Служили родине сыны «врагов народа»...

В начале 30-х годов в детском саду треста "Башжелдорстрой" дружили два мальчика - Бобка Попов (это я) и Лёва Новоженин, сын одной из воспитательниц - тёти Ани. Однажды Лёва показал Бобке черную точку на пальце и сказал: "Это меня щегол ущипнул. Хочешь щегла посмотреть?" Еще бы не хотеть! И Лёва повел Бобку к себе домой. Мы шли по Пушкина, потом по Зенцова (бывшей Центральной, ныне Ленина) и вышли на Егора Сазонова (побывавшую улицей Сталина, а в теперь пока что Коммунистическую). Дома у Лёвы я увидел щегла в клетке с красным беретом на головке и желтыми перьями на крыльях. Потом я много видел щеглов, но это - незабываемо!

...В 1933 году в Уфу из Ленинграда привезли моего двоюродного брата Ваню, и я стал ходить в детсад вместе с ним. Он был сыном дяди Саши, маминого брата, которого в том году арестовали как "врага Советской власти", бывшего белого офицера. Он был сослан в Сибирь. Тогда наркомом внутренних дел был Генрих Ягода. При нем родственники ссыльного могли жить рядом в поселке. Жена дяди Саши, тетя Ляля, взяв Ваню, уехала в Сибирь, вслед за мужем.
Ссыльный врач Александр Праксин работал при санчасти. Ему были разрешены свидания с женой и сыном. Допускалась некоторая переписка. Ваня там стал ходить в школу. Так шло до 1937 года.

От «ежовщины» до Берия

В 37-м наркомом внутренних дел стал "верный соратник товарища Сталина" Николай Иванович Ежов. Этот пигмей в мундире наркома внутренних дел стал вершить большие дела. Прежде всего от мест заключения убрали всех родственников ссыльных. Отменили любые свидания, посылки, запретили переписку с родными.
Пошли аресты "врагов народа". Появился плакат - мощный кулак в ежовой рукавице наносит удар по символическим врагам народа и текст: "Ежова голица бить мастерица".
Тетя Ляля с Ваней вернулись в Уфу. Она устроилась на работу в костно-туберкулезный санаторий, а Ваня стал жить у нас и учиться в 11-й школе имени Л.А.Галановой. Ну и толстяк он был!
В 1939 году Ежова в свою очередь убрали. НКВД возглавил другой "соратник товарища Сталина" - Лаврентий Павлович Берия. Положение политзаключенных лучше не стало.
Появление нового наркома породило у мамы и тети Ляли робкую надежду на амнистию Саши. Сама даже написала письмо Берии. Но тщетно. Жена и сестра оставались в неведении, ничего не зная о судьбе мужа и брата.
В 1940 году Ваня закончил семь классов и, по собственному желанию, отправился в Ленинград - поступать в ремесленное училище. Через год он приехал на каникулы в Уфу. Рассказывал о Питере, хвастался своей формой, успехами в "делах сердечных", а затем вернулся в Ленинград.

«Директор городских железных дорог»

А 1 сентября 1934 года Бобка Попов, Лёва Новоженин и другие дети, достигшие восьми лет, заполонили двор 18-й НСШ. Всех разделили на два класса. Лёва попал в первый "А", а Бобка - в первый "Б". Меня с Лёвой разлучили. А вскоре я узнал, что Лёвин папа перевел его в школу, где учится сестра Люба. Мы расстались на полвека, и то, о чем я напишу, мне рассказал, показав документы, сам Лёва. Нам было под шестьдесят.
Александр Ульянович Новоженин, работая в затоне "Октябрьской революции", закончил рабфак и техническую академию. В начале 30-х годов стал директором уфимской электростанции, бывшей Коншина. Но в это время перед столичными властями остро стал вопрос о строительстве в столице Башкирии трамвая. Был разработан план строительства "Городских железных дорог". Их директором назначили инженера Александра Ульяновича Новоженина. Поэтому его дети попали в садик "Башжелдора".
В 1937 году открылась первая очередь уфимского трамвая (1-й и 2-й маршруты). В 1938-м Александр Ульянович поехал в главк с планом второй очереди. План утвердили. Он вернулся в Уфу с победой, а его арестовали. Почему, за что - это семье неизвестно...
В том же году Новоженины получили квартиру в Доме специалистов (улица Ленина, 2). Но семью "врага народа" выселили. Мама Аня (Анфия) из детского сада уволилась. Началось мыканье по чужим углам и по чужим людям. Дети - Люба и Лёва - перевелись в другую школу. Но нравственным испытанием для них стало ношение передач в тюрьму. А однажды передачу не приняли.
Люба, кончив семилетку, поступила на работу. Лёве оставался еще один год. В начале лета 1941-го он получил "Свидетельство" об окончании семи классов и отнес его в затон имени "Октябрьской революции". Кадровики Затона заявление взяли. А 22 июня...

Блокадники

Разразившаяся война не сразу дошла до сознания всех людей. Кому-то казалось, что вот-вот "на вражьей земле мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом". Это был миф нашей пропаганды, и мы, подростки, в него свято верили.
Мы не знали и не ведали того, что Ленинград ожидает коварная фашистская блокада. А она началась вскоре. Град Петров был окружен. Немец разбомбил Бадаевские продовольственные склады. Подвоз съестных продуктов по железной дороге был прекращен. Нормы снабжения катастрофически снижались. Люди попали в голодные тиски, выходом из которых для многих стала смерть.
Ремесленника Ваню Праксина эти тиски тоже зажали. Можно сказать, его спасала лишняя толщина, но он буквально таял на глазах. Настал момент, когда Ваня не смог встать с койки в общежитии. Он умирал. Но тут появился ангел-спаситель в образе девушки Вали.
Был конец марта 1942 года. Валя Ваню растормошила, заставила встать и пойти к Ладоге. Там втолкнула его в какой-то грузовик и отправила на Большую землю по Дороге жизни.
Едва держась на ногах, то на так называемых 500-веселых, то на попутных машинах Иван добрался до Уфы и еле-еле пешком дошел до психиатрической больницы, где работала лаборанткой его мама...
В один из апрельских дней к нам пришла тетя Ляля и, волнуясь, сказала: "Асенька, Ваня приехал!". На другое утро мама и я отправились в больничный городок. Там у тети Ляли была комнатка.
То, что я увидел, потрясло меня. На фоне белой наволочки лежал живой череп, обтянутый серой кожей. Он молча смотрел на нас...
Профессор Измаил Федорович Случевский помог жертве блокады с бытовым обустройством. Помогал по своим каналам и мой отец.
...В это время Лёва Новоженин работал в затоне матросом на буксире. Однажды буксир вез в Уфу детей, эвакуированных из Ленинграда. Эти ребятишки произвели на Лёву такое же впечатление, какое на меня произвел Ваня. Лёва мне рассказывал об этом со слезами на глазах. Он говорил: "После этого зрелища я возненавидел войну и стал рваться в армию. В конце 42-го призывали друзей Любы, ребят 24-го года рождения, я пошел в военкомат с заявлением, чтобы меня взяли в армию добровольцем. Мне сказали: "Мал еще. Придет и твой черед". В октябре 43-го начался призыв парней 1926 года рождения, и я, не дожидаясь повестки, ушел в армию".
Мне это знакомо. Я делал три попытки уйти в армию. Не удались.

«За Родину!»

За год после возвращения в Уфу Ваня пришел в норму, мама его подкормила. Весной 43-го он был призван со своими одногодками. А я с марта 1943 до марта 1945 года "воевал на трудовом фронте" - работал на военном заводе № 697. Перед концом войны я ушел в армию, которой отдал пять с половиной лет.
О боевых делах Вани я почти ничего не знал. Был разговор о том, что он в десантных войсках и что их "выбросили под Варшавой". Ближе к концу войны он прислал свое фото - Ваня в сержантских погонах и офицерской фуражке с товарищем стоит возле "Виллиса". Войну он заканчивал шофером, возил какого-то офицера из 3-й Ударной армии и побывал в поверженном Берлине.
О Лёве я узнал только в 70-х годах. Пару раз в "Вечерней Уфе" находил статьи, подписанные "А.Новоженина". "Это, видимо, тетя Аня, - подумал я. - Узнать бы про Лёву". Но так и не сходил к ней. А вот статья, подписана: "Л.Новоженин". Еще одна, с фото - сержант Лева! Он узнаваем. Больше откладывать нельзя. Иду к обозревателю "Вечерки" Юрию Дерфелю. Спрашиваю: "Юра! Тебе автор Новоженин знаком?" Отвечает: "А как же! Это наш автор, Лев Александрович!". Юрий Федорович вручил мне адрес, и состоялась встреча с Лёвой... через пятьдесят лет.
Тетя Аня умерла. Она работала секретарем-машинисткой. Вскоре у Лёвы я встретился с Любой и подарил им копию фото малышей-голышей вместе с их мамой. А Лёва отдал мне мамину пишущую машинку.
Через пару лет мы вместе отметили наши шестидесятилетия. В этот день за юбилейным столом Лёва рассказал о самом волнующем моменте в его биографии. Незадолго до конца боев за Берлин он был ранен и лежал в медсанбате. В первый день Победы в медсанбат примчались его друзья с обмундированием. Крикнули: "Лёвка! Кончай сачковать! Одевайся и айда с нами!". Они Лёву одели и повезли к Рейхстагу. Там - восторг. Как в стихотворении "Русская душа": "Ведь Победа! Да какая! Все кричат, поют, бегут, шапки в воздухе мелькают, вверх последний раз стреляют. Да! Вот это был салют!" И Лёва на стене Рейхстага написал: "МЫ ИЗ УФЫ!"
...Я рассказал невыдуманную историю о двух сынах разных отцов с клеймом "врагов народа". Обиженные своей властью, они служили Родине, воевали за Родину. Лёва умер в начале 90-х. Ваня скончался в день 70-летия конца блокады - 27 января 2004 года. Символично...