Сороковой день

На фоне Вечности – и птичка вылетает...

Исполнилось ровно сорок дней с того мгновения, как ушел от нас Николай Юрасов - фотожурналист, долгое время проработавший в различных республиканских изданиях. Кажется, не было в Башкортостане газеты либо журнала, которые не опубликовали бы прекрасные юрасовские пейзажи...

Впервые о нем я услышал, придя в "Вечерку" и переступив порог знаменитого "десятого этажа" Дома печати. Так назывался отдельный комплекс комнат с общим холлом под самой крышей белоснежной свечки, где обитали фоторепортеры сразу нескольких СМИ. Впрочем, еще тогда, в "пленочную эпоху", они были полноценными лабораториями, где фотокоры проявляли и печатали черно-белые снимки, зачастую - срочно в номер. Николай Юрасов, собственно, и был первым обитателем этого невероятно уютного уголка, который первоначально закрепили за редакцией журнала "Башкортостан кызы". С приходом "цифры" компьютеры решительно потеснили, затем окончательно заменив собой увеличители и проявочные бачки, а огромный барабанный глянцеватель "Апсо" тихо и незаметно исчез из холла, где в свободное время обычно гоняли чаи за разговорами по душам. К тому времени Юрасов уже не работал в Доме печати, но фамилия его нет-нет, да и произносилась здешними старожилами с неизменным уважением: мол, "это было еще при Коле Юрасове". Я несколько раз встречал Николая Алексеевича на общих съемках, с почтительным любопытством разглядывая неторопливого седовласого фотографа и вспоминая почему-то фразу из Акунина о "лицах с прошлым". Имя его, казалось, настолько укоренилось в истории фоторепортерского цеха, что он сам стал для меня вечной, почти фольклорной фигурой. Личностью, которая будет жить всегда и в один прекрасный момент расскажет свою историю о том времени, когда выражение "отправить снимок по почте" вовсе не означало переписку по электронке, а фотографии в буквальном смысле создавались вручную, неся в себе тепло рук и души мастера.
Не сбылось. Смерть Николая Юрасова, не дожившего неделю до своего дня рождения, стала неожиданностью для всех - и для родных, и для коллег, до многих из которых только сейчас дошла печальная весть. И эти несколько слов от людей, близко знавших Николая Алексеевича, пусть будут ему нашим общим прощальным поклоном.

Риф МАЛИКОВ, журналист:
- С Николаем мы познакомились в Уфимском авиационном институте, где он работал лаборантом. Коля был заядлым радиолюбителем-виртуозом и вообще, чрезвычайно увлеченным технарем, досконально разбиравшимся в тонкостях всевозможных механизмов. Достаточно сказать, что в 1969-м ему присвоили звание "Почетный радист СССР". Мы сошлись с ним очень быстро, и когда в 70-м я уходил в армию, то оставил его за себя в "Авиаторе" - вузовской многотиражке. Что неудивительно, ведь Юрасов был очень основательным и рассудительным человеком. И это первое, что бросалось в глаза. Да и его любовь к походам и увлечение альпинизмом (Николай практически каждый год брал спецпутевки на Кавказ, Тянь-Шань, Домбай и Теберду) и не предполагали иного отношения к жизни. Когда я демобилизовался, мы с ним вместе пришли в фотоклуб "Вечерней Уфы", где он быстро освоился, а вскоре стал штатным фоторепортером в журнале. Что тоже неудивительно: Юрасов очень хорошо чувствовал удачный снимок; возможно, это пришло из любви к природе - неважно, к кавказским горам или к уральским зимним пейзажам. Он и в личной жизни был таким же основательным - за будущей супругой своей, Галией Минигалеевной, ухаживал несколько лет, прежде чем их "служебный роман" (а познакомились они в объединении художественных промыслов "Агидель", куда Николай приехал по заданию редакции) завершился свадьбой. В дочке своей Коля просто души не чаял. И помню случай: однажды мы уже по весне, по тонкому льду, пошли на зимнюю рыбалку и, возвращаясь обратно, в нерешительности остановились перед хлипким мостиком. Под ним уже плескалась широкая полынья. Коля, оценив степень риска, легко и скоро прошагал по шатким дощечкам и с той стороны махнул нам рукой: мол, безопасно, можно идти. Такой был человек, мог и рискнуть при нужде.

Владимир КАРАБАНОВ, фоторепортер:
- С Колей мы познакомились в фотоклубе "Вечерней Уфы", куда Юрасова в начале 70-х годов привел Риф Маликов. Тогда этот клуб был сильнейшим в республике, сюда приходили лучшие фотографы, не только репортеры - Вячеслав Стрижевский, Владимир Осотов и многие другие. Юрасов появился в самую горячую пору: в фотоклуб принимали уже по конкурсу открытым голосованием, и требования к творческому уровню кандидатов были очень строгими. Обсуждения снимков длились порой по несколько часов и выливались в чрезвычайно жаркие профессиональные дебаты, невзирая на чины и возраст... И тот факт, что "Вечерняя Уфа" регулярно публиковала материалы участников, являлся огромным нашим преимуществом, у нас был свой дом, или "постоянная площадка", как сейчас принято говорить. Юрасова приняли хорошо, а вскоре он стал штатным фотографом журнала "Башкортостан кызы", сменив на этом посту Владилену Ивановну Якубову. Затем Николай работал в газете "Известия Башкортостана", а после слияния с "Советской Башкирией" - в объединенной редакции. Жили мы на десятом этаже дружно, даже чайник был общим. В жизни он был очень рассудительным, спокойным, я ни разу не слышал, чтобы Коля выразил свое недовольство. Так, иногда, если что-то не нравится, фыркнет тихонько и отойдет. Но в работе - сама дотошность. С Колей исколесили всю Башкирию, заповедники, снимали все стройки. Помню, делали репортаж с "серебряного стыка" знаменитой трассы Белорецк - Чишмы. Туда и первый секретарь Башкирского обкома КПСС Мидхат Закирович Шакиров приезжал. Николай и говорит: вот бы это место с горки снять, сверху красивее будет! И - в гору. Мы за ним. Мороз, минус двадцать, а мы взмокшие, стоим, наверху и наслаждаемся прекрасным ландшафтом, действительно все как на ладони. Хорошие кадры тогда получились. С туристами дружили, они постоянно нас приглашали на свои события...

Сталианна ЮРАСОВА, дочь:
- Отца я всегда воспринимала больше как друга: будучи творческим человеком, с ранних лет он воспитывал меня как личность, никогда не давил авторитетом. Доверяя, давал самой разобраться в проблемах, лишь в нужную минуту помогая советом. Строгих запретов в доме не было, единственное требование отца - хорошая учеба, и я старалась его в этом смысле радовать. Еще помню его долгие разговоры по душам с мамой на кухне после возвращения из командировок. Отец привил мне любовь к литературе, особенно к фантастике - Нортон, Брэдбери, Шекли, Стругацкие. Может быть, он мечтал о сыне и потому меня тоже невольно воспитывал как мальчишку, брал с собой в походы, на рыбалку и на пейзажную съемку. Кстати, впервые фотоаппарат он вручил мне в три года. А потом уже, когда я повзрослела, терпеливо объяснял законы композиции, характер света и другие премудрости, матчасть изучали в последнюю очередь. Сейчас я понимаю, что это было правильно. Ведь фотография - больше работа души, чем техники. И потому отец мне говорил, что если я захочу пойти по его стопам, он будет только рад, но настаивать не станет, поддержит мой выбор в любой профессии. А как-то обронил: фотография - это как билет в Вечность, фотограф точно так же создает историю и потому небрежность здесь недопустима.
Если он смог сейчас меня услышать, я бы сказала ему только одно: спасибо, папа, уроки твои я помню.