Фуэте длиною в жизнь

Памяти великой русской балерины, народной артистки СССР Екатерины Максимовой

Екатерина Максимова едет в Уфу! Эта весть всколыхнула мои балетные страсти. А когда из редакции «Советская Башкирия» позвонили с просьбой взять интервью у великой балерины, разволновалась еще больше. Смогу ли? Это же Богиня! Кумир со студенческих лет…
Слава к Екатерине Максимовой и Владимиру Васильеву пришла рано. Оба еще учились в Московском хореографическом училище и в 1957 году победили на Всесоюзном конкурсе артистов балета. Их имена в те дни были на слуху, их уже знали в лицо, потому что кадры из «Щелкунчика», с коим они выступили на конкурсе, мелькали на страницах всех газет и журналов, о них говорили по радио, показывали в киножурналах. А мы, студентки-балетоманки, переснимали журнальные фото и хранили самодельные, не очень высокого качества открытки как дорогие реликвии.
Первый, много лет назад, визит в Уфу был настолько мимолетным, что в памяти остались лишь накрапывающий на улицах дождь да переполненный Дворец спорта. Приезд Екатерины Сергеевны в столицу Башкирии в 1997 году был чисто деловым. Он стал возможен благодаря знакомству с ней Леоноры Сафыевны Куватовой, в то время художественного руководителя Уфимского хореографического училища. Великая балерина в течение трех дней принимала экзамены у выпускников отделений классического и народного танца как председатель государственной аттестационной комиссии. Вместе с ней в Уфу приехал живущий тогда в Японии известный в прошлом танцовщик Большого театра Николай Федоров. Он также участвовал в работе экзаменационной комиссии.
Визит стал событием для всего коллектива. В перерывах между работой (график был чрезвычайно плотным) в коридорах училища Максимову подкарауливали девчонки – дарили цветы, просили автограф. Екатерина Сергеевна с обаятельной улыбкой расписывалась на балетных туфельках, книгах, открытках.



Сразу взять интервью не оказалось возможным. Но я встретила полное понимание, Екатерина Сергеевна предложила беседовать в свободные минуты. Они, эти минутки, освобождались редко, наше общение растянулось на три дня. И все это время я сидела рядом с ней за экзаменационным столом. Вместе отвлекались на обед, на решение каких-то организационных вопросов. На второй день она попросила называть ее Катей. По имени-отчеству ее называли только ученики. И это не просто внешний штрих. Это ее суть. Да, Богиня. Но величие в ней гармонично уживалось с простотой, искренностью, душевностью. «Наша Катя» – такой она была для многих, так ее называли друзья, коллеги, театральные работники – гримеры, костюмеры, реквизиторы… Сейчас мне даже не верится, что эту великую женщину я называла просто Катя. Но тогда было легко. Вот такая она – с ней все получалось легко и просто. Теперь я особенно остро понимаю, как точно сказал о Максимовой Валентин Гафт:
Ты – лёгкая, но с грузом всей вселенной,
Ты – хрупкая, но крепче нет оси,
Ты – вечная, как чудное мгновенье
Из пушкинско-натальевской Руси.
Даже урывками Екатерина Сергеевна столько успела поведать, что не уместилось в одном газетном материале. О взглядах на современное состояние российского балета, на классику и модерн, есть ли различие между московской и ленинградской балетными школами, о беседах с Рудольфом Нуреевым, Михаилом Барышниковым, Натальей Макаровой… Много интересного она рассказала на встрече с общественностью в Доме профсоюзов РБ, которую, несмотря на усталость и напряженность работы в училище, провела на одном дыхании. Поэтому была еще публикация в журнале «Рампа» – тоже интервью, но с совершенно другими вопросами и ответами. Да и сейчас смогу рассказать далеко не обо всем.
Вспоминаю эти счастливые мгновения, слышу приятный голос, искренние интонации – и передо мной предстает обаятельнейший, живой-живой образ сильной женщины, великой балерины…
Вся жизнь на виду. Как в юности обрушилась на них с Владимиром Васильевым слава, так и сопровождала все годы. Трудно представить напряжение, ответственность. А главное, колоссальный труд. Ведь в балете работа в буквальном смысле до крови, до пота. Танцевались главные партии, рождались потрясающие образы в балетах классических и современных, в фильмах – Жизель, Джульетта, Галатея, Катерина, Анюта, Фригия, Ева… Радости и муки… А чего больше?
– Счастье человеческой памяти в том, что она сохраняет в основном хорошее, – делилась моя героиня. – Конечно, остался осадок и от неприятных событий. Но выручает чувство юмора. В какой-то момент трагедия кажется непереносимой. А жизнь берет свое, что-то уходит, и потом думаешь: «Господи, стоило из-за этого переживать, мучиться!» Хотя бывает и нелегко. Но без страданий, преодолений может прожить только круглый идиот.
Жалела, хоть однажды, что вступила на столь нелегкий путь? Да чуть ли не каждый день. Просыпалась и думала: опять надо идти в класс, опять делать батман тандю. Приходила в ужас – зачем этим занялась?! И перед спектаклями, бывало, кляла себя: стояла бы тихо, спокойненько где-нибудь в задней линии кордебалета, и что это ее в центр занесло… Всю жизнь волновалась перед каждым спектаклем. Считала, это нормально. Не верила, когда кто-то говорил, что не волнуется. Это не артист, без этого невозможно. Публика оценивает твой труд, ты живой человек, поэтому каждый раз, выходя на сцену, словно в холодную воду бросаешься.
Мастерство приходило, накапливались приемы, коими можно что-то усилить или, наоборот, скрыть от публики, но эмоциональная отдача каждый раз стопроцентная. Ведь ее выступления смотрят не только поклонники, готовые по несколько раз приходить на один и тот же балет. В основном люди судят об артисте по одному спектаклю, который удается увидеть. Она всегда относилась к балету как к театральному искусству во всем синтезе его качеств. Просто демонстрировать технику неинтересно. Нравились спектакли с непростыми актерскими задачами. Танцуя классику, старалась передать характер музыки, настроение, атмосферу спектакля, наполнить переживаниями, чтобы это не выглядело чем-то абстрактным. Эмоции, мысли танцовщики передают телом, пластикой. В танце, верила она, можно сказать о каких-то вещах, которые не выразишь никакими словами.
Любимый партнер, с которым больше всего танцевала, – Владимир Васильев. Их связала жизнь и сцена. Учились в одном классе, в один год окончили училище, вместе пришли в Большой театр. В 1961 году поженились. Это была любовь одна на всю жизнь.
Когда выпадали тихие минуты и Екатерина Сергеевна делилась очень личным, сокровенным, у меня сердце замирало от благодарности за доверие.
Разумеется, были и другие партнеры, так же, как и Васильев танцевал с разными балеринами. Партнеры великолепные, настоящие профессионалы, один интереснее, значительнее другого. Николай Фадеичев, Михаил Лавровский, Марис Лиепа… Каждый – индивидуальность, великолепный актер, что для нее было особенно важно. Могла стерпеть, когда подводили технически, но с трудом танцевала с партнером, если не чувствовала отклика, если смотрел пустыми глазами.
Меня интересовал вопрос о философской наполненности классического балета и современного. Предыстория такова. В 1995 году в Уфе проходил Международный конкурс вокалистов. Я брала интервью у члена жюри Марии-Гедре Каукайте, народной артистки Литвы. Мы подружились и даже какое-то время переписывались. Оперная певица оказалась поклонницей балетного искусства. Она рассказала, что посмотрела в Ла Скала балет «Юноша и смерть» с Рудольфом Нуреевым, была потрясена и твердо уверовала: классический балет – это красиво, и всё. Даже, мол, спортивный элемент есть – следишь, скрутит балерина тридцать два фуэте или нет. Современный же балет позволяет передать глубокую философию. А как же «Лебединое озеро», «Спящая красавица», пыталась возразить я. Но переубедить не удалось. Я спросила Екатерину Сергеевну, что дает больше возможностей для творческого самовыражения – классический балет или модерн. И поведала ей свою философскую историю. Вот что она ответила:
– Я никогда не подразделяла: модерн ли, классический ли спектакль. Он, прежде всего, должен быть высоко профессионален, а в основе все равно лежит классика. Артистам, владеющим классической школой, подвластно и то и другое. Ну и, конечно, все зависит от таланта. Если бы не было никакой философии в «Лебедином озере», «Шопениане», если бы единственной целью было продемонстрировать технику, эти спектакли давно умерли бы. Но они живут, потому что там есть что сказать. «Спартак» – классический балет, а какое содержание, философия! И без высокого технического мастерства не станцуешь. Искусство театра – оно живое. Да, мы танцуем классический балет, скажем «Жизель», но мы танцуем не так, как танцевали в прошлом веке. И очень хорошо! Как и в драматическом театре все равно ставят Островского, Грибоедова, но преподносят по-другому. Ведь мы и говорим, и одеваемся иначе. Другая эстетика. И театр не мертвое, не музейное дело. Поэтому каждое поколение привносит что-то свое, и театр движется, спектакли живут, потому что они развиваются.
В 1990-е годы модерн стремительно вторгался во все сферы искусства, в наше сознание, тема была злободневна. Но мне кажется, и сейчас это интересно и не утратило актуальности.
В то время Екатерина Максимова была увлечена работой в театре «Кремлевский балет», охотно и вдохновенно рассказывала о нем. Она танцевала на сцене и была педагогом-репетитором.
Молодой, еще мало известный широкой публике коллектив переживал всего шестой сезон.
– Начинали в годы, – рассказывала Екатерина Сергеевна, – когда не было ни-че-го, не найти было ни куска тряпки, ни нитки. А Владимир Васильев (он тогда не работал) задумал поставить у нас «Золушку» Прокофьева с совершенно новой хореографией. Пригодилось то, что мы много ездили по миру, у нас много друзей. И однажды удачно поплакались художнику-модельеру из фирмы Нины Риччи Жерару Пирару. Он оказался любителем балета и нашим поклонником – видел нас в Париже. Взялся сделать эскизы и договориться с фирмой о костюмах для Принца, Золушки, Мачехи, сестер. Все бесплатно, конечно. Ради поддержки, ради дружбы. Но с условием: чтобы Мачеху танцевал Васильев! Тот согласился: если жертвовать – до конца. Когда начали работать, так увлеклись, что сделали все костюмы и подарили нам. Это счастье, потому что для кордебалета нечего и негде было искать. До сих пор «Золушка» идет у нас в шикарных костюмах от Нины Риччи, одной из самых знаменитых фирм Высокой моды.
В интернете есть видеозапись фрагментов этого спектакля с очаровательной Золушкой – Максимовой и смешной, забавной, гротесковой Мачехой – Васильевым. Посмотрите при случае! Там же сообщается: с 1991 года «Золушка» выдержала почти двести представлений. В декабре 1992 года спектакль с огромным успехом прошел на парижской сцене, вызвав восторженные отклики французской прессы.
Екатерина Сергеевна рассказала и о других спектаклях, о руководителе труппы Андрее Петрове, талантливом хореографе и замечательном человеке. Восхищалась молодыми артистами, их самоотверженностью, стремлением учиться, совершенствоваться. Ее вдохновляло сознание: она им нужна! Еле вырвалась на три дня, сетовала она, работы полно, в моем театре ждут меня! Была уверена, что коллектив, пусть пока не на балетном Олимпе, но на верном пути. И сейчас, по прошествии трех десятков лет, мы видим, что «Кремлевский балет», у истоков которого стояли великие Максимова и Васильев, один из самых известных в России и мире.
Тридцать лет в танце! Потом естественное продолжение сценической жизни в педагогической работе. Фуэте длиною в жизнь.
Опять вспомню умницу Гафта:
Всё начиналось с фуэте!
Жизнь – это Вечное движенье…
Ах, только б не остановиться…
Жизнь прервалась внезапно. Она не успела остановиться. Да и вообще вряд ли остановилась бы…
В нынешнем феврале весь балетный мир отмечал 85 лет со дня рождения народной артистки СССР, лауреата Государственной премии СССР, Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых и Государственной премии РСФСР имени Михаила Ивановича Глинки, театральной премии «Хрустальная Турандот», премии Ленинского комсомола, выдающейся балерины и педагога Екатерины Сергеевны Максимовой…