Однажды к нам пришёл профессор Миркин…

Профессор Миркин – поистине легенда Башкирского государственного университета. Его имя в нашей памяти рядом с такими мэтрами, как профессора Киссельгоф, Бараг, Минскер, писатель и профессор татарской филологии Поварисов… Борис Михайлович Миркин был талантливым и энциклопедически образованным биологом-экологом, ярким и любимым студентами лектором. И он имел еще одну страсть – любил музыку, пение, оперу. Профессор дружил с многими известными музыкантами и певцами, писал в местной печати о самых талантливых и ярких из них…
Помню, как многие обсуждали его статью «Я люблю вас, опера», которая вышла в известном столичном музыкальном издании. Поэтому становится понятным, что оперный театр занимал в его жизни очень большую роль, и со временем наш университет и опера стали дружить. Выступления солистов на сцене университетского клуба стали регулярными, и работники университета стали постигать таинство академического певческого и музыкального искусства. В том же зале можно было всем желающим послушать высокого качества записи мировых певцов или известные спектакли и концерты выдающихся оркестров и театров.
Вузовская клубная сцена помнит голоса ведущих певцов труппы нашего оперного театра. Борис Михайлович по природе своей был не только талантливым человеком, но и увлекающейся натурой, и редко кто мог предсказать появление в его жизни новых интересов и увлечений. Он дружил с моей редакцией, я тогда работал корреспондентом молодежной газеты «Ленинец».
Я узнал его, работая в отделе пропаганды редакции, она в те годы была на углу улиц Пушкина и Аксакова и занимала первый этаж тогдашнего Дома печати. На втором была редакция башкирской газеты «Совет Башкортостаны», на третьем - редакция татарской республиканской газеты «Кызыл тан». Большая часть здания со двора была тюремным управлением. Университет же был в квартале от редакции.
…Однажды к нам в редакцию пришел Миркин, он тогда только что вернулся из длительной научной командировки в Монголию, где возглавлял комплексную научно-практическую экспедицию. Борис Михайлович уже тогда был очень известным человеком с мировым именем, его знали как геоботаника, эколога и блистательного лектора. Для многих тогда было удивительно то, что он ищет пути творческого сотрудничества классического университета и оперного театра.
В тот день Борис Михайлович для опубликования в нашей газете принес сотруднице редакции Тамаре Лаврищевой рукопись собственных рассказов о работе в далекой степной, богатой легендами стране. Визит мог занять пять минут, но гость застрял со своими воспоминаниями на несколько часов, а мы, разинув рты, слушали его монгольские картины недавней экспедиции.
Он был умелым и тонким рассказчиком, профессионально владел вниманием аудитории, помнил множество бытовых примет жизни монголов, рассказывал нам о национальном характере жителей этой страны. Он тогда подписывался псевдонимом Акман Тукман. Не помню перевода этих слов. Но он произвел на редакцию, точнее на шестерых корреспондентов, сидевших в нашей первой комнате, очень сильноое впечатление. С его приходом мы прекращали все виды работ и становились прилежными слушателями…
Серия публикаций о Монголии долго шла в нашей газете из номера в номер с продолжениями. Знаком высокой пробы рассказчика было присутстивие на этих встречах нашего заместителя редактора Эдвина Саркисовича Нуриджанова, которого трудно было чем-то и кем-то удивить. Он нам потом говорил: «Вот так надо писать, ребята, исправлять приходится только запятые». А потом мы узнали, что правительство Монгольской республики наградило профессора орденом страны за вклад в развитие науки и изучение природных ресурсов страны.
Мы ждали его приходов в редакцию, - столь интересны были его устные рассказы, он ведь приносил много фотографий и занимательных бытовых вещей монголов, которые очень точно характеризовали национальный характер. Он посвящал нас в свою увлекательную науку, и мы были совсем не против. Мы задавали ему много вопросов, и он подробно нам на них отвечал.
Я почему-то придумал себе, что такой яркий человек непременно должен быть выпускником биофака Московского университета. А он рассказал про свою казанскую студенческую жизнь, про поездку на уборку хлеба на целину в Казахстан, где ему пришлось попробовать себя в роли комсомольского лидера, а в полевых условиях это было очень непросто. Потом уже, когда я начал работать в университете, его коллеги с биофака рассказали, как молодой ученый ввязался в научный диалог с всесильным Лысенко и чего ему это стоило, сколько ему потрепали нервов.
Потом он пригласил нас на университетские оперные концерты, благо это было территориально недалеко. Он возглавлял «Клуб любителей оперной музыки» и был его главным двигателем. Там можно было послушать очень редкие записи знаменитых голосов из его коллекции. Однажды Борис Михайлович привел на университетский импровизированный концерт легенду башкирской музыки Бану Нургалеевну Валееву. Она сидела в зале рядом с Земфирой Зарифовной Загидуллиной, вдовой замечательного композитора Наримана Сабитова (Земфира Зарифовна преподавала на филологическом факультете татарскую филологию). Бану Валеева, яркая женщина очень серебряного возраста с тщательно продуманной прической и в красивой сценической одежде, очень коротко что-то рассказала о себе и дала знак концертмейстеру начинать. Я совершенно не ожидал услышать такой глубокий и яркий голос. И могу себе представить, какой голос у нее был в расцвете лет, до войны! Она спела две арии из национальной оперы «Кодаса». Такому яркому и талантливому пению перевод содержания не нужен. Волшебная сила прекрасной музыки!
Оговорюсь, что это было не филармоническое концертное выступление, а фрагмент спектакля с игрой, женским кокетством и сценическим танцем и движением по нашей сцене - как по ходу спектакля. Мы догадывались, что это ей давалось нелегко, но видели, какого масштаба это была актриса. Наградой ей стали длительные аплодисменты профессоров и преподавателей, присутствовавших на этой встрече.
Вот такие праздники устраивал Борис Михайлович в университете. В газетах часто печатались его рецензии на музыкальные спектакли, оперы и портретные статьи, рассказывающие о крупных артистах. Самое интересное, что университетское руководство не ревновало его к музыке – и тут надо отдать должное тогдашнему ректору Шайхулле Хабибулловичу Чанбарисову, классическому историку и довольно демократичному администратору.
Потом Миркину несколько лет пришлось тянуть лямку проректора по научной работе. Можно догадаться, чего стоило ему ежедневное сидение в кабинете в урочное время. Стоило забежать к нему с каким-нибудь вопросом, как он тут же принимал решение и подписывал бумагу, а потом расспрашивал о факультете, кафедре, научных интересах. Я сначала думал, что это просто реакция воспитанного человека и умелого администратора, зондирование на предмет владения ситуацией на тогда еще большом филологическом факультете классического университета. Отвечая на его вопросы, я видел заинтересованный взгляд профессионала в технологии университетской жизни, и мой формальный визит к проректору превращался в интересный и некороткий диалог о проблемах теории журналистики, к защите диссертации по которой я готовился. Он не разрушал мои теории профессорским снисходительным отношением естественника к гуманитарию. Он просто видел мою научную проблему с другой, общечеловеческой стороны. И мне стало интересно забегать к нему с придуманными вопросами, чтобы он не догадался, что я прихожу в этот кабинет на первом этаже просто поговорить об интересных вопросах науки и жизни.
Тех, кто увидит несовпадение моего рассказа о Борисе Михайловиче с его официальной биографией, спешу уверить, что это воспоминания об одном только увлечении великого ученого-ботаника, дружбой с которым я горжусь.