулась только во время застолья. Она глянула вокруг и опешила: кругом были одни открытые рты, в которых с поразительной быстротой исчезали испеченные ею «неудачные» пироги. Все ели и хором нахваливали - и пироги, и горячее, и стряпуху. «Хоть бы о маме доброе слово сказали!» - с неожиданной злостью подумала Нюрочка. И тут же устыдилась своей мысли.
Снова ей стало холодно и одиноко, как тогда, в детстве, когда ее наставляли, что сначала нужно отдать, а потом, если что-то останется, тогда взять чуток себе. Взять остатки, излишки. То, что не пригодилось другим. Остатки подаренных на день рождения конфет, которыми сначала надо всех угостить. Остатки своего свободного времени, потраченного на пользу семье. Остатки родительской любви, которой всегда не хватало, а требовать она не умела.
«Вот ради чего я убивалась, готовила на сорок с гаком человек? Ради мамы? А ей сейчас все это нужно? Или ради гостей? Чтобы все довольны остались, репутацию хозяйки не уронить? Но тогда выходит, что по-настоящему я все делала… для себя? Или - для своей репутации в глазах покойной мамы? Как глупо!»
Нюрочка окончательно запуталась. Но мысль не желала уходить. Нечетко, но настойчиво нашептывала, что вся эта ситуация с пирогами неслучайна и скорее служит иллюстрацией многих других нелепостей в ее жизни. Ведь что может быть нелепей: всегда отдавать то, чего у самой нет?
По Нюрочкиным щекам, испещренным морщинами, потекли соленые слезы. Да неужели кого-то насытит такой дар? Дар несвободный, безрадостный - не от избытка, а от нехватки сил! Но Нюра заглушила неуместные мысли. Вместо этого она подняла глаза вверх и тихо, про себя, спросила:
- Мама, смотри - все ли я сделала правильно? Хорошая ли я девочка, мама?