Накануне премьеры

Григорий ЛИФАНОВ:

“Сейчас совершенно точно - время Достоевского”

Международный день театра, а его традиционно отмечают 27 марта, в Государственном академическом русском драматическом театре Республики Башкортостан отметят премьерой!

На репетиционную “финишную прямую” вышли ныне создатели спектакля “Преступление и наказание”. Автор сценической версии великого романа Федора Михайловича Достоевского и режиссер-постановщик - Григорий Лифанов (Москва), художник-постановщик - Анна Томчинска (Варшава), хореограф - Александр Петражицкий (Екатеринбург).
О готовящейся премьере мы побеседовали с режиссером Григорием Лифановым (на снимке):
- Григорий Алексеевич, почему выбран именно этот сценический материал?
- В выборе всегда отталкиваешься от диалога с театром, от его запросов, когда решается, что нужно сегодня в репертуаре. Потом конечно же смотришь спектакли. Видишь, что есть, например, вот такой актер, есть такая интересная фактура. В данном случае руководству Вашего театра нужен был Достоевский. Это одна из причин.
Вторая причина - это время, когда ты ставишь спектакль. Сейчас совершенно точно - время Достоевского. Достаточно вспомнить реплику Порфирия Петровича в диалоге с Раскольниковым: “...Дело современное, нашего времени случай-с, когда помутилось сердце человеческое; когда цитуется фраза, что кровь “освежает”; когда вся жизнь проповедуется в комфорте...” Возникает такое ощущение, что говорится здесь не про XIX, а про наш ХХI век. Цена человеческой жизни вдруг стала ничтожно мала... На одну чашу весов можно положить яркую идею, а на другую - кровь невинного человека. Сейчас такое творится на каждом шагу. Достоевский - провидец, почитайте его статьи, там много сказано о нас, даже о ситуации на Украине... Романы “Преступление и наказание”, “Бесы”, “Братья Карамазовы” - невероятно актуальны, так что выбор их для постановки совсем не случаен. Они сегодня звучат острее самой современной драматургии.
- Насколько сложен был выбор актеров на роли? Как он происходил? Как Вы поняли, что именно с этими людьми можно ставить Достоевского?
- Конечно, самый важный вопрос здесь - выбор актера на роль Раскольникова. И для меня самым принципиальным был возраст - это должны были быть очень молодые люди, до двадцати пяти лет, когда теория, идея еще может воздействовать на неокрепший разум человека, пока нетвердо стоящего на ногах. Когда в сложной житейской, материальной, финансовой ситуации человек может дать себе право взять у других то, что ему не принадлежит. Поэтому, когда я увидел актеров, стал выбирать из тех, кто совсем еще молод. А потом - существуют некие стереотипы, фильм Льва Кулиджанова с Георгием Георгиевичем Тараторкиным в главной роли, допустим. Для многих это хрестоматийный образ. А мне не хотелось попадать в стереотип. Раскольников может быть любым - главное, что у него в голове, ведь это совсем неокрепший птенец. Я выбрал двух интересных актеров - Антона Болдырева и Влада Арсланова. Антона увидел в спектакле “Луна и листопад” - это замечательный, трогательный спектакль, и артист интересно там появляется. Влад - необычный актер по психофизике, по силе, внутренней нереализованности. На первоначальном этапе мне показалось, что я нашел Раскольниковых, и это дало возможность не отказываться от идеи постановки “Преступления...”. Конечно, им обоим еще расти и расти. И когда они столкнутся со зрителем, они поймут, чего им не хватает. Мне нравится, что они настроены на работу, они не успокаиваются, они будут еще долго искать своего Раскольникова.
Из чрезвычайно важных для меня здесь образов - и Соня. Девочки работают очень хорошо - и Юлия Тоненко, и Анна Асабина. Меньше всего хочется, чтобы это была такая забитая девушка, очень верующая, с тоненьким голоском, расширенными глазами - важно уйти и от этого стереотипа. Для нас Соня - очень сильный человек. В ней присутствует сочетание несочетаемого - юная девочка пошла по греховному пути ради спасения семьи, но в то же время не потеряла веру в Бога. В тот момент, когда Раскольников становится слабым, сильной с ним рядом оказывается именно она. Нам хочется найти такую интонацию, чтобы Раскольников угадал в Соне эту силу, доверился, пошел за ней - может быть, больше по интуиции... Ведь исцеление у него наступает не тогда, когда он идет с признанием в полицейский участок, нет! Исцеление наступает уже в эпилоге, на каторге, когда он прошел через болезни, тяготы. И Соня всегда была рядом с ним - сносила его мерзкий, тяжелый характер, его жестокость по отношению к ней. Только много позже он понимает, насколько эта душа ему дорога.
...Порфирий Петрович - Тимур Гарипов, кстати, потрясающий актер, редкого дарования - тоже важный образ. Интеллектуал, прошедший через какие-то испытания в юности, он понимает, что можно наказать человека, раздавить его, растоптать. Но от рождения каждому из нас что-то дано. И не всегда мы делаем верные шаги. Да, Раскольников совершил чудовищный, ужасный поступок - убил двух женщин. Но у него есть право на исцеление, ему нужно дать шанс искупить свою вину. К вопросу о смертной казни - многие выступают “за”. Можно казнить. Это не долго! Но ведь можно и дать право искупить вину, отработать ее каторжным трудом. Конечно, когда у человека есть совесть... Коли она есть - пусть страдает. А уж коли нет - тогда можно задуматься, стоит ли ему помогать, протягивать ту самую луковку из другого романа Федора Михайловича... Да в общем-то, все образы чрезвычайно важны: и Свидригайлов - Рустем Гайсин, и Пульхерия Александровна - Татьяна Калачева, и Мармеладов - Олег Шумилов, и все другие.
- Согласитесь, актер должен иметь за душой нечто, что позволит ему выйти на сцену в образе Раскольникова, Мармеладова, Сони. Хотя... Возможно, кто-то считает, что это уже некие театральные рудименты...
- Человек вообще не имеет права идти в эту профессию, раз ему нечего сказать. Актер должен обладать "больным" сердцем - остро реагировать на процессы, происходящие в обществе, в стране, мире. В драматургии все обострено до невозможности. Иначе зрителю будет неинтересно. Артист с холодным носом не сможет эту сконцентрированную жизнь пережить остро, ярко, нервно, мощно. Ведь публика спешит в театр за эмоциями, человеческими переживаниями. Если актер не принимает ситуацию, проблему, как свою, то и зритель за ним не пойдет. Другое дело, что сейчас мельчает отношение исполнителей к профессии. Для старшего поколения - это была жертвенность, они ни о чем другом думать не могли. Для сегодняшних молодых людей вопрос так остро не стоит - не поступлю в театральный, пойду в архитектурный или куда-нибудь еще... А отсюда и отношение к профессии, к театру. Балетный солист в день спектакля стоит у станка, оперный певец распевается. Драматический артист может себе позволить выйти на сцену просто так. Я не говорю сейчас о Вашем театре. Наоборот, мне очень нравится здесь отношение актеров к работе, слаженность коллектива, нацеленность на результат, очень серьезную разработанность процесса - во всех цехах. Я говорю в целом - уходит жертвенность из театра в глобальном смысле...
- Вы - педагог по мастерству актера в мастерской Игоря Ясуловича во ВГИКе. Меняется ли сегодня, при невероятном темпе жизни подход к обучению будущих актеров?
- Меняется. Ныне востребован актер, который может все. Сейчас выпускника вуза могут не взять в театр, если у него неубедительный вокал, плохая пластическая подготовка. Он должен быть универсальным - акробатом, цирковым артистом, музыкантом, певцом. Вот в ГАРДТ идет мюзикл "Голубая камея" - в нем исполнители профессионально поют, танцуют, а на следующий день они приходят ко мне на репетицию и вполне убедительны как драматические артисты. Но серьезные требования к студентам как к драматическим актерам остаются. Мы обязаны сохранить традиции русской театральной школы. В различные эпохи были лучшими разные театры - был Золотой век французского театра, испанского театра, итальянского театра. Золотой век русского театра мы еще не пережили, он еще идет. Нужно сохранять репертуарный театр, беспокоясь о культуре народа. В наше время стали катастрофически мало читать - особенно молодежь. Ну так пусть, если по школьной программе не прочитают Достоевского, так хоть увидят его в театре! Когда мы сейчас работаем, мы не только сохраняем все театральные методики, но и внедряем новые технологии - преподается мюзикл, большой цикл пластических дисциплин. Диапазон актера должен быть очень широк. Но школа должна быть консервативной!
- Художник Анна Томчинска - частый Ваш соавтор в работе над спектаклями. С чего началось это сотрудничество? Что важно в творческих взаимоотношениях режиссера и художника?
- Мы работаем с ней с 2005 года. Познакомились с Аней в Польше, когда я ставил там спектакль "Бобок" по Достоевскому. Для меня важно, чтобы художник меня слышал. Слышал то, что хочу я. Вообще для меня в спектакле значимы все составляющие. Никому не доверяю подбор музыки. Я должен выступать соавтором сценографического решения. Люблю, когда художник создает не монументальные скульптурные композиции, которые невозможно изменить... Мне важно, чтобы мы делали одно дело. Что-то вместе меняли в процессе работы, что-то добавляли... Аня никогда не создает мертвую форму. В любой момент мы можем упереться в какую-то техническую проблему - и хорошо, когда художник готов эти проблемы решать. Если нет, то их решаю я. Потому что, как ни крути, бремя ответственности за все лежит на режиссере.
Вторым важным критерием в выборе художника для этой постановки стало то, что Аня является представителем польской сценографической театральной школы. Поляки стремятся к большему минимализму, большим условностям, образности. А мне не хотелось в "Преступлении и наказании" идти по бытовому пути. Достоевский, думаю, хорош тогда, когда предлагается условное решение спектакля.
- А в чем заключается задача хореографа Александра Петражицкого?
- О, у него здесь очень сложная задача! Саша должен сделать такой рисунок, который не будет выбиваться из общей стилистики. Он предлагает многое, а я ему все время твержу: меньше хореографии, меньше! Его задача - создать хореографию, которую бы... никто не заметил. Александр мучается, говорит, что это невозможно. Но мы ищем не бытовое существование актеров - хореографию рук, жестов. Если, предположим, жест у Пульхерии Александровны повторяется в начале и в конце спектакля, то значит, это неслучайно. Или, скажем, есть у нас в спектакле монолог Мармеладова. Как бы гениально актер его ни читал, зритель, по всем психологическим тестам и законам, на седьмой минуте устает. Мы выстраиваем эту сцену так, чтобы были некие хореографические перевороты, которые позволят снова включить внимание публики.
- Григорий Алексеевич, у Вас невероятно богатый спектр творческих профессий - организатор театрального дела, актер, режиссер... Как складывался Ваш путь?
- Знаете, очень органично. Самое интересное, что я умудрился получить четыре высших образования совершенно бесплатно. Мечтал об актерской профессии, наверное, класса с четвертого. Родился в небольшом городке под Екатеринбургом, участвовал в школьной самодеятельности, читал стихи. И даже сомнений не было, что меня могут не взять. Когда после школы не поступил в Екатеринбургский театральный институт, это была трагедия, потому что я оказался совершенно не готов к такому повороту. Был просто в ступоре! Пошел в армию, а после нее... снова не поступил. Это было уже страшно.
Но когда наконец я поступил на актерский факультет, мне там не понравилось - перевелся на театроведение. Чуть позже поступил в Москве в ГИТИС, а закончив, работал актером в Екатеринбурге, преподавал в институте. И меня все больше стала заинтересовывать режиссура - и это привело меня в мастерскую Марка Захарова, в том же ГИТИСе. Но поскольку меня взяли вольнослушателем, то жилья у меня не было. Нужно было срочно что-то придумать. И тут я услышал, что в Щукинском училище идет набор в аспирантуру - так, фактически ради общежития, стал учиться и там. Авантюрным все это кажется сейчас... А позже Игорь Николаевич Ясулович пригласил меня набрать с ним актерский курс во ВГИКе... Получается, что театр я знаю со всех сторон. И мне это очень помогает. У меня не возникает проблем с актерами - знаю, на каком этапе становится скучно просто разбирать текст; понимаю, чего они ждут, понимаю, как вызывать у них постоянный интерес. Опыт педагогической работы во ВГИКе дает возможность более глубокого разбора материала, а учеба в мастерской Захарова - постановочное разнообразие. А что уж из этого получается - судить зрителю.
- Наверное, я не открою тайну, сказав, что всем нашим актерам очень и очень нравится работать с Вами. Они Вас действительно понимают. Это чувствуется...
- Дай Бог! Надеюсь, мы преодолеем постановочные трудности, потому что спектакль сложный - на выпуск у нас осталось лишь несколько дней, а проблем еще очень много. Но актеры готовы работать с утра до ночи - и это дает надежду на то, что все получится.