Тысяча чёртиков одного ангела

Стоит заметить, что почти все мои детские мечты осуществились. После приобретения велосипеда, конечно, захотелось иметь настоящую собаку. Не плюшевую, не тряпичную, коих у меня было достаточно много, а живую, лающую, способную быть компаньоном в подвижных играх.
Друзья из детства
В школу я приносила мясные косточки, вкусные обрезки и другие лакомства, которые всегда заинтересуют бродячих собак. Парта моя располагалась у окна, и было видно, как к окончанию уроков в школьном дворе появлялась стайка знакомых псов разного калибра. Наши встречи проходили радостно, бурно, каждый из четвероногих друзей получал по порции вкусняшек, и эскорт торжественно провожал меня до дома.
В холодные зимы мне разрешали оставлять эту компанию из пяти-шести собак на ночь в квартире. Удивительно, но собаки не желали заходить в комнаты; они деликатно размещались в коридоре и, покушав, сразу засыпали. Утром так же дружно просились на улицу и убегали по своим делам. Так продолжалось несколько лет.
Однажды мне в руки попала книга Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». Я ходила, словно помешанная! Пределом моих мечтаний стал жесткошерстный фокстерьер. Отец и тетушка подлили масла в огонь. Выяснилось, что в детстве у них был гладкошерстный фокстерьер, о котором они с упоением рассказывали. У меня началась фокстерьеромания. Все книги о фоксах, которые я могла найти в библиотеках, у знакомых, марки, значки, открытки с изображением этой породы занимали большую часть моего свободного от учебы времени.
Шли годы. Уже будучи старшеклассницей, я окончила курсы кинологов и приобрела щенка… восточно-европейской овчарки. Самостоятельно подготовить собаку к службе на границе показалось мне весьма интересным и полезным делом. Чем я и занялась, отложив мечты о фокстерьере.
Лапушка! Чистая лапушка!
Уже после замужества (а будущий супруг оказался пограничником – вожатым подготовленной мною овчарки) мысли о фокстерьере опять стали меня волновать. Поздней осенью 1977 года мы с мужем оказались на уфимском толчке – маленьком грязном базарчике, где продавали всякий дефицитный на ту пору товар. И вот среди тряпок, каких-то странных абажуров и цветастых сервизов на нас глянула усато-бородатенькая мордочка фокс­терьера. Щенок сидел укутанный старым полушубком, только мордочка выглядывала наружу и любопытные блестящие глазки робко поглядывали на базарную публику. Как?! Как это ангельское создание могло оказаться здесь, среди примитивного барахла, у ног равнодушно снующей толпы?! «Кобель?» – деловито поинтересовался муж. «Нет. Зато у вас проблем с драками не будет. Девочка тихая, даже лает редко». Домой возвращались уже втроем на такси.
Счастье стоило тридцать пять рублей, имело хорошую родословную и возраст два с половиной месяца. Наша Патриция, Патрик, Патрикеевна, или просто Патька, казалась самой скромностью, близкой к святости. Я уже начала подумывать о том, что Джером, мягко говоря, несколько преувеличил сложности характера и непредсказуемость в поведении фокстерьера, но… Нет-нет! В домашних условиях собака была совершенно идеальна. Мы приучили ее – даже при открытых в спальню и кухню дверях не пересекать границы этих помещений. Она не грызла мебель, не перекусывала провода, лаяла достаточно редко и по делу. Вот только на улице это милое создание превращалось в маленького смелого и задиристого агрессора.
Патриция Степановна (отца фокса звали Степа) очень быстро поняла, что воспитание будет суровым, спартанским. Лыжные многокилометровые прогулки развивали мышцы и волевые качества хвостатого члена семьи. После продолжительных походов по зимнему лесу сил почти не оставалось. Псина пересекала порог квартиры и прямо в снежных колтунах засыпала в коридоре. К пище она относилась спокойно, могла довольствоваться овсянкой или сырой рыбой.
Спустя пару месяцев начались проблемы с кошками. Дело в том, что фокстерьеры – норные собаки. Их используют в охоте на лисиц, барсуков и других обитающих в норах животных. Это собаки-спорт­смены. Им необходимо кого-то догонять, с кем-то бороться. Особую нетерпимость они проявляют к другим собакам (воспринимают их как соперников) и к мелким грызунам (добыча). Охотников у нас в семье не оказалось, поэтому пес начал отыгрываться на зазевавшихся кисках. Отпускать Патьку с поводка возле жилых домов было невозможно. Однако и кошки как-то быстро поумнели и перебрались на деревья.
Другое хобби нашего фокса – это гонки за всем, что быстро движется, начиная от мух и бабочек, заканчивая велосипедами и городскими автобусами.
Деревенские страсти
Весна принесла нам новые открытия. Фокстерьеры обладают повышенным болевым порогом. Всевозможные медицинские прививки Патрикеевна перенесла совершенно равнодушно, в отличие от моих бывших овчарок, которые начинали жалобно скулить уже на подходе к ветлечебнице.
Удивила нас с мужем и страсть Патьки к воде. При поездке весной в деревню нам приходилось преодолевать широкий ручей, наполненный ледяной талой водой. Поскольку у мужа были высокие сапоги, он брал меня на руки и вброд переходил на другую сторону. Каково же было удивление, когда наша еще ни разу не видевшая большой воды собака легко прыгнула в быстрый поток и переплыла на другой берег. А дальше началось нечто ужасное! Ревность!!! Вот что превратило нашего ангелочка в озверевшего маленького чертика, который, ощерив крепкие и довольно крупные зубы, кидался на нас обоих, требуя поставить хозяйку на землю. Мы хохотали, но щенок-подросток долго не мог успокоиться и сердито фыркал до самой деревни.
Новый фортель выкинула наша милая собачура, когда к ней с лаем подбежала злобная соседская Альма. Совершенно молча, без эмоций ангелочек молниеносно цапнул незнакомку за нос-тюпку. Дикий вопль огласил окрестности. Сколько обиды, сколько страданий было в этом крике дворняжьей души! За что?! Ведь даже понюхаться не успели!
Жизнь в деревне для нашей городской собаки оказалась вполне подходящей. Хозяйская кошка незамедлительно была изгнана за территорию усадьбы, соседские собаки предпочли с визитами повременить. Патька тут же вырыла себе уютную ямку среди опилок и с чувством выполненного долга задремала.
На обратном пути, возвращаясь домой при переходе ручья, мы решили предварительно привязать псину к чему-нибудь на берегу, чтобы не вызвать бурную реакцию косматой ревнивицы. Тем более что мужу все равно бы пришлось возвращаться за оставленными на берегу вещами. Так как до ручья Патька добралась без поводка, а до электрички было еще далеко, наше намерение ограничить ее свободу показалось Патрикеевне подозрительным.
Минут пятнадцать мы гонялись за этой хитрой шкодой, чтобы прицепить к ней поводок. Она уже поняла все наше коварство, и пока меня переправляли на другой берег, задыхалась от свирепого лая, рискуя выдрать здоровенный корень березы, удерживающий ее, словно якорь. Наконец операция успешно завершилась. Взъерошенная событиями, но освежившаяся купанием в воде, Патька отряхнулась и озабоченно обнюхала нас обоих. Печенька закрепила перемирие, и мы поспешили на станцию.
Летние приключения в деревне носили более экстремальный характер. Отправляясь на телеге в ближайший лес за ягодами, мы предоставляли собаке полную свободу. Она же, жизнерадостная и полная нерастраченных сил, обнаружив мирно пасущееся стадо, начинала терроризировать животных. Когда у какой-нибудь нервной коровы или быка сдавали нервы, погоня разворачивалась в обратном направлении. Патька пулей покрывала расстояние и ловко пряталась под телегой. Коррида начиналась уже для нас с мужем, так как главный провокатор исчезал для преследователя и был надежно защищен. Муж, словно мельница под порывами ветра, махал руками, кнутом, кричал что-то угрожающее, я же с визгом бегала вокруг лошади и телеги, прощаясь с жизнью. Патриция Степановна где-то в тени, между колесами сохраняла дипломатическое молчание.
Еще одна мерзкая привычка этих собак – валяться на какой-нибудь тухлятине или трупе животного. Однажды Патька «надушилась» непосредственно перед посадкой на электричку. Судя по запаху, тленные останки были уже в самом соку, а оттирать шерсть от этой «прелести» не хватило времени. Мы затащили свое вонючее чудовище под скамейку, но вскоре после движения состава «аромат» постепенно заполнил весь вагон. Пассажиры активно переместились в противоположную от нас сторону, открыли все окна, но сквозняк только усугубил ситуацию. Пришлось нам перебраться в тамбур. Но и там входящие или выходящие пассажиры смотрели на нас с подозрением и брезгливостью. Даже десяток давно не мытых, страдающих дизентерией бомжей не смогли бы составить нам достойную конкуренцию!
Жизнь с фокстерьером в деревне – это отдельный приключенческий роман в специфическом любовно-мелодраматическом жанре с элементами вестерна, хоррора и фарса.
Велосипед, бадминтон и охота
Городские прогулки на велосипедах с собакой в рюкзаке привлекали внимание автомобилистов. Мы выбирались в пригород, на речку. Втроем играли в бадминтон. Важно было не уронить волан. Если он становился добычей Патьки, она бегала кругами, стараясь увернуться от наших рук, меняла скорость, но не убегала в сторону, понимая условия игры. Когда наконец воланчик оказывался у нас, все начиналось с начала: беготня, прыжки, веселое рычание, покусывание ног в азарте охоты.
Был у нас и опыт сдачи Патриции «в аренду» знакомому охотнику. Только ничего путного из этого не получилось. До барсука дело не дошло, зато охотничьи собаки передрались между собой. Пока их разнимали, хозяева пострадали от острых клыков и своих, и чужих питомцев. Возвращая нам наше сокровище, знакомый посетовал: «Странно… никогда никаких драк не было, а тут…»
Можно сказать, что Патрикеевна, прожившая с нами шестнадцать лет, стала полноценным членом семьи. Фокстерьер – это универсальная собака, подвижная, смышленая, очень своенравная, обладающая веселым характером, всегда готовая сопровождать своих хозяев в любых путешествиях и приключениях. Ее бесстрашие не имеет границ, настроение – всегда позитив, любопытство, проказы и упрямство. За долгую собачью жизнь ее лягала лошадь, сбивала машина, ей доставалось от более крупных и агрессивных псов, но не было в Патькином «послужном списке» места страху, унынию, лени. Это сгусток бешеной энергии, безудержной жажды действий, соревнований в скорости, в прыжках, в ловкости. Джером Клапка Джером писал: «У фокстерьеров примерно в четыре раза больше врожденной греховности, чем у других собак, и нам, христианам, понадобится немало терпения и труда, чтобы сколько-нибудь заметно изменить хулиганскую психологию фокстерьеров». Но мы любили свою псинку именно таким – маленьким непредсказуемым чертенком, со всеми ее грехами и добродетелями.