Кристина АНДРИАНОВА-КНИГА: «По звёздам и воде»

Сегодня, во Всемирный день поэзии, «Вечерняя Уфа» предлагает своим читателям очеред­ную подборку стихов Кристины Андриановой-Книги, которая уже не раз публиковалась на страницах нашей газеты.
Напомним, что Кристина Владимировна – член Союза писателей и Союза журналистов России и Башкортостана, кандидат филологических наук. Ее произведения выходили в изданиях России, Казахстана, Германии, Турции. Она автор пяти и соавтор тридцати восьми литературных сборников и альманахов. Также на ее счету переводы сочинений многих поэтов, представленные в СМИ, антологиях и восьми книгах разных авторов. Кристина Андрианова-Книга – лауреат и финалист огромного количества всероссийских и республиканских премий, конкурсов и фестивалей.
Добавим также, что 16 февраля в Уфе в Национальной библиотеке РБ имени Ахмет-Заки Валиди состоялась презентация двух очередных сборников Кристины Владимировны: «Пятьдесят пять историй одного толмача» и «Триста сарматов».
Первый из них, изданный в Оренбурге (такова награда поэтессы за победу на семинаре «Мы выросли в России»), включает в себя переводы стихов сорока четырех авторов из Башкортостана, Татарстана, Дагестана, Хакасии, Чувашии, Беларуси, Казахстана, Молдовы и Словении. «Лейтмотив другого издания, – как пишут в отрытых источниках, – история, древо рода, который пронизывает гражданскую и любовную, философскую лирику», а также ту, в которой бьется нерв, касающийся войны. Кстати, в эту книгу включены и стихи для детей, и самые свежие переводы…
По замыслу Кристины Владимировны, основу этого сборника составили триста стихотворений, однако пока издание готовилось к печати, возникло решение сделать авторское послесловие с дополнительными произведениями поэтессы и ее переводами башкирских литераторов-фронтовиков (подборка также выходила в «Вечерке»), над которыми она трудилась прошлой весной в совместном проекте БСТ, радио «Юлдаш» и Башкирского академического театра – проект получил название «Слово поэта».
«В конце концов, спартанцев, с которыми у моих «уфимских сарматов», конечно, есть идейная параллель, тоже было не ровно триста, – делится Кристина Владимировна. – Вот и у нас в довесок – пятнадцать стихов и восемь переводов. А в целом у меня ни одна книга так долго в печать еще не готовилась. Конечно, самокритичность и сейчас шепчет на ухо: можно было что-то убрать, но в целом я довольна результатом. Пусть книга придет к читателю такая, какая она есть – в чем-то слишком личная, обостренная, в чем-то – «массовая», понятная каждому…»
Итак, уважаемый читатель, мы предлагаем вам подборку, в которую вошли не только самые свежие стихи Кристины Андриановой-Книги, но и часть ее «уфимских сарматов».
Поздравляем всех со Всемирным днем поэзии!


Медовый наш четырнадцатый. Родос.
С вершин веков Цамбика Панагия
Благословляет всех. Почто боролась,
Чего хотела? Мыслями нагие,
Стоим под солнцем у горы с тобою,
Ленивые и гордые донельзя.
Куда нам к облакам – на пляж,
к прибою,
О мидиях и мелекуни грезя!
Но даже там оставил неизвестный
Фигуру из песка: главой к святыне,
Она в молитве пала ниц. И место
Нет-нет – воспоминанием нахлынет...

Мы храмов повидали многоликих
На Родосе на том же и на Сими
С десяток, может, – только на Цамбике,
На той горе с Мечтой не говорили.
Четырнадцатый – нежно-барабанный:
От пляски свадьбы до слезы утраты...
Но мед молитвы исцеляет раны,
И ждут вершины, и надежды святы.


Какую ты меня не видел,
Не обожал, не проклинал
На жизни бешеной корриде,
Где ждет всегда один финал, –
В объятьях счастья, в буре гнева
И на развалинах идей,
Когда от боли прут налево,
А мы – по звездам и воде;
В лавине страсти и в пустыне
Обид – ума гремучих змей;
Во льдах сомнений, где остынет
Чужое сердце (ты же – грей!);
И в миг, когда пришел из рая
Соединивший на века –
И мы в руках его держали,
И мир был свят, и боль – легка;
И в час отчаянной дуэли
Ночного сна и новых строк;
На теплой кухне (в самом деле?),
На сцене – прыгнувшей в поток
Из лекций и стихов, и песен, –
В какую только не смотри,
Как в бездну, – все простил ты, Месяц,
За Солнце Дикое Внутри.


Не спится. Он работает. Не спится.
Но спит ребенок. Пусть, конечно, спит.
А я опять, приволжская волчица,
Гоню взашей минувшего Лилит.
Что быть могло – не стало,
не случилось,
Кому сказать о том, что не сказать?
Я знаю, что удача – Божья милость,
Дорогу невозможно знать на ять, –
Но все же мыслей оборотни-тролли
Цепляются за сердце, нервы, звук...
И ты, в ночной Уфе безмолвно воя,
Строкою замыкаешь волчий круг.


О, где я, кто я… Небо чисто
И льется в душу через край.
Куски традиционалиста
И модерниста Не сшивай.

Строка – упрямый франкенштейн –
Не будет понята. Смирись.
Под небом чистым рай расстрелян –
И жизнь.

А дух – бессмертен. Да, избито, –
Но разве истина стара?

…Слова что лабиринты Крита –
С Мидасом В золоте пера.


Скажи мне, белый старец, Акмулла,
Кого я обманула, предала,
Оклеветала, оттолкнула всуе?
Почто, небес уральских гладь и синь,
Порой полынью кажется ковыль
И так по справедливости тоскую?

Как нет ее, так не было вовек.
Твоя строка, мудрец, мне оберег –
Не раз ты спас от разочарований.
Но вера в честь отеческой земли
Проклятием расплавилась в крови –
Меж молотом иду и наковальней

То здесь, то там. Все понимаю, но,
Как видно, будет то, что решено
Над Иремелем или Торатау.
С одной родимой датой на двоих*
Поем мы вместе неудобный стих…

Какая есть.
Другою Я не стану.

О подражателях
Как восторженно, радостно
снова читаешь
Наизусть с пьедестала, куда возвели
Те, что просто не слышат
небесного мая,
Принимая салюты за отблеск зари.
Ты и сам веришь в пафос. Глядишь
синеоко
На столицу, считая, что правда – твоя...
Но нельзя быть Есениным
или же Блоком –
Даже искренне Мастера боготворя.


Насколько глубоко в нее вошла –
В России реку – междуречье слова;
Под солнце выбредали берега
И нежно, и бесстрастно, и сурово –
Все порывались рассказать кому
Подводных былей…
Видишь это, видишь:
Из глубины, земли пронзая тьму,
Сияет наших чувств и мыслей Китеж.
Но коли слеп, в том не твоя вина:
Прозрение приносят годы-волны…
Так глубина, не знающая дна,
Откроется тебе мольбой Ионы.

Сторона Табынская
И земля ордынская, и Святая Русь…
Сторона Табынская, я тебе дивлюсь
С детства босоногого. Здесь, на берегу,
Наглядеться пробую – только не могу.

Алой лентой тонкою тянется закат
Над седой Усолкою – там, где уток ряд;
Над землей былинною, где острог
стоял,
Где с особой силою чувствуешь Урал.

Нет, не обесточила веру тьма времен:
Кто в твои источники, в лес твой
не влюблен?
Так веками водится: под напев реки –
Церковь Богородицы, бии, казаки.

У креста поклонного – мудрые дубы…
Словно вечность помню я – и нельзя
забыть,
Нет, не солнце крымское или
Петергоф –
А тебя, Табынская,
Сторона Табынская –
Дней яицких зов.

Сказ о намоленном месте
Воздух сказкой пропитан и чист,
Небо падает на руки гор...
О Башкирии знает турист.
Знает край, да не древний собор.
Здесь, над Белою, в дымке земля,
Дружбы символ незыблемый есть –
Только грезится призрак кремля
Да с часовнею в Троицы честь.
Видишь: рынок шумит под горой,
Деревянные церкви зовут,
Исчезая одна за другой
В блеске молний и сумраке смут?

Камень Божий, твои мастера –
Псков, Смоленск, новгородский народ...
Византийского стиля пора,
Что же знать ты могла наперед?
Знать чудной то ли звон, то ли гул
Пугачевских осадных времен
И кремля непростую судьбу,
Что пожаром был приговорен;
Знать, что будет кино здесь и склад,
Что однажды не станет тебя –
Подорвут, разберут, раздробят
За три месяца и за три дня:
Стен куски развезут по Уфе –
Мостовых будет щебень хорош...
Кукурузник навел марафет.
А шестерок ничем не проймешь.

Минул век – и с былинной тоской
Все простила История-мать…
Говорят, по-над Белой рекой
Снова кремль построят такой,
Где и Троицкой церкви стоять.
Как там будет – не знает никто:
В Старом Центре построек не счесть...

Только помни о правде простой –
Помни: в сердце, объятом мечтой,
Место светлое
Было и есть.

Русская дорога

Без расписных литературных
Метафор, любящих Камю
И прочих прустов, – но культурно
Вполне о жизни говорю:
Да, может, там, с умом-талантом
Могла богаче поживать,
Себя приписывая к франтам
И завтрак требуя в кровать;
Без дураков блатных и нервов
С таким характером прямым
Легко бы сделала карьеру,
Не зная истинной зимы
(Баварских Альп мне солнце ближе
По тропкам рода быть должно), –
Но что ж я там себя не вижу,
Не вижу с ними заодно?..
Вопрос не требует ответа.
С улыбкой, ведающей суть,
В который раз я вспомню деда:
С дороги русской не свернуть.
России путь – не Гете стансы,
Но все придет в свой добрый срок…

Спасибо, дед, что ты остался –
Спасибо, дед, что сомневался
У постсоветских двух дорог.

Январский романс
Все дороги России зимою похожи.
Адамантовый снег, полусказочный свет
Фонарей поверечья городков
осторожных
Так и чувствуешь сердцем
что рода завет.

Растворяясь в морозной
рождественской дымке,
Открываешь как будто
вневременья дверь.
Все мы вышли однажды из имперской
глубинки –
Из дворянских усадеб, седых деревень.

Это все на Руси не забыть,
не почиркать:
Поколений миры приливают к вискам,
На тропе подсознанья крутят
времени циркуль,
Подступают, как ночь, как к слепому
Лука.

Мы прозреем однажды в надрыве
хорошем,
Чтобы снова влюбиться в Отечества
дым…
Но когда же – секрет, он снежком
припорошен
Вдоль дорог, чтоб открыться другим
молодым.

***
Таврида, Запорожье, вольный Дон...
Куда меня, Евразия, ты тянешь?
В который раз струится лунный сон –
Он явен так и светел, и отчаян, –
И все зовет в неведомую боль,
Воистину знакомую когда-то –
Как будто в жизни брошенной, другой,
Перед которой явь не виновата...
Жду полночь. Жду. В надрывной тишине
Случится голос близкий и далекий –
И он, и степь, и кровь –
«иди ко мне», –
Прошелестят внутри – «иди ко мне» –
Сквозь родовые южные потоки!
И я пойду, часам теряя счет,
Чтоб оглянуться, воротиться снова...
Так память по артериям течет
В туман эпох, где мы
повсюду
дома.


Молчанием я голос сорвала.
Молчанием о том, что беспощадно,
Несправедливо, выжжено дотла
В столичном граде пафоса площадного.
Когда и подхалиму, и рвачу
Дают добро под звуки артобстрела
Истории славянской – я молчу –
Зачем, скажи! – неужто постарела
И перестала – с шашкой наголо?

Молчание
Империи кромсало.
Возьми, о Слово, под свое крыло
И честности вдохни в мечты кресало;
И пусть огонь молитвенных речей
Немых-бездымных через боль
восстанет…

Молчанье слышат церковь и мечеть.
Оно, как бумеранг, страшнее стали.

[i]Южнорусские хроники[/i]
[i]Отрывки цикла 2022-2023 годов[/i]

Февраль. Начало
Двадцать четвертое. Утро.
Чувственно-мысленный сбой.
Как мне, сердечная смута,
Договориться с собой?
Все предвесенне-сырое
Лезет на свет из нутра…
Господи,
Сердце зарою
В мертвые строчки
Утра.

Ночное
Когда славяне бьются со славянами,
Дни кажутся безумными и пьяными –
Ведь англосакс в открытую не борется,
Гнедых троянских посылая конницу.
5-6 апреля

Утреннее
Таксист слушал Шнура и Джанго.
Дорога была недолгой.
Небо рассек утренний ангел –
Упали бедой осколки.
Весна палила из всех орудий,
Перла напропалую.
Я знаю, у нас ничего не будет,
Но майскими – зацелую.
Темные лошади в белых пятнах,
Ружья не ждут финала.
Там, на рояле в кустах внештатном
Я бы не так сыграла.
Не перепишем, не переспорим
Внутренних наших бесов.
Песня рычала о герое
Пьесу.
Частный спектакль. Птицы галдели,
Шумно сопела фронда...
Таксист, ты тоже – за идею?
Вези
На линию
Фронта.
]


Сначала строки шли. Потом – ползли.
По баррикадам выбирались чувств
И растекались мыслями по древу –
Тетрадному листу… Среди былин
Моей седой земли я не хочу
Искать подтекст. Ты помнишь? –
берег слева
И берег справа, и шершавый снег,
И кромка льда, воспетая поэтом…
Февральской лавой захлестнули век
Господ и дам. Строка сорвется к лету
В такой галоп, что музам дорогим
Не снился даже в ночь белградской
скорби…
Свою поэму пишет Третий Рим,
Выплевывая
Подслащенный Орбит.


CREDO
Я как считаю: ты рожден в стране –
В своей стране –
И, зной здесь или вьюга, –
Ответственны внутри вы и вовне
Друг перед другом.
Она – твоя, и ты – ее
На сто –
Что в парке тихом,
Что на Рубиконе...
Вот так
Под полумесяцем-крестом
Стоять стеной –
И в радости, и в горе.
[i][/i]

Офицеру
Я не нужна тебе в бою,
Я лишь пишу и говорю, –
Но на бумаге и в речах
Дерусь, как будто на мечах;
Любые фейки по плечу
Гуманитарному мечу,
Который знает, что нигде
Нет силы яростней идей.
Не лести мед и не мятеж –
Такие закрывают брешь,
Когда на разных языках
Народ и Двор молчат в веках;
Мы режем смыслами врага,
В руках не ведая клинка, –
Так, впереди полков лихих,
Шагают СМИ, летят стихи.
И, как ты нас не назови,
Но мы останемся свои;
Мы не нужны тебе в бою –
Но роту в бой ведем твою.



Она никогда не идет по плану.
И что ты ни думай, ни говори –
Приказы любые оставят раны
В истории матушки Земли.
Паучью за морем ведут охоту,
Баюкают трелями лжесвобод...
Народ разделенный. Один чего-то
Медлительно ждет, а другой – в болото
В дурмане и страхе себя ведет.
А правде и вере чего бояться –
Есть Бог на земли и на небеси...
Барыги, шуты не глядели в святцы –
Назвали окраиной часть Руси.
А ты по лукавым ходил шаманам:
Забыть ли своих, воротить, терпеть?..

Любовь никогда не живет по плану.
У речки увидел Иван Оксану.
А это диснеевская русалка
Звала на смерть.
[i][/i]

Мобилизационное
Когда беда касается тебя,
Ты понимаешь кое-что иначе,
И по-другому смотришь на ребят,
И недежурно говоришь «удачи».

Стоишь, не зная, кто, куда, когда;
Глядишь в себя на ладоге-байкале
Меж робким «может быть»
и громким «да»,
Судьбу Руси как будто выбирая –
Без выбора, как в давние лета, –
Все принимая, веруя по чести…

Когда стрела касается листа,
Перо стальное ангел свыше крестит.


Экспромт
Туманно, зыбко. И размыты дали.
И пятая колонна в полумраке
Фонарик ожидает. Все устали
В предчувствии неясно чьей атаки.

Так, то ли мы идем куда до края,
А то ли зверь какой таится следом…
И мы не знаем, ничего не знаем,
Не знаем –
Кроме будущей Победы.



Ты знаешь, нынче все обострено:
Все на разрыве, все идет по краю
И через край. И через май войной
Опять горит земля – но не сгорает.
Неопалимая
Ты Купина!
Святой огонь очистит от былого...
Моя заговоренная страна,
Ломать тевтонца как тебе не ново.



Успокойся. Это не впервые.
На земле твоей, земле моей.
Богатырша в рост встает – Россия –
Средь мятежно-огненных полей.
Смотрит в небо грозное – считает,
Что бояться глупо: Джо и Лиз
Зря грозят кровавыми устами…
Он бессмертен –
Русский фатализм.



Ну вот и на наш перепало век.
Случилось на нашем.
Как будешь вести себя, имярек,
В Отчизне
Иль в Раше?
Нет, вся эта правда «своя у всех» –
Холеные бредни:
Есть выбор «за этих» и есть «за тех»,
Он в бойне – последний.
Что там Рубикон приготовил всем –
Да кто ж его знает…
Горит единения Вифлеем,
Заброшенный нами.
Хоругви впиваются в туч ряды,
Вскрывая им брюхо –
И высь кровоточит. И знаешь ты,
Что рядом Старуха.
Проклятия мчат за полынь-звездой
И рвутся заплаты.
Но что будет после, то было до:
Двадцатым распяты –
И нечего больше терять, терпеть,
На шмотки молиться…
Останутся атомной веры твердь
Да новые лица.
Ну как мы с тобой без живой воды?
Но память народа
Напомнит, что надо сначала бы
Нам мертвую воду…
Пройти через это и через то
По рваному нерву
Сегодня нам выпало – не потом –
В глухой двадцать первый.



В гражданской евразийской весне
Славянский клинч надломленно-отчаян.
Что ж, сильные и смелые вполне,
Мы к разным берегам Днепра
причалили?
Просыплют соль на рану: раз пятьсот
Всё разжуют ученые большие
Потом... И, знаешь, если повезет, –
Услышим сами, в чем мы согрешили.
Поплачем, посмеемся, может быть.
Случается. Туманны воды Леты.
Но мы пока, заложники судьбы,
Истории разменные монеты,
Идем на вы, как общий Святослав,
И в этом суть англосаксонской дрожи:

В подкорке безразличие поправ,
Неясный саксу проявляя нрав,
Мы чувствуем, а значит –
Любим всё же.
[i][/i]


Все устали от этого года.
От разломов, звенящих внутри.
И недели супругою Лота
Из былого шумят: «Не смотри,
Не рыдай, не жалей, мол, знакомы
Родовому сознанью места…» –
Выйди из исторической комы,
Отомкни грозовые уста.

Столб былой соляной изваяли
Любопытство и свычай. Не спорь,
Что там будет. Скажи Фукуяме:
То в пучину ныряют славяне,
Чтобы смыть беловежскую хворь.


Серебряный романс

Под солнцем – серебро,
поплавленное мартом,
Провинции дома с распахнутой душой…
Какие им, скажи, пантеры, леопарды,
Когда повсюду тишь и дивно хорошо?

Да, вдоволь не испить чудного
совершенства
(И кто его видал не только на Руси?), –
Но доброта сердец,
благословенность места
Всевышнему поют «помилуй и спаси».

Давно не здесь живу. Да только
возвращаюсь.
Плохое не тяну по ниточке судьбы.
Мы прорастаем вглубь укромными
вещами,
Которые нельзя по совести забыть.

Для нечисти вовек – серебряные пули.
А добрым сил придаст серебряный
родник…
Сокровище страны, ты в мае иль в июне
Победой озаришь свой
благородный лик.

От сел и деревень, от городков
неброских,
Где ослепляет снег, хрустящий
тишиной,
Родится новый мир без напускного
лоска –
Посеребрится путь. Не Млечный – наш,
земной.




Моя страна, какая б ни была
Для дураков, – то два моих крыла –
Любовь и вера, истина и совесть –
И отчий дом в приволжской стороне,
Где гор дыханье чувствуешь вдвойне,
Где свет и тьма в преданиях боролись.

Она стоит, неистовый гранит,
Молитвой к Богородице хранит,
И меч и щит из бури высекая, –
Огонь и сталь, вершина и река,
Что глубока на вечные века –
Непостижима в космосе без края.

Я не люблю ура-патриотизм:
Кто в орденах, а кто – в борьбе
за жизнь;
Кто балабол, а кто строгает дело…
Строка – не хлеб. С водой не пожевать.
Но, может быть, она дает понять
Кому-то, что
Душа не очерствела.

Душа народа. Да, одна на всех.
Судьба, дорога. Ландыши в росе.
Да Дева-Лебедь, что сестрица Кия…
Она плывет, печальная, вдали,
Из давних книг о дружбе и любви,
Чего-то занебесного во имя.


Зеркало
Мы смотримся друг в друга,
как в зеркало
разбитое.
Проклятьями встречаем –
не общими молитвами;
пред зеркалом умыться бы
да снять дурман усобицы –
не гробиться.
Ан нет: ты кулаком в стекло –
и кровь течет истории –
и закрутило-понесло
по гиблой траектории;
и кто-то тычет: у меня лицо,
а ты тут с рожею –
мол, непохожие!..
Кривые зеркала души
нам не покажут истины:
и «свет мой, зеркальце, скажи»
здесь повторять бессмысленно;
да по осколкам аки йог
идешь, забыв отца и мать...
И только православный Бог
велит прощать.
Но воем, не простим никак –
лета пока негодные...
Потомки скажут: в зеркала
Слепцы смотрели гордые.

Мы смотримся друг в друга, но
не видим, кто за спинами...
О, divide et impera!

А зеркало, а зеркало-то –
с двух сторон – единое.


[i]*Автор, как и Мифтахетдин Акмулла, родилась 14 декабря.[/i]