Оперная планета по имени Магафура

К 100-летию со дня рождения народной артистки России и Бащкортостана Магафуры Галиулловны Салигаскаровой.
– Это наша примадонна, знаменитая башкирская Карменсита, – сказал заместитель директора Башкирского театра оперы и балета и большой друг нашей семьи Николай Гордеевич Ляпунов. И добавил, хотя я уже сама догадалась: – Магафура Салигаскарова.
Был конец 1960-х годов, певица в зените таланта и славы. Я впервые увидела ее не на сцене, а в жизни. Красивая, статная, с поистине царственной осанкой, элегантно одетая. И речь мелодичная, не менее красивая, чем пение. Сразу почувствовала и потом многократно отмечала яркое чувство собственного достоинства. Чисто человеческого и профессионального. Она знала себе цену.
И было чем гордиться, ведь всего-всего добилась сама. Магафура Галиулловна никогда ничего не просила, ей все предлагали сами, а она принимала с благодарностью, щедро расплачиваясь талантом, отпущенным Природой. Уникальный голос – неподражаемое меццо-сопрано, абсолютный музыкальный слух, тонкое чувство ритма, артистизм, соединенные с художнической интуицией и внутренней свободой, давали потрясающие результаты. Совсем еще девчонкой она быстро схватывала, впитывала, запоминала все, чему учили ее дирижеры, режиссеры, педагоги, а зачастую сама угадывала – КАК НАДО. Это сформировало совершенно особую художественную эстетику певицы, коей она следовала всю свою сценическую жизнь длиною в три с половиной десятилетия. Ее называли и королевой, и царицей, и хозяйкой Башкирской Оперы. И все верно, потому что певица стояла у самых истоков оперного искусства Башкортостана, работая в театре с момента его основания.
Каждая встреча с этой удивительной женщиной давала неожиданный заряд бодрости, оптимизма и хорошего настроения. Она никогда не скрывала свой возраст, а наоборот, гордилась им. Не каждому дано пройти сквозь десятилетия жизненных испытаний, сохранив светлую голову, задоринки в глазах, живое чувство юмора и не просто спокойствие, а, я бы сказала, величие духа.
Вспоминаю наши встречи, просматриваю записи и слышу живой голос, неповторимые интонации. Мне непреодолимо захотелось передать это ощущение и вам, дорогие читатели. Давайте воспримем историю нашей героини, что называется, из первых уст:
– Мне было семнадцать лет, занималась в русском и башкирском хоре при радиокомитете, о театре даже не мечтала. Руководила нами некая Цибульская, хормейстер из Москвы. Она говорила: «Ты – девочка голосистая, тебе надо петь!» – и все время выдвигала меня в солистки. Однажды, это было в начале 1938 года, я иду по улице и вижу объявление: «Готовятся артисты хора для оперного театра». Я – к Цибульской, а она говорит: «Иди обязательно!» Прихожу в театр, а там замечательный, как я потом узнала, хормейстер Анатолий Георгиевич Тихомиров прослушал меня и решил: «Музыкальная девочка! Беру!» Шесть месяцев нас обучали музыкальной грамоте, потом сдавали экзамен. Мне все легко давалось, через месяц свободно читала ноты с листа. В общем, прошла я конкурс, и 1 октября 1938 года меня оформили на работу артисткой хора театра. Солисты еще не приехали из Москвы, где обучались вокальному искусству в оперной студии при консерватории. Башкирского оперного репертуара, кроме «Хакмар» Валеева, нет. Стали разучивать произведения татарских композиторов – Жиганова, Сайдашева, а также эстрадные и хоровые номера. Наконец, приехали из Москвы девять выпускников консерватории: Валеева, Валиахметова, Ильбаева, Максютова, Габдрахманова, Хабибуллин, Галимов, Галкин, Сыртланова-Калинина. Молодые, красивые. Привезли дипломные спектакли – «Прекрасная мельничиха» Паизиэлло и «Тайный брак» Чимарозы. «Прекрасной мельничихой» и открыли театр в декабре 1938 года. Правда, хора там нет.
…В это же время приехал дирижер Петр Михайлович Славинский и стал ставить казахскую оперу – «Ер-Таргын» Брусиловского. Там хор занят. Этой оперой отметили годовщину образования Башкирской автономии. На небольшие сольные партии стали подбирать хористок. И мне поручили партию Акъелен. На репетиции вышла перед оркестром и впервые увидела дирижера за работой. Так смешно получилось: он наклоняется – и я наклоняюсь, он вверх – и я вверх. Петр Михайлович смеется: «Ты что, девочка, летать собираешься?» Вот так постигала азы оперного искусства. Славинский оценил мою музыкальность, мой голос, организовал обучение. С этого момента все и пошло! В «Риголетто» он дал мне Джованну, Пажа. В опере Валеева «Хакмар» я пела Мегли. Началась война, в Уфу приехал эвакуированный из Киева театр оперы и балета имени Шевченко, и я стала заниматься у прекрасного концертмейстера, педагога Риммы Лазаревны Фишер. К нам также эвакуировали оперную студию Московской консерватории под руководством профессора Владимировой. Многому научилась у киевских артистов. Зоя Гайдай впервые назвала меня, совсем девчонку, оперной дивой. Это, можно сказать, мои университеты... В дипломном спектакле «Евгений Онегин» я пела Ольгу.

Вскоре стали ставить «Аршин мал алан» Гаджибекова, мне дали партию Асьи. Но вот беда – там еще надо текст говорить, а я не умею. Пришлось помучиться. Голос мой все-таки победил, Асью я исполнила. А после роли Нэркес, дочери подводного царя в опере «Акбузат» Спадавеккиа, меня перевели в штат солисток. Тоже интересно получилось. Основная исполнительница этой партии была лишена чувства ритма, у нее ничего не получалось. А я не пропускала ни одной репетиции, сидела на галерке, все впитывала, запоминала все партии. И Петр Михайлович, помучившись с той певицей, вдруг крикнул, обращаясь к галерке: «Муся, ты где? Иди сюда, выручай!»
В 1945 году Славинский, к огорчению всего коллектива театра, уехал, а на свое место главного дирижера определил Алексея Филипповича Ковальского. Тот решил эффектно начать свою работу и для дебюта взял оперу Бизе «Кармен». Из трех меццо-сопрано он выбрал меня на главную партию. А мне было двадцать четыре года. Ковальский такой темпераментный, так был заинтересован в постановке, что часто выступал и как режиссер. На репетиции заставил меня надеть красную юбку с белыми оборками внизу и кричал мне: «Муся, не забывай пену!» – «А что такое «пена»? – «Да нижняя юбка!» Ему мало было просто петь, даже на репетиции надо было играть. Вот так он меня и «дрессировал». Дома ночью стучала кастаньетами, досаждая соседям... Премьера состоялась накануне октябрьских праздников. Успех был оглушительный! Вот моя первая рецензия в газете «Красная Башкирия». Музыковед Кугушева назвала мою Кармен «черной Венерой». Двадцать пять лет я играла Кармен одна. И когда на пенсию уходила, прощальным спектаклем выбрала «Кармен». Римма Лазаревна Фишер говорила: «Надо уходить вовремя, чтобы запомнили тебя в расцвете таланта. Блеснуть, махнуть – и уйти!» Я рано ушла. Решительно и бесповоротно. Меня звали петь, но я даже рта не открыла.
…Всегда все шло как по маслу. Никогда не просила, не жаловалась. Нариман Сабитов говорил: «Ты – паспорт нашего театра! Мы на тебя надеемся». И я никогда не подводила. Вот такой случай расскажу. В 1946 году мы поехали на гастроли в Астрахань. А я – беременная, но никому не сказала. На меня ведь рассчитывал Ковальский. Плыть на пароходе десять дней, и где-то к концу пути мой живот стал меня выдавать. Гуляю по палубе, а Ковальский пристально так смотрит на меня и восклицает: «Ты меня убила!» Я его успокаиваю: «Не волнуйтесь, Алексей Филиппыч, у меня муж – художник, он такой костюм придумает, что никто ничего не заметит». Так и вышло. На открытии гастролей я выступила успешно, а через неделю меня отправили в Уфу. Вскоре родила сына Рифхата. Театр вернулся с гастролей, все ушли в отпуска, к началу сезона я вместе со всеми вышла на работу, в декрете практически и не была. Репертуар меццо держался на мне, и я не могла подвести театр».
За свою просто блистательную сценическую жизнь Магафура Салигаскарова спела более шестидесяти партий в операх русских и зарубежных классиков, национальных композиторов, упиваясь музыкой, судьбами своих героинь и вызывая восторг публики. Четверть века она была незаменимой, потрясающей, самой обаятельной Карменситой. Партия Кармен была коронной, визитной карточкой, как сейчас говорим. Но любила и Амнерис в «Аиде», Любашу в «Царской невесте», Любовь в «Мазепе», Аксинью в «Тихом Доне»... Нариман Сабитов ставил на нее оперу Верди «Трубадур» – с удовольствием пела Азучену. Для нее все роли были интересными. Работала много, из театра почти не уходила...
Вся семья жила театром, искусством. Муж, Мухамед Арсланов, талантливый художник, один из основоположников башкирского театрально-декорационного искусства. Они прожили вместе пятьдесят восемь лет. Сын, Рифхат, унаследовал талант отца и много лет трудился главным художником БГТОиБ. Магафура Галиулловна обожала внуков, была счастлива, когда старшая внучка Диана, тоже художник, известный в Москве дизайнер, подарила правнучку Раду. На радость всем.
Магафура Салигаскарова связи с театром не теряла, была в курсе всех новостей, вкус к жизни не утратила. Беседовать с ней было одно удовольствие. Поражали ее феноменальная память, свобода мысли и независимость высказываний, общительность, бодрость, энтузиазм, молодость духа. Восхищало, как много она сделала в своей профессии. В оперном пространстве республики родила собственную могучую планету. Ей хотелось долго жить, и она живет – в нашей благодарной памяти, в истории башкирской и российской культуры.