Это было, было...

Картошка с керосином и Победа со вкусом мороженого

Наталия Николаевна ШАБАНОВА, урожденная фон Кубе, прожила долгую жизнь, практически совпадающую с XX веком (1909 - 2002). Родилась в благополучной семье врача, немецкого дворянина, долго и успешно работала вместе с супругом - Юрием Евгеньевичем Шенгером - в системе Госбанка СССР, преподавала в вузе. Велики заслуги Наталии Николаевны и Юрия Евгеньевича в разработке научных и практических сторон банковской деятельности в стране и союзных республиках, в организации научно-исследовательской и научно-методической работы при подготовке банковских кадров.

Преподаватели высшей квалификации, блестящие лекторы, наставники молодежи, они воспитывали подрастающую смену личным примером отношения к делу. В справочно-информационном фонде Национальной библиотеки РБ есть ее книга “Воспоминания о себе, о времени, в котором жила”, где Наталья Николаевна пишет: “Моя трудовая жизнь после окончания института началась, когда мне было 22 года. Сначала 15 лет служила в Государственном Банке СССР, затем 40 лет преподавала в финансовых высших учебных заведениях. Семидесяти пяти лет я вышла на пенсию и вернулась из Ташкента в родной Петербург. В Госбанке я работала в разных конторах на периферии - в Алма-Ате, Самаре, Актюбинске и Ленинграде, а затем в Правлении Госбанка СССР в Москве и, в эвакуации, в Уфе”.
Ниже мы публикуем отрывки из книги Шабановой-фон Кубе, предоставленные нам заведующим отделом истории края Национального музея РБ Верой Макаровой.
...Путь из Москвы в Уфу был долгим - несколько суток - и трудным. Мы с большим количеством вещей ехали в общем вагоне, битком набитом людьми. Пассажиры тесно сидели на нижней и верхней полке, опустив ноги. На третьем ярусе, отведенном для багажа, можно было кое-как вытянуться. Многие лежали просто на полу, на вещах, в проходах между скамьями. В вагонах было темно, холодно (стояла первая военная зима 1941-1942 гг. - С.Ш.) и душно. Поезд часто и подолгу стоял между станциями.
Не доезжая до уфимского вокзала поезд остановился, сказали, что дальше не пойдёт. Кругом было темно. Все стали выходить и идти дальше пешком в сторону города. Юрий лежал высоко на третьей полке, и мне казалось, что он спит. Я стала его будить, он с трудом пришёл в себя, сказал, что ослаб и встать не может. У нас был “аварийный резерв” - несколько плиток шоколада. Я дала ему половину плитки. Наш вагон уже опустел, надо было выходить. Мы последними вытащили вещи, поставили на землю и направились вперед в сторону далёких огней. Двигались не спеша: Юрий брал два пакета, относил их вперёд шагов на 20-25, ставил на землю, возвращался ко мне, брал следующую пару мест и так пока не переносил весь багаж. Когда добрались до вокзала, оказалось, что до города ещё далеко, несколько километров вверх в гору. Юрий нашёл какого-то возницу с лошадью и дровнями, который довёз нас с вещами до Госбанка. Было раннее утро, банк ещё не работал, но вахтёр и охранник, посмотрев наши документы, впустили нас в своё помещение. Здесь мы впервые смогли отдохнуть.
Первым пришёл утром на работу начальник отдела кадров. Звали его Николай Николаевич Спиридонов. Узнав, кто мы такие, он сразу принялся нас устраивать. Нам выделили небольшую комнату в доме банка, здесь же, во дворе. Николай Николаевич принёс электроплитку, поставили воду для чая. Н.Н. был уже пожилым человеком, интеллигентным, сердечным, жил с женой с нами по соседству.
После нашего представления управляющему Башкирской конторой Госбанка мы занялись своим устройством. Юрий пошел на базар и скоро вернулся с покупками, заявив, “что здесь всё есть и можно жить”. Он купил лепешки, заменявшие здесь хлеб, картофель и другие овощи, мороженое молоко и даже сливочное масло!
Впервые за несколько дней мы смогли поесть горячей пищи. В тот же день я пошла в баню, но не очень удачно: на обратном пути почувствовала такую слабость, что не могла дальше идти. Присела на каком-то крылечке. Сидела, видимо, долго, так как вышла хозяйка и пригласила к себе в дом. Однако я отказалась, пошла дальше. Был мороз, и мои длинные мокрые волосы, заплетённые в две косы, замёрзли и висели из-под шапки, как палки.
На следующий день приступили к работе в Госбанке. Юрий - начальником сектора кредитования сельского хозяйства, он выбрал именно эту отрасль народного хозяйства потому, что она была ему менее всего знакома; а я - старшим кредитным инспектором сектора кредитования торговли и потребительской кооперации. Это было далеко от олимпийских вершин, на которых мы были в правлении Государственного банка в Москве. В Башкирской конторе работа была чисто практическая. Я обслуживала закреплённую за мной клиентуру в Уфе, выезжала в районы для проверки использования банковских кредитов, участвовала в ревизиях районных отделениях банка.
* * *
О климате в Башкирии местные жители говорили так: “Десять месяцев в году у нас зима, а потом всё лето, лето, лето...”. Нам надо было к этому приспособиться. Спиридонов сказал, что жизнь здесь требует минимум трёх вещей: тёплой и удобной одежды (валенок, шапок, рукавиц), запасов картошки, которые делаются осенью, и много дров. Мы купили мешок картошки, она здесь служила основной пищей, и оба оделись в валенки, ватные стёганые штаны, солдатские зимние куртки и серые шапки-ушанки. Тепло, удобно, практично. Варежки были куплены ещё в Москве. Дрова приходилось покупать вязанками на базаре, но нам сказали, что летом банк организует коллективную заготовку дров и для учреждения банка, и для сотрудников. И ещё мы узнали, что власти города выделили большой участок земли сотрудникам Госбанка для коллективных огородов, и ранней весной эту землю обработают трактором и приготовят для посадки овощей. Надо подождать, а пока покупать продукты на базаре и есть то, что дают по карточкам. Хлеб распределяли по категориям рабочих, служащих, иждивенцев и детей. Нормы были разные - от 400 грамм для рабочих до 100 грамм на иждивенцев и детей. Я делила полученный хлеб на равные доли, и каждый получал утром свой кусочек хлеба на день.
Контора в Уфе предоставила нам квартиру из трёх небольших комнат на четвёртом этаже банковского дома во дворе банка - двух спален и столовой. В коридоре стояла чугунная “буржуйка”, которая должна была обогревать всю квартиру, на ней же и готовили. Был также водопровод, но зимой он замерзал, во дворе - сарайчик для дров и общий для всех жильцов колодец.
Из Москвы прибыли наши вещи. Из ящиков из-под книг, покрытых двумя волосяными матрацами и шерстяным красным паласом, мы соорудили тахту, служившую нам ложем. Из других ящиков Юрий сделал шкафы для книг, которые стояли на полках внутри этих ящиков. Также из ящика, стоявшего на боку, был сделан “буфет” для посуды. Кровати, письменный стол и ещё кое-какая мебель были получены со склада банка.
Потянулись будни. Все мысли были сосредоточены на ежедневных сводках по радио, их передавали друг другу, обсуждали, старались предугадать события, если с фронтов передавали “без перемен”. На работе по утрам был “политчас”, на котором вслух читали важнейшие сообщения из центральных газет - это была моя обязанность.
Война продолжалась четыре с половиной года, и каждый её день надо было обеспечивать пищей семью, состоящую из шести человек (остальные члены семьи прибыли в Уфу позже - С.Ш.). Это была нелёгкая задача. Трое из нас работали - Юрий, Соня и я, трое были иждивенцами. Получаемая нами зарплата давала лишь небольшую часть средств, необходимых для жизни.
Вторым источником доходов служила выручка от продажи вещей. Мы продали в Уфе дорогие меховые вещи и хорошую одежду, которая казалась больше ненужной, книги. Когда я выезжала в командировки в районы, то удавалось менять носильные вещи на продукты питания. Важным средством платежа в годы войны служила бутылка водки. За водку можно было достать дрова, картошку, расплатиться за какую-нибудь работу или услугу. Водку давали по карточкам раз в месяц, но далеко не всем. Из нашей семьи её получал только Юрий, имевший особую карточку научного работника.
Продавала водку на рынке обычно я. Однажды случилась неприятность. Когда вытащила из сумки полулитровую бутылку, меня окружило несколько мужчин. Один стал кричать, что водка фальшивая, другие ему поддакивали, возник шум, скандал, который закончился тем, что бутылку вырвали у меня из рук и больно ткнули кулаком в спину с криком: “Уходи, покуда цела!”. Никто не заступился, милиции не было. Чтобы не заплакать от обиды, я быстро ушла. Больше продавать водку на рынке Юрий меня не отпускал.
Одним из существенных источников питания в Башкирии служил нам урожай картошки и других овощей, которые мы получали с нашего огорода. Я уже сказала, что власти города выделили недалеко от Уфы каждому учреждению участок земли для сотрудников. Так, для Госбанка было выделено на станции Шакша, в 40 минутах езды от города, большое поле, которое весной обрабатывалось тракторами. Затем землю делили на полосы, величина которых определялась количеством членов семьи. Нам на шестерых была выделена такая широкая и длинная полоса земли, что казалось, мы её никогда не осилим. Ведь после тракторной вспашки надо было землю разровнять, а комья разрыхлить, затем сделать грядки и проходы между ними. Большая часть огорода отводилась для картошки. Проросшие клубни картофеля разрезались на части по количеству глазков или порослей, так было экономней. Подготавливали дома и другой посадочный материал для разных овощей.
На огород выезжали рано утром в единственный выходной день - воскресенье. Выезжали Юрий, я, Соня и двое детей, которым было уже 10-11 лет, Катя и Алёша. С собой брали лопаты, грабли, прочий сельхозинструмент и провизию на обед: кусочки хлеба, картофель, сделанный дома омлет из яичного порошка, который получали по карточкам, чеснок, лук, сладкие корешки белой свёклы, чай в термосах. Работали до полудня, отдыхали в обед, а потом снова работали до вечера. На обратном пути домой в поезде дети часто засыпали. И так с ранней весны - морковь сажали уже в середине апреля - до поздней осени. Кроме картофеля, мы выращивали морковь, свёклу, горох, бобы, фасоль и даже какие-то злаки. Юрий относился к огороду очень серьёзно: накупил разной специальной литературы и старался следовать советам учёных. Урожаи были хорошие. Только однажды случилась большая беда. Мы посеяли на большом участке далеко от дороги семена великолепной сладкой моркови, старательно её обрабатывали и получили великолепный результат. В конце лета, в рабочий день вечером проверили готовность урожая к уборке. Но когда на следующее утро приехали его убирать, участок огорода оказался разграбленным, моркови не было...
Урожая с нашего огорода тоже, конечно, не хватало, чтобы прокормить большую семью в течение долгой зимы. Опыт первого года жизни в Башкирии уже показал, что картошки нам нужно минимум 40 пудов. Её надо было закупить непременно в сельских районах, где она была намного дешевле, чем в Уфе. Но куда за ней ехать? И здесь нас выручал мой драгоценный Облпотребсоюз, где я могла узнать, в каком районе уродилась картошка и каковы в районах цены на неё. Грузовую машину предоставлял банк. И в какое-нибудь воскресенье мы, взяв с собой деньги и мешки, отправлялись в район, где с помощью Райпотребсоюза находили крестьян, продававших по сходным ценам картошку. Она привозилась домой, сушилась и укладывалась на зимнее время в сарай в глубокую яму.
Однако не всегда эта операция проходила гладко. Так, однажды Юрий отправился за картофелем один. Купил, погрузил мешки в машину и довольный поехал домой. Вечером я услышала позывные гудки его машины во дворе, быстро сбежала по лестнице вниз и увидела его, совсем растерянного, у открытого борта совсем пустой машины. Что случилось? Юрий не мог объяснить. Очевидно, что погруженные и покрытые брезентом мешки с картошкой были в пути на какой-то остановке сброшены и украдены. Это была для нас большая потеря. Пришлось всю сложную и дорогую операцию по заготовке картофеля на зиму повторять сначала.
Последний год, когда нам нужно было осенью в Башкирии покупать картофель, совпал со временем, когда на селе проводилась подписка населения на очередной массовый государственный военный заем. Проводить подписку на госзаймы и собирать наличные деньги в сельской местности поручалось районному финансовому отделу. Дело это было хлопотное, надо было ходить по дворам, уговаривать крестьян расстаться с деньгами. Наш приезд в село за картофелем оказался для местных властей очень удачным. В Райпотребсоюзе нам сказали, у кого из крестьян есть много хорошего картофеля, мы двинулись по указанным адресам в сопровождении работника из райфинотдела. Мы покупали картофель при условии, что хозяин картофеля подпишет заём на вырученную от продажи сумму. Если сделка заключалась, то все три стороны были довольны: мы получали картофель, хозяин реализовывал свой товар и выполнял гражданский долг перед отечеством, чиновник тоже выполнял свой план, мобилизовав средства по подписке на государственный заём.
Очень большая неудача с покупкой картофеля, всем нам надолго запомнившаяся, постигла нас в последний год пребывания в Башкирии. Началось всё как обычно, но несколько позже, уже в начале октября. В Облпотребсоюзе мне подсказали, в каком районе мы можем подешевле сделать покупку. Юрий поехал и благополучно привёз полный кузов мешков, в которых было 40 пудов хорошего крупного картофеля. Но когда мы разгрузили машину и стали переносить мешки в сарай, то оказалось, что вся картошка была мёрзлая! Повторить всю операцию снова мы уже не могли. Оставалось только отнести мешки в сарай, где картофель ещё крепче замерзал, и есть его мороженым.
Каждый вечер Юрий шёл в сарай с топором, отрубал глыбу замерзшей картошки и приносил её наверх. Картошку заливали холодной водой. К утру она отмокала, бабушка - мама Юрия - её мыла, чистила и варила большую кастрюлю, чтобы кормить семью весь день. Вареная мороженая картошка сладкая, отвратительная на вкус. Дети не хотели её есть. К тому же попадались картофелины с привкусом и запахом керосина. Тот, кому такая попадалась в тарелке, зажимал рот рукой и бежал в туалет, чтобы выплюнуть эту гадость.
Картошку ели с ложкой постного масла, кислого молока или кусочком омлета из яичного порошка. Что-нибудь мясное, крупу или муку по карточкам получали редко. Поэтому все испытывали большую потребность в чём-нибудь сытном и сладком. Лук и другие овощи покупали на рынке, там же покупали клубни белой сахарной свёклы, отваривали её, резали на куски и выдавали каждому к чаю. Мы не голодали в буквальном смысле этого слова, но в результате такого малокалорийного питания наши желудки были расширены, всегда хотелось съесть чего-нибудь побольше.
Другим условием выживания в Башкирии было обеспечение тепла в домах, где люди работали и жили в течение долгой зимы. Кругом было много леса, но проблема заключалась в том, чтобы его рубить, возить из леса к местам сплава, затем организовать этот сплав по реке Белой, поднять из воды на высокий берег, на котором стояла Уфа, и доставлять во двор конторы Госбанка. Летом городские власти выделяли банку делянку в лесу для рубки деревьев, и всю указанную выше работу выполняли мужчины - сотрудники банка, в том числе и Юрий. Я участвовала в этом сложном деле только как член месткома - организатор работ и извозчик при доставке брёвен с пристани во двор Госбанка. При выполнении этой обязанности мне пришлось впервые близко познакомиться с лошадью, с которой я никогда прежде не имела дела. Первый раз мне дали в руки вожжи от запряженной в дровни лошади и сказали, что она хорошо знает дорогу к банку. Я села на брёвна и поехала по главной улице города. Здесь моя лошадь вдруг вышла из оглобель и пошла дальше самостоятельно, уже без меня. На моё счастье, это увидел мужчина, шедший навстречу. Он посмеялся надо мной, поставил лошадь снова в оглобли, и я благополучно довезла бревна во двор банка. Мы, жившие здесь же, получили несколько длинных брёвен. Их надо было распилить, расколоть и убрать в сарай. Этим занимались Юрий, Алёша, Соня и, отчасти, я. Бывало, что со всей этой сложной работой запаздывали, и тогда дома и на работе было очень холодно, так, что чернила на столах замерзали.
***
Расскажу ещё об одной общественной нагрузке, которая выполнялась во время войны глубоко в тылу, в г. Уфе, стоявшем на реке, притоке Волги. С фронта далеко в тыл направлялись баржи с бывшей в употреблении солдатской верхней одеждой - ватными серыми штанами и такими же куртками. Они были грязными, часто в крови. Помню огромные длинные штабеля этой одежды, стоявшие на берегу, и множество барж, полных ею, на воде. Всё это надо было стирать, сушить и вновь отправлять на фронт для повторного использования в армии. В тяжелейшее время войны эту работу женщины тыла брали на дом. Моей обязанностью, как члена месткома, было привозить с пристани сотни комплектов штанов и ватников (они были связаны по десяткам), распределять их между сотрудницами банка для стирки, потом их снова собирать, отвозить на пристань, сдавать коменданту. На стирку выдавали по норме куски мыла, которые я тоже выдавала женщинам вместе со связкой грязных ватников. Наша Соня тоже брала ватники в стирку и помогала мне при погрузке их на грузовую машину. Работа была не из лёгких. Бывало, что ватники были порваны, их надо было чинить, эту работу я брала на себя и поручала другим женщинам постарше, которые не могли стирать. Так женщины тыла помогали фронту.
* * *
В Уфе мы дожили до конца войны. Хорошо помню этот славный День Победы, 9 мая 1945 года. Было воскресенье, светило солнце. Мы с Юрием вышли рано из дома, дети ещё спали. На улице были включены все радиорупоры. Раздавалась торжественная, громкая и весёлая музыка. Правительство сообщало о капитуляции германской армии. Наступил долгожданный конец жестокой войне, какая это была радость! Люди на улице обнимались и целовали друг друга, поздравляя с Победой. Казалось, что с концом войны воцарится добро, все люди станут лучше, добрее, что жизнь будет радостной и счастливой после всех страданий и горя. Мы поспешили домой, купив сладкие булочки и мороженое для детей. Один полковник купил целую тележку мороженого и угощал им всех окруживших его ребят!..