По волне памяти

Золотые серьги под колонной,

или Незабываемые встречи с Ищериковыми

Мои родители всегда интересовались учителями, которые меня учили. Это был педагогический интерес. Дед по материнской линии, Иван Александрович Праксин, был казанский профессор - хирург и, как писали, блестящий лектор. Второй дед, Николай Иванович Попов, учил детей "грамоте и письму" в церковно-приходской (при Советской власти - начальной) школе Самары. Всего более сорока лет. Папу интересовали мои школьные учителя математики, а маму - "словесники" (так называла она учителей литературы и русского языка).

«Гражданка» и новые имена

...В октябре 1950 года директор 8-й ШРМ Яков Маркович Маргулис принял меня, демобилизованного сержанта, в восьмой класс.
Традиционно мама спросила: кто и что преподает? Я назвал четверых, показавшихся мне интересными. Математику вела Анна Зиновьевна Виноградова, немецкий язык - бывший военный переводчик Эрвин Игнатьевич Линд, экономическую географию зарубежных стран - бывший флотский офицер Михаил Львович Дубровкин и родную "словесность" - Михаил Петрович Ищериков. Мама оживилась: "О, я знаю его отца. Прекрасный человек. Кажется, он директор Краеведческого музея". Так произошло первое, заочное, знакомство с отцом и - живое - с сыном Ищериковыми.

Запоздалая школьная страда

На втором году обучения появился новый директор школы - Борис Наумович Сонькин, человек положительный и обязательный. А был он лишь на год старше меня. Мы относились друг к другу по принципу: "Я ему - "вы", он мне - "ты", но взаимное уважение полное. Он вел "Историю СССР" с большим достоинством и верностью предмету. Смерть товарища Сталина он отметил с подобающей торжественностью и скорбью.
Михаил Петрович Ищериков был старше меня лет на семь. Он закончил наш педагогический институт и вел русскую и советскую литературу. С литературой я был на "ты", но программные произведения читал не все. Мало того, я не представлял, как начать сочинение и как его строить. В начале войны мы в восьмом классе сочинений не писали. Для первого опыта я набрал у разных учеников ворох сочинений. Выбрал одно по теме - "Обломов" и написал, опираясь на него, как на шпаргалку. Получил первую положительную оценку за классное сочинение. Следующая хорошая отметка была получена за "Темное царство" по драме Александра Островского "Гроза". "Литераторы" меня похвалили.
Домашнее сочинение по очерку Максима Горького "В.И.Ленин" было выставлено в методкабинете. А правила по русскому языку я как надо не знал. Михаил Петрович говорил: "Черт тебя знает, Попов, ты правила не знаешь, а пишешь грамотно".
А я чувствовал язык и родное слово, в частности. Это потому, что наши семьи были высокограмотными, а я с 6 лет много и запоем читал. Сыграло положительную роль мое увлечение сценой - в школе организовал самодеятельность. Выпускные экзамены сдал успешно и покидал школу с хорошим о себе впечатлением. Эрвин Игнатьевич сказал: "Вам нужно идти на инфак!". Анна Зиновьевна похвалила мои способности по математике, но заметила: "Те, кто занимается усерднее Вас, достигнут в жизни большего".
В 1953 году я поступил на исторический факультет нашего педагогического института.

Настоящий краевед

Факультеты исторический, литературный и иностранных языков находились в двухэтажном здании на углу улиц Сталина и Зенцова. Во время войны в нем помещался НИИ телефонной связи № 56. Я в 3-м цеху выполнял их секретный заказ.
Физмат и естественно-географический факультеты находились на улице Гоголя в старом дореволюционном корпусе. В годы войны в нем активно работала Академия генерального штаба Красной армии.
В 50-х годах к торцу старого здания, фасадом на улице Фрунзе, стали пристраивать новый корпус будущего университета. Он размахнулся на весь квартал от Гоголя до Аксакова с фасадной колоннадой.
Студентов педагогического института, в том числе истфака, нет-нет, да и снимали с занятий и отправляли на Гоголя копать то ямы, то траншеи под трубы. Весной 54-го нашу группу послали копать траншею с тыла нового здания. Помню: копаем, и вдруг восторг - нашли древнее погребение.
Мы, историки-первокурсники, уже имели кое-какое представление о древних захоронениях. Все зашумели: "Попов, у тебя есть аппарат. Нужно снять весь ход раскопок и все находки. Давай, тащи свой "Зоркий".
Стройка рядом с домом. Я - бегом домой. С фотоаппаратом - обратно и начал снимать. Под липовым лубом - костяк (или, как чаще сегодня говорят, скелет) головой на северо-запад. При нем - бронзовые бляшки разной формы на пересохших ремешках, нагрудный диск с циркульным орнаментом, изъеденный ржавчиной нож. Все заснял и побежал домой проявлять пленку. И тут поспешил - нарушил температурный режим, залил в бачок теплый проявитель и вытащил... черную пленку. Читатель поймет мои эмоции в тот момент...
Как бы то ни было, мы отнесли все найденное в Институт истории и археологии на улицу Советскую к Петру Федоровичу Ищерикову. Он нас поблагодарил и пожурил за самовольство и ошибки. В беседе сказал, что вся территория, прилегающая к новостройке, - огромный могильник алано-сарматского периода V-VI веков. Так я познакомился с отцом Михаила Петровича и узнал, что значит быть настоящим археологом и краеведом.

Бусы из траншей

Второй курс начался с колхоза и последующей работы на стройке. Основной корпус университета уже радовал взор. Тянулась ввысь греческая колоннада у центрального входа. Я находился на крайней правой колонне, принимая кирпичи и раствор. А на другой стороне улицы студенты с физмата копали траншею под телефонный кабель.
Несколькими днями раньше мы при одном захоронении нашли два вида бус - стеклянные с позолотой внутри и составленные из маленьких сфинксов с просверленными постаментами. Петр Федорович объяснил, что эти находки говорят о торговых связях местных племен с древним Римом и Египтом. Еще один наш однокурсник похвастался, что он в такой траншее нашел золотую серьгу и отнес ее Ищерикову.
Прежде чем залезть на колонну, я подошел к "землекопам" и сказал: "Если встретится древнее захоронение, позовите меня".
Через какое-то время слышу: "Попов! Захоронение!". Метеором вниз, подбежал. Костяк лежал поперек траншеи несколько под углом. Голова под асфальтом. Я говорю тому, что с ломом: "Ну-ка, копни под асфальт, там могут быть золотые серьги". Парень копнул, и вот - блеснуло! Я воскликнул: "Золото!" - и прыгнул в траншею. С двумя серьгами, свитыми спиралькой с зацепками из золотой проволоки, я вылез из канавки. Показываю: "Золото!".
Парнишка с ломом недоверчиво протянул: "Ну да! Бронза!". "Нет, - говорю. - Бронза зеленая, а эти - как новенькие". И понес серьги к Ищерикову. Принес, отдал, рассказал, как их нашел. Петр Федорович поблагодарил и сказал, что юноша накануне принес одну серьгу, хотя серьги всегда встречаются парами. Поделился, стало быть!

Экскурсия

Весна 57-го. Около Краеведческого музея (Октябрьской Революции, 10) Ищериков собрал студентов третьего и четвертого курсов истфака на экскурсию. Пошли вниз по Октябрьской, мимо пожарной каланчи, и Петр Федорович стал рассказывать о прошлом улицы Большой Казанской, архитектуре ее двухэтажных деревянных домов. Подошли к останкам бывшей Спасской церкви. Наш проводник сказал, что от центральной части этой церкви в обе стороны шли колоннады, как в Петербурге от Казанского собора. Дальше обратил наше внимание на угловой дом с улицы Воровского. Заметил - многие экскурсоводы считают, что здесь останавливался Суворов. Нет, полководец останавливался в доме, который был на этом месте. Так дошли до останков Троицкой церкви. В ее подвалах содержали схваченных повстанцев Пугачева. В том числе - Салавата Юлаева и его отца Юлая Азналина.
От Троицкой церкви Ищериков повел нас к главной соборной мечети на Тукаева. У него была договоренность с Верховным муфтием, и мы вошли внутрь, сняв обувь. Двое студентов-башкир примерили чалмы мулл. Никакой золоченой мишуры в мечети не было - строгость. Только молитва. Ничто не должно отвлекать. Женщины от мужчин отдельно.
Покинув Дом Аллаха, прошли мимо госпиталя ветеранов войны и бывшего дома губернатора. По Фрунзе вышли на Карла Маркса и подошли к дому Поносовой - Молло (ныне музей археологии по улице Карла Маркса, 6). Здесь Петр Федорович рассказал историю появления этого особняка, плода любви к прекрасной даме.
Мы расстались возле бывшего Дворянского собрания, где в 1891 году дебютировал великий, тогда еще неизвестный, Шаляпин.
Весь ход экскурсии я снял на пленку и отнес Петру Федоровичу комплект фотографий. Сказал, что учился у его сына. Отношения наши стали доверительней.
Я стал чаще заглядывать к Михаилу Петровичу. Познакомился с его женой, Валентиной Георгиевной, подружился с их детьми - дочерью Ларисой и сыном Борькой - моим тезкой. Я с ними весело болтал и показывал мальчику немудреные фокусы.

«Занятный Вы человек...»

В конце 50-х годов я долго не виделся с Петром Федоровичем, но к Михаилу Петровичу захаживал. За это время многое изменилось. Он стал директором 21-й школы, но у него открылся "процесс" в легких, и он был вынужден покинуть учебные заведения.
Я стал учиться на заочном отделении и работать заведующим клубом. Женился и завяз, как тот журавль: "Вынет нос, увязнет хвост. Вынет хвост, увязнет нос...". В 58-м родилась Танечка, моя радость. А весной 61-го ко мне во двор зашел Ищериков, а с ним младший научный сотрудник Института истории и археологии молодой Нияз Мажитов.
Петр Федорович готовил экспедицию и, помня, что у меня есть фотоаппарат, рекомендовал включить в ее состав и меня. Увы, это заманчивое предложение я принять не мог. Нияз ушел, а я с почетным гостем прошел в дом. Хотел показать ему монеты.
У Ищерикова была пышная, окладистая борода. Танюша так ее испугалась, что завизжала и описалась со страху. Я кое-как успокоил ребенка и, рассказывая, стал показывать свою коллекцию монет.
Петр Федорович все рассматривал с живым интересом и в конце произнес: "Занятный Вы человек, товарищ Попов...".

Античная нумизматика

Прошло немного времени, ко мне опять пришел Ищериков и сказал, что в Краеведческий музей приходил некий дед под девяносто лет по фамилии Горюхин и предложил купить монеты Древнего Рима и Византии. Директор музея Ахмеров сказал: "Нам эти монеты не нужны, ибо они никакого отношения к Башкирии не имеют". Старик ушел. Он живет где-то на улице Свердлова. В адресном столе можно узнать точный адрес. Какой молодец Петр Федорович! Я пошел в адресный стол, который тогда тоже был на Свердлова. Через десять минут вышел с точными анкетными данными и пошел по адресу.
Меня встретили старики - муж Константин Иванович и жена Татьяна Александровна. И тут меня ожидал "сюрприз". В старике я узнал довоенного банщика из Лаптевской бани. Узнав о цели моего визита, Татьяна Александровна вынесла жестяную шкатулочку, облицованную стеклом, полную медных монет. "Эти монеты, - сказала она, - собрал мой отец, когда жил в Крыму и участвовал в раскопках". Она посетовала, что дети никакого интереса к ним не проявляют. Во время войны хотели сдать их в фонд обороны, но отговорил преподаватель из педагогического института. "Вон в шкатулке его статья!".
Татьяна Александровна вынула статью, опубликованную в "Красной Башкирии", и протянула мне. Автор писал, что в пункт сбора металлолома некий гражданин принес шкатулку с древними монетами. Он называл кое-какие из них и размышлял об их исторической ценности. Подписано было - "В.Петров". Ба! Это же наш преподаватель древней истории Виктор Николаевич Петров! Он меня, помнится, похвалил за курсовую работу о Новгородских берестяных грамотках.
Бегло рассматриваю монеты. Вот медный асс Юлия Цезаря (I век до нашей эры), Адриан Август (I-II век). А вот серебряная монетка с совой. Это - Афины, Аттика. Интересно, какой век? Еще медная. На монете читаю четкое: "Пантикапей". Это же Крым, Боспорское царство! А это - Византия. Греческие буквы легенды: "басилеос Басилей", что означает "царь Василий". В общем, надо покупать.
Начинаем торговаться и сходимся на ста пятидесяти рублях (после денежной реформы Хрущева). Несусь домой. В библиотеке БФАН беру книгу Зографа "Античные монеты". Начинаю определять "что есть что?" Нахожу новые для себя имена - Савроматос, Рискупоридос - цари Скифского царства в Крыму. А серебряная монетка с совой оказалась "гемидрахмой" и датировалась V веком до нашей эры(!). Спасибо краеведу!

Последнее свидание

Работая в клубе, я часто бывал в конторе Кинопроката, которая устроилась в оставшейся центральной части Спасской церкви - заказывал кинофильмы на очередной месяц. Рядом с конторой в своем доме жили Ищериковы. Когда-то семья была большая, но со временем дети разлетелись по своим гнездовьям.
В конце 50-х я стоял возле Кинопроката, и ко мне подошел Петр Федорович. Встретились как старые знакомые, и дед меня спросил, умею ли я чинить электроплитку. Еще бы не уметь! Тогда краевед посетовал, что жена у дочери Ольги в Ленинграде, а у него плитка перегорела. "Вы не посмотрите?". Конечно, посмотрю! Мы зашли в дом.
Повсюду книги, журналы, статьи, археологические находки. Вот на тумбочке с книгами пристроилась большая серебряная монета - талер императрицы Австро-Венгрии Марии - Терезии. Я сел чинить, а он стал рассказывать, как он "воевал" с властями за сохранение Троицкой церкви. Он писал в разные инстанции, статьи в газеты и журналы. Отовсюду ему сочувствовали, но приехал в Уфу Председатель Верховного Совета РСФСР М.А.Яснов и дал добро.
Петр Федорович показал пачку писем из разных организаций, в частности из Академии наук СССР, но все напрасно.
Получив поддержку сверху, Обком дал команду - "Взрывать!" Шесть раз закладывали взрывчатку, и наконец церковь рухнула.
...Плитка была починена, и мы простились. Я не знал, что навсегда.
В 61-м мне исполнилось тридцать пять лет. Отец купил себе "Волгу", а мне подарил свой 401-й "Москвич". Гаража не было. На выручку пришел Михаил Петрович, пристроив мою машину на зиму в казенный гараж бесплатно. Потом двоюродный брат принес с аэродрома брезент.
С 1962 года я стал работать в Уфимском библиотечном техникуме, а в 1965 году мы переехали на новое место жительства. Я построил гараж, но не мог, как прежде, посещать Михаила Петровича.
Прошли годы. Я навестил своего бывшего учителя. Узнал, что "дед" уехал в Ленинград к дочери, лег на операцию и... не поднялся.