На соискание Государственной молодежной премии РБ имени Шайхзады Бабича

Он мыслит – следовательно, существует... в предлагаемых обстоятельствах

Сегодня "Вечерняя Уфа" представляет еще одного соискателя из числа тех, кто выдвинут на Государственную молодежную премию Республики Башкортостан имени Шайхзады Бабича. Речь о Рамзиле Сальманове, актере Национального Молодежного театра РБ имени Мустая Карима.

Сальманов - пахарь. Звучит практически как формула. Но ее я вывела давно, пристально наблюдая за молодым актером, который, работая в башкирской труппе НМТ, занят и в проектах русской. Безусловно, взгляд из узкого "окопа" (имею в виду закулисье, сокрытое от меня) разительно отличается от того обзора, что открывается твоим глазам с командного пункта. Говорю о той точке в зале, с которой режиссер премьерного спектакля следит за ходом репетиции, любезно предложив мне устроиться поблизости. Поэтому я, собственно, и не знаю, каков Рамзиль в быту, вне театра, в общении с коллегами, и делаю выводы и заметки на полях своего блокнота, ориентируясь лишь на его сценическую жизнь. А она мне кажется непростой в том смысле, что путь актера Сальманова не был усыпан "розами и лилеями", и к тому положению, которое он ныне занимает в табели о рангах Национального Молодежного, Рамзиль шел медленно, поступательно, обдумывая каждый шаг.
Он вообще относится к редкой категории думающих актеров. И движение его мысли, освещающей лицо и отблеском открытия вспыхивающей во взоре, вызывает в авторе этих строк чувство приязни и повышенного интереса к соискателю. Да, не скрою, Рамзиль Сальманов мне интересен, поскольку нечасто приходится сталкиваться с тем, как интенсивная внутренняя работа исполнителя (а мой персонаж явно обладает аналитическим мышлением и способностью к самоанализу) в процессе спектакля меняет выражение его глаз, тенью набегая на лицо и подчас сгущая зрачки до цветов глубокой ночи.
В спектакле "Лавина", поставленном режиссером Линасом Зайкаусасом по пьесе турецкого драматурга Тунджера Джудженоглу, его герой существовал на сцене практически безмолвно. Но степень насыщенности чувств, разрывающих грудь совсем еще юного человека, была настолько высока, что в молчании оного, в его взгляде зал улавливал шепот, эмоциональный всплеск, переходящий в крик, бесконечную нежность к возлюбленной, страх и боль за нее, вылившиеся в конце концов в протест. А вот сальмановский Пингвин из спектакля "У ковчега в восемь" режиссера Мусалима Кульбаева, давно мечтавшего воплотить на сцене знаменитую пьесу Ульриха Хуба, враскачку, с уморительной "грацией" семенящий по подмосткам Камерного зала НМТ, напротив, в каком-то смысле разговорчив, и ты каждый раз ждешь его реплик, тембральную краску для коих Рамзиль, похоже, искал специально. Забавный "аделька", расхаживающий в строгой черной паре и тщательно выбирающий галстуки, невероятно обаятелен. Более того, правдой своего существования он вызывает у зала чувство абсолютного доверия, поскольку, используя пластику ластокрылого "фрачника", актер играет человека, быть может, поначалу заблуждающегося, но способного на поступок, умеющего любить и быть верным в дружбе...
И есть в его "послужном списке", который на сегодняшний день уже достаточно велик, два спектакля - "Радость нашего дома" и "Ночевала тучка золотая", в которых Рамзилю выпали... "детские" роли. И обе эти работы - очень серьезные заявки на то, что можно назвать приближением к мастерству. Сыграть ребенка, оставаясь при том взрослым, который обладает чувством меры и не скатывается в сомнительное подражательство, - одна из труднейших задач для человека театра. И поразительно, насколько деликатно подошел к их решению актер, создав абсолютно разные образы - открывающего мир, исполненного чистоты и радости бытия мальчика, впервые ощутившего чувство потери; и загнанного в угол чеченского подростка, принявшего на себя чужую судьбу и обретшего не только русское имя, но и русского брата...
...На соискание премии имени Шайхзады Бабича актера Национального Молодежного Рамзиля Сальманова родной коллектив выдвинул, так сказать, по совокупности его трудов в контексте жизни и самого НМТ, и театрального пространства республики. Но две работы в перечне заслуг были оговорены специально, и это роли Шомбая и Разумовского в спектаклях "Сват Шомбай, или Старые женихи" и "Автобус". Поэтому коротко скажу и о них, тем более что репетиции над обеими шли в столь тесной близи (на театре такое считается обычным делом), что мне до сих пор непонятно, каким образом Рамзиль умудрился раздвоиться, добившись замечательного результата.
"Сват Шомбай", подаренный нам тандемом драматурга Флорида Булякова и режиссера Рустема Хакимова, погружает публику в безудержную стихию народного праздника, в которой заглавный герой чувствует себя словно рыба в воде. Озорник и балагур, сальмановский Шомбай, с головой окунаясь в волны смеховой культуры, при том все же четко держится на плаву, опорой своей избрав фольклорную традицию, которая актеру близка и понятна. Но самое удивительное во всем этом то, что карнавальная атмосфера стремительно сменяющихся событий точно огоньками елочной гирлянды подсвечена другой традицией, связанной и с театром европейским, и с теми истинами, которые исповедовал Евгений Багратионович Вахтангов. И новая работа Сальманова, мерцая и переливаясь, подобно рождественскому фонарику, позволяет нам мечтать о том, что когда-нибудь актер наденет на себя одну из масок блистательной четверки, подаренной нам автором "Принцессы Турандот".
И абсолютной противоположностью Шомбая является Разумовский из спектакля Владимира Теуважукова "Автобус", поставленного по пьесе болгарского драматурга Станислава Стратиева. В герое, исподволь, но с повелительными нотками в голосе и чувством собственной значимости, столь характерным для чиновничьего сословия, пытающимся руководить окончательно потерявшей ориентиры толпой, мы узнаем тех, кто тем или иным способом стремится влиться в "партию власти". Тех, кто сохраняет благообразный вид лишь до того мгновения, когда "дубина народного гнева" взлетела вверх и уже готова обрушиться на головы "разумных"...
Вот, наверное, и все, чем я хотела сегодня поделиться с вами, размышляя об актере Рамзиле Сальманове. Таком изменчивом в своих работах. И таком постоянном в одном - подчеркнуто уважительном отношении к избранной профессии.