Продлись, твой звёздный час!

Дорогая, милая Манира, почти восемнадцать лет промчалось с тех пор, как ты взлетела в поднебесье, но ты с нами, ты живешь в наших сердцах, в своих стихах, в добрых делах, которые оставляют след даже после земного существования. Ты верила, что тело - лишь оболочка для души. А душа бессмертна. Когда думаешь о тебе, тоже начинаешь верить в это.

Ты рядом, мы отмечаем твои дни рождения, юбилеи. Вот еще одна знаменательная дата грянула. Нет, тебе не может быть столько лет! Ты трижды двадцатипятилетняя, всегда была молодой, дерзкой, талантливой, энергичной, такой и остаешься для нас, твоих друзей, однокашников, читателей. Но это повод еще раз вспомнить и рассказать молодому поколению о тебе, чтобы знали – делать жизнь с кого. Начинаешь перечислять твои занятия, достижения – снова и снова изумляешься и восхищаешься. Такое не под силу иному здоровому человеку, а ты ведь особенная. Нет, прости, пожалуйста! Больше всего на свете ты хотела, чтобы тебя не воспринимали как инвалида. Ни в жизни, ни в творчестве. И я до сих пор не понимаю, как тебе удавалось так вести себя, так держаться, но в общении с тобой действительно не вспоминалось, что у тебя нет обеих ног. Хотя все подробности трагедии были рассказаны, услышаны, пережиты. «Как это могло случиться?! – восклицала я. – Неужели ты не чувствовала, что сзади едет паровоз?» «Нет, – – говорила ты, – я была в теплой зимней шапке и ничего не слышала. Хотя машинист потом рассказывал, как отчаянно сигналил». Помню, несколько дней не могла прийти в себя после того, как узнала, что одну ногу тебе могли сохранить. Но в больнице – то ли в горячке, то ли в спешке, то ли в шоке – загипсовали эту ногу прямо с наложенным на месте происшествия жгутом. Некроз тканей, неизбежная ампутация.
Но… «я оставлена жить… Как же быть, как же быть?» И ты, одиннадцатилетний человечек, решаешь не сдаваться, начинаешь бороться за свое место под солнцем.
Как же многого ты добилась! Школу окончила с медалью, поступила в университет, стала математиком, вела научные исследования по проблемам искусственного интеллекта, преподавала, выступала с докладами, ездила на конференции, даже зарубежные. Диссертацию защитить не смогла из-за жестокой болезни рук. Но начала писать стихи. Ты и раньше понемногу писала, но здесь как прорвало. Это была отдушина, способ самовыражения, способ выживания. Каждая книга – очередной бой, очередная высота, очередной экзамен на мужество. Выпускаешь сборники стихов не только своих. «ЗАМАННЫЙ МИР» объединил таких же, как ты, кто не хотел сдаваться, хотел дышать полной грудью и творить.
А как ты гордилась своим детищем – издательством «Гравитон»! Это вообще уникальное явление. Как можно столько делать, не выходя из квартиры! Ты заставляла стены раздвигаться, растворяться. Бурную деятельность вела в обществе инвалидов, проводила фестивали, ставила спектакли… Вела обширную и разностороннюю переписку… Сотрудничала с газетами и журналами не только республиканскими. Тебя приняли в Союз писателей Башкортостана. А тоже не сразу. Пришлось бороться, добиваться.
Апофеоз признания – празднование твоего золотого юбилея в Башгосфилармонии. Зал переполнен. Поздравлять приехали со всех концов республики. Сцена завалена цветами. Мустай Карим сказал: «В поэзии Манира Фарахутдинова стоит прочно обеими ногами». И никого эти слова не удивили, не покоробили. Значит, Мустафа Сафич тоже воспринимал тебя не как ущербного человека, а как полноценную, состоявшуюся, уникальную личность. Ты была счастлива.
Милая, незабвенная Манира, спасибо за твое доброе сердце, большую душу, за твою лучезарную улыбку! Спасибо за твои стихи! Они живут, согревают, радуют, утешают нас. Они интересны и молодым читателям, потому что не могут не волновать. Ведь ты воспеваешь вечное, нестареющее, всегда ценное – любовь, дружбу, милосердие, великодушие, чуткость, способность чувствовать чужую боль, как собственную.
Продлись, мой звёздный час,
Продлись, мое мгновенье! –
страстно восклицала ты. И он, твой звездный час, длится, длится, длится…





Подснежники души

Картинка из прошлого. Телефонный звонок. Поднимаю трубку – Манира Фарахутдинова.

– А я стихи написала! Прочитаю?!
– Конечно!
Слушаю, даже если в это время подгорает картошка или оладьи превращаются в угольки. Просто забываешь обо всем на свете, потому что каждое её стихотворение – неожиданный поворот мысли, открытие новых оттенков давно, казалось бы, известных явлений, чувств. Искренность поэтессы захватывает, увлекает. Ей веришь! Вместе с ней переживаешь этот вечный неумолимый искус, который заставляет Художника страдать, мучиться, искать, сомневаться. И понимаешь, что только после таких мук может родиться прекрасное творение – будь то поэзия, живопись или иной вид искусства. Любимыми цветами Маниры были подснежники, и свои стихи она называла подснежниками души, которые «не выплеснуться к солнцу не могли».
***
А в городе детства смеется весна,
И солнце-подсолнух глядит из окна.
Там пчелы роятся, там пахнет травой,
Тот город мне снится ночною порой.
Над городом детства плывут облака,
Там дружат – до гроба, любовь – на века.
Там мамины руки – теплее их нет,
И нет там разлуки на тысячу лет.
Я в городе детства воскресну опять,
Мне только б однажды в тот город
попасть,
Мне только бы к маме прильнуть головой
И вымолвить тихо: «Я, мама, с тобой!»
А в городе детства смеется весна,
На солнце-подсолнух гляжу из окна.
Там пчелы роятся, там пахнет травой,
Тот город мне снится ночною порой.
***
Я любовь синеокой страной называю,
В ту страну я своих журавлей созываю,
Там брусничные сею поляны,
Одеваю их в росы, туманы,
Поливаю из лейки рассветы, закаты
И рыхлю по утрам грозовые раскаты.
А иначе в стране этой синей
Как же жить без спасительных ливней?!
Я любовь синеокой страной называю,
В той стране я себя до конца забываю,
Растворяюсь в нектаре
божественных лилий,
Превращаюсь в изгибы
причудливых линий…
В той стране умереть –
значит снова родиться,
Ту страну посетить –
значит к солнцу пробиться,
Обрести два крыла и парить, и парить!
А иначе зачем на земле этой жить!
***
Друзья мои – мои стихи,
Как отзвук бурь и водопадов.
В них боль любви и боль души,
И рая жар, и радость ада.
В друзьях моих – мой тихий сон,
Рассвет земной и полдень мая,
В них – мой восторг и горький стон,
И журавлей спешащих стая.
В них весь мой мир больших снегов,
Сомнений горьких и рождений.
Мои друзья – мне семь ветров,
Я без друзей лишь отзвук тени.
***
Н. Ж.
Рассыпались жемчуга капли
По белому полю земли,
Как звезды по белому платью,
Что в небе однажды зажглись.
Рассыпались и заиграли –
Немыслимых красок цвета.
И нежили душу, ласкали –
Колдующая красота.
И души, рожденные снова
Из трепета хрупких цветов,
Творили горячее слово
Из юных задумчивых снов,
Из вороха встреч и прощаний,
Из дыма седой белизны –
И нет уже лет-расставаний
До первой влюбленной весны.
Вновь плещется море, и парус,
Сопутствующий кораблю,
Рисует без точек и пауз
Горячее слово «Люблю!».
***
Я снежинки тебе несу –
Снежинки из давнего детства,
Не снежинки – свою слезу,
И от этого некуда деться.
Я березовый ветер несу,
Чтобы было тебе чем согреться,
И на листьях березы – слезу,
И от этого некуда деться.
Я забытые грезы несу,
Чтоб душе было чем распеться,
В гроздьях грез ты увидишь слезу –
И от этого некуда деться.