Бодлер не мог ошибиться!

Встреча двух сестер Верочки и Марии Кулаковых в Уфе осенью 1908 была нерадостной. За несколько дней до венчания в Волге под Казанью утонул жених Маши. Восемнадцатилетняя девушка долгое время находилась между жизнью и смертью, пока родители не уговорили свою младшенькую поехать к старшей - Верочке, у которой в 1906 году родилась дочь Ниночка, а через два года - сын Костик - мой будущий отец.

На Аксаковской
Разница в возрасте двух сестричек была почти семь лет, но их всегда связывали нежные, доверительные отношения. Верочка сразу освободила небольшую, уютную комнатку для Маши. К ее приезду стены обклеили нежно-салатовыми обоями, повесили новые шторы, вышитая яркими васильками скатерть украсила туалетный столик, а на подоконнике в ожидании новой жительницы умывался большой дымчатый кот Васька.
Супруг Верочки - Александр Андреевич - служил в госбанке. Несмотря на занятость, он тоже принял теплое участие в судьбе Маши, всячески стараясь отвлечь девушку от грустных мыслей. Впрочем, двое маленьких детей не давали женщинам скучать, и даже опытная нянька к концу дня валилась с ног от усталости.
Прошел год. Маша уже привыкла к Уфе, к дому с большим огородом и садом на Аксаковской улице. Дети росли, повседневные дела и заботы всецело захватили девушку, и Машуня уже не рвалась в родную Казань. Разговоров о будущем сестры старательно избегали, но в семье с визитами бывали мужчины разного возраста, встречались и более настойчивые потенциальные кавалеры, которые не искали повода для встреч с симпатичной, тихой, очень скромной девицей, а запросто обращались к ней с деловым предложением: позаниматься с ними французским языком. Однако отношения между молодыми людьми дальше уроков не развивались. Деньги, полученные за репетиторство, Машенька отдавала сестре, оставляя себе самую малость на мелкие расходы.
К 1911 году у Маши появились постоянные ученики от пяти до двадцати пяти лет, но главное - две хорошие подруги, ее одногодки, которые увлекли девушку чтением и цветоводством. В доме появилась оригинальная веранда с многочисленными полочками, заполненными вазами и горшочками с экзотическими растениями. В свободное время подруги устраивались на веранде, читали или делали зарисовки цветов, натюрмортов, болтали обо всем, мечтая о путешествиях в дальние страны.
В Сочельник девушки, заинтригованные рассказами няньки, решили гадать «на суженого». К компании присоединились соседская девушка-подросток и дочь прачки, помогавшие по хозяйству. В полночь они подошли к высоким воротам, и после присказки: «Залай, залай, собаченька! Залай, залай, серый волчок!», «Где залает собаченька, там живет мой суженый!» каждая бросила свою туфлю или сапожок. Прислушались... Тишина, только ветер подсвистывает да метель метет. Еще раз громко повторили слова: «Залай, залай, собаченька!» Где-то вдали лениво тявкнула пару раз какая-то собачонка, да промчался одинокий всадник. Гадальщицы, толкаясь, бросились открывать калитку и смотреть - в какую сторону показывает носок упавшей обуви. У каждой были свои надежды и предположения, но всех озадачил тот факт, что Машин сапожок-гусарик никак не находился. Сбегали за лучиной, руками осторожно раскидали сугроб... Пропал гусарик. Маша чего-то испугалась, в глазах появились слезы. Подруги пытались ее успокоить, но странное исчезновение сапожка озадачило и их. Договорились встретиться на рассвете и продолжить поиски, но и наутро пропажа не объявилась.

Находка
Прошло несколько дней, происшествие с гаданием стало забываться. Как-то, возвратившись после обеда с прогулки, Маша увидела во дворе незнакомую лошадь, укрытую теплой попоной. Скинув шубку, девушка вошла в залу. Навстречу ей поднялся симпатичный мужчина, слегка полноватый, с серо-голубыми улыбающимися глазами и франтоватыми, гусарскими усиками. «А вот и наша Машенька!» - торжественно объявила старшая сестра. Раскрасневшиеся с мороза щеки девушки стали еще румянее от смущения. «Знакомься, Машуня, это наш сосед - Курчеев Юрий Васильевич». Гость поклонился и мягким бархатным баритоном произнес: «Дорогая Мария Николаевна, простите нас, ради бога! Конечно, это я не доглядел... Вот ваш сапожок. Ах, какая оказия вышла!» Маша всплеснула руками: «Что это? Как он к вам попал?! И в чем вы себя вините?» Юрий Васильевич покачал головой, промакнул лоб большим носовым платком и начал свой рассказ: «Задержался я на днях у приятеля, посидели с ним, молодость вспомнили, стихи читали... Ну, как водится, закусили... Да. Я на часы-то глянул... без пяти двенадцать, а я тетушке обещал к десяти вернуться. Вскочил на коня, Бодлера свистнул, и полетели мы вдоль по Аксаковской. Тетушкин домик-то наискосок от вашего...» «Юрий Васильевич, - прервала его Верочка, - Бодлер - это Лерка, что ли? Пудель Софьи Кирилловны?» - «Он самый, шельма такая! Я пока ворота открывал, он в калитку шмыгнул. Видать, прихватил, бестия, по дороге сапожок-то да в сараюшку на сено и бросил. Тетушка меня с пирогами ждала, наливочку мы с ней домашнюю продегустировали... В общем, на другой день голова у меня болела страшно! Чай попил... с ромом и опять спать завалился. Не стану утомлять вас подробностями, как только сапожок обнаружился, я приступил к поискам хозяйки. Начал, конечно, с домочадцев приятеля, у которого в гостях тогда задержался, а только сапожок ваш опознала барышня Кочемасовых, оказывается, вы с ней у сапожника Верзилина обувь заказывали».
Тем временем на стол водрузили большой самовар, на белой скатерти появился красно-белый с позолотой чайный сервиз, блюдо с фирменным Верочкиным печеньем с корицей, варенье со смородиной, с ранетками и ванильные сухарики. Юрий Васильевич прижал руки к груди и, глядя на Машу, виновато произнес: «Мария Николаевна, чем мне искупить свою вину? Постараюсь компенсировать нашу с Бодлером проказу каким-нибудь приятным для вас подарком». Маша покачала головой: «Ничего не надо! Я рада, что мой гусарик нашелся. Давайте будем чай пить».
Уже за столом гость подробнее рассказал о себе. Сам он живет в Москве. В Уфу на Рождество приезжает навестить своих родственников: кузину с мужем, чей дом с мезонином и голубятней на Большой Казанской (ныне – улица Октябрьской Революции), и тетушку Софью Кирилловну.

Подарки и предложение
Через пару дней Юрий Васильевич вновь появился перед Машей. Он протянул ей изящно упакованную коробку, перевязанную алой лентой. Это была небольшая резная шкатулка для рукоделия с набором ниток и всяких необходимых принадлежностей для вышивания. Вечером все вместе играли в карты, отгадывали шарады, которых Вера Николаевна знала великое множество, ее супруг Александр Андреевич играл на гитаре, а Юрий Васильевич читал любимого Бодлера.
Со временем творческую компанию пополнили соседи и подруги Машеньки, тогда организовывался хор, пели романсы и песни на стихи Кольцова, Давыдова, Лермонтова. Перед своим отъездом в Москву Юрий Васильевич предложил Маше покататься на санях. Он сам правил парой лошадей, лихо посвистывал и закладывал крутые виражи. Остановившись возле Воскресенского собора (ныне на этом месте Башкирский государственный академический театр драмы имени Мажита Гафури), Юрий Васильевич привязал лошадей и бережно взял Машу под руку. Они вошли в храм. Кругом горели свечи, прихожан было мало. «Как хорошо...» - прошептала Маша и несколько раз перекрестилась. Юрий Васильевич склонился к самому уху девушки: «Прошу прощения... Может быть, мое объяснение покажется вам неуместным... Завтра я уезжаю. Понимаете, я вдовец, моей дочери 14 лет. Наверное, я не лучшая кандидатура в женихи такой очаровательной и умной барышне, как вы, но... Бодлер не мог ошибиться. Я сам выбирал щенка у знакомого заводчика немца, сам и кличку ему дал. Тетушка, когда Лерку увидела, ему тогда три месяца было, упросила подарить собаку ей. Как раз жена умерла, мне не до дрессировки было. Так пес оказался в Уфе». Маша поправила выбившуюся из-под шапочки прядь волос и улыбнулась: «Юрий Васильевич, но мы с Бодлером совершенно незнакомы, это моя сестра дружит с Софьей Кирилловной, поэтому и собаку знает. Давайте не будем торопить события». Юрий Васильевич вздохнул и слегка пожал руку Маши.
Весной 1912 года приятель Курчеева передал для Маши небольшую посылку из Москвы: коробку конфет, томик стихов французского поэта Бодлера и золотое колечко с аметистом. Примеривая кольцо, девушка обнаружила на его ободке цифры: 7. 1234. Несколько дней Маша ходила задумчивая и молчаливая. Наконец она обратилась к сестре. Положив перед Верочкой кольцо, заглянула ей в глаза: «Как ты думаешь, что могут означать цифры?» - «Это от Юрия Васильевича?» Вера отложила шитье и взяла лупу. «А тебе самой эти цифры ни о чем не говорят?» Маша пожала плечами: «Я уж всякое думала... В 1234 году Великий князь Ярослав немцев разбил под Юрьевым, но какое это имеет отношение ко мне? Намек, что я сердце Курчееву разбила? А цифра 7 при чем?»
Вечером Маша с подругами сидела на веранде. Солнышко припекало по-летнему, цвели фиалки и бальзамины, но главной радостью Маши был расцветший кактус. От него шел слегка приторный аромат, хотя на расстоянии насыщенность запаха растворялась в редких порывах ветерка. Воробьи дружной стайкой чирикали в кронах свежей зелени и беспокоили растолстевшего за зиму кота Ваську. Маша раскрыла томик Бодлера: «Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?» «Ой, Машуня, что я слышу?! - Верочка поставила поднос с чашечками чая и булочками на столик, - Юрий Васильевич и тебя Бодлером заразил?» - «Нет-нет! Надсон навсегда останется моим любимым поэтом, но Бодлер... он какой-то мрачно-загадочный... Я уже второй раз перечитываю его стихи». «Откуда у тебя такое красивое издание?» - Верочка провела рукой по кожаному переплету. «Это подарок Курчеева. Он прислал коробку конфет... Помнишь, с картинкой цветущих роз? Кольцо и Бодлера». Верочка всплеснула руками: «Что ж ты про Бодлера-то молчала?!» - «А он ведь тебе не нравится?» - «Да не в симпатии тут дело! Какие цифры на кольце? - старшая сестра решительно открыла томик стихов. - Седьмая страница, первые четыре строчки:
Тебе, прекрасная, что ныне
Мне в сердце излучаешь свет,
Бессмертной навсегда святыне
Я шлю бессмертный свой привет».
В ноябре 1912 года в Воскресенском соборе Уфы состоялось венчание Марии Николаевны Кулаковой и Юрия Васильевича Курчеева.