Солдаты "Вечёрки"

Одуванчик на стальном стебельке

Именно такой была Лилия Оскаровна Перцева, журналист и педагог, руководитель школы репортера "ВУ", воспитавшая не одно поколение не только рабкоров, но и профессиональных "перьев", иные из которых трудятся и доныне.

Ее уже нет с нами. Но память наша хранит образ хрупкой, словно фарфоровая фигурка из лучших мастерских Северной Пальмиры, женщины, осиянной золотистым пушком разлетающихся над чистым лбом волос. Озерная незамутненность взора, цветом своим соперничающего с небесами, голос, казалось бы, лишенный силы... Но те, кто Лилию Оскаровну не знал, даже не догадывались о том, что солнечный этот одуванчик держится на стальном стебельке, и нежнейшего оттенка глаза Перцевой способны метать синие молнии. Все, чем она владела, все, чем была богата ее натура, чем полнилась душа, Лилия Оскаровна готова была отдать (и отдавала!), вставая на защиту человека. Маленького, в смысле чинов и социального статуса, человека, обратившегося в газету за помощью. И знаменитое перцевское перо превращалось тогда в настоящее оружие, а гнев ее был страшен.
Она из тех, кого мы называем истинными солдатами "Вечерки". Она из тех, кем и поныне гордится первая городская газета. Она мастер с душою ребенка, не способного сделать кому-либо больно, и воительница, не знающая страха.
Сегодня ей могло бы исполниться 80 лет.
Нам так Вас не хватает, Лилия Оскаровна...



Пёрышком из золота прямо по душе

Когда двадцать четыре года назад я пришла на работу в "Вечерку" обозревателем по городскому хозяйству, мне предоставили рабочий стол в кабинете заведующей отделом писем Лилии Оскаровны Перцевой. Я ей не подчинялась, вникала в тему самостоятельно, но в то же время все равно находилась "под крылом" старшего товарища, журналиста с большим профессиональным и жизненным опытом.

Как человек в высшей степени тактичный, Лилия Оскаровна никогда не вмешивалась в мои дела, но очень ненавязчиво, по-дружески направляла, давала бесценные советы. Я часто становилась невольной свидетельницей ее общения с авторами, посетителями: это были настоящие мастер-классы. Как тонко Лилия Оскаровна чувствовала людей, как понимала их! За годы работы в газете она стала психологом. Ей достаточно было взглянуть на человека, чтобы понять его суть. Но журналист терпеливо выслушивала всех и каждого, и если требовалась помощь, она всегда помогала. Перцева обладала в городе таким авторитетом, что порой одного ее звонка было достаточно, и проблема решалась. Если Лилия Оскаровна разбирала семейный конфликт, она нередко эти семьи примиряла, находила такие слова, которые отрезвляли противоборствующие стороны.
И, конечно, она писала, потому что не могла не писать. Это были большие обзоры писем, очерки, занимающие весь "подвал" газеты. Над текстом журналист работала "до последнего". То есть уже на подписанной дежурным редактором полосе оставляла большие правки. Помню, она любила фиолетовые чернила и работала только перьевой ручкой. А перо это было истинно золотое. Пожалуй, в наше время так уже и не пишут. Журналистика стала какой-то торопливой, отрывистой, даже немного нервозной. Так не хватает на страницах СМИ задушевного разговора, глубокой аналитики тех процессов, что происходят сегодня в умах и душах людей. Наверное, чтобы так писать, надо родиться Лилией Перцевой.



Мне несказанно повезло


Лиля Перцева была моей самой близкой подругой в Уфе. Подчеркиваю - в Уфе. Потому что когда осенью 1970 года я переехала сюда из Горького (ныне Нижний Новгород), там остались мои друзья школьных и студенческих лет, а в Уфе вообще не было ни одного знакомого.

И первым человеком, кто проявил ко мне конкретное внимание в редакции, была Лиля. Помню, в кабинете редактора обсуждали план какого-то важного номера, всем раздавали задания, и вдруг раздался голос Лили: "А почему Алле ничего не поручили?"
Чуть позже, а именно в мае 1971-го, мы всей редакцией были приглашены в Свердловск, к коллегам из тамошней "Вечерки". В самолете мы с Лилей оказались рядом. Этих сорока минут хватило, дабы понять, что мы мыслим в одном направлении. С тех пор подружились на долгие годы, поверяя друг другу самое глубинное, о чем можно рассказать только близкому человеку, и дальше это не передастся.
Именно потому, что знаю не предназначавшееся другим, мне трудно писать о Лиле, даже почти невозможно. Говорить о ее высочайших профессиональных качествах - значит повторять то, что уже сказано моими коллегами. Могу только с болью в сердце, но и с благодарностью вспомнить, как мне было с ней легко и радостно, как тонко она чувствовала, как умела поддержать ненавязчиво, без сочувствующей сентиментальности, а больше с улыбкой, с мягким юмором. И как мило могла веселиться, шутить, как произносила свое излюбленное "хазер моментально", сопровождая эту готовность что-то быстро сделать тихим смехом, который чудится мне до сего дня. И какой она бывала серьезной, когда речь шла о газетных делах, о наметках ее очередного журналистского расследования. В этом жанре была мастером непревзойденным, недаром когда-то делила свои мечты между двумя профессиями - журналиста и следователя.
Скромное достоинство - наверное, это основная черта Лили Перцевой, ни единым, даже самым малым проступком не изменившей своим принципам честности, порядочности и уважения к людям. Мне повезло общаться с ней близко, тем труднее обходиться без ее присутствия. Только смотреть на фотографию, где она остается такой, какой была в моей жизни - умной, тонкой, неординарной. Живой.


Сила удара... фиолетовых чернил

Она умела слушать. Казалось бы, простое качество, но сколь мало людей им наделено - в полной мере, искренне.
Склоненная набок голова. Улыбка - добрая и отрешенная. И кажется, что она витает мыслями где-то далеко и тебя совершенно не слушает. Но потом - "Славочка, я думаю, что..." (И мне страшно нравилось это обращение, ибо я знал - оно искренне и от души.)

Меня всегда удивляло, восхищало и поражало, как эти ее отрешенность и мечтательность (да чего уж там - о таких порой говорят "не от мира сего") сочетаются с поразительной твердостью характера. Ее журналистским кредо было защитить маленького человека, обиженного чиновниками, да мало ли еще кем. И на перцевское перо с вечными фиолетовыми чернилами лучше было не попадаться. Понятия "честь", "совесть", "долг" были для нее святыми, и поступиться ими она не могла. Да просто не умела. И один поистине анекдотичный случай, который до сих пор вспоминают в стенах "Вечерки", я воспринимаю именно как показатель чести и твердости слова.
- Славочка, а ты не мог бы выбить эту дверь?
Я замешкался, хотя, признаюсь, почти тридцать лет назад это предложение в душе воспринял с азартом.
- Ты не волнуйся. Я скажу редактору, что это сломала я. Починим за мой счет. Просто я без ключа, а пальто в отделе. Не идти же мне домой раздетой.
Эх, раззудись плечо! Бью ногой в район замка. Дверь не поддается (советская же!) Ах, так? Бью с разбега, и к моему ужасу дверь просто падает внутрь с косяком и фрагментами стены, приставшими к косяку. Перед нами - страшный пролом в стене.
...Когда на утренней планерке редактор грозно вопросил, кто это сделал, недвусмысленно поглядывая в мою сторону, наша милая и хрупкая Лилия Оскаровна, как это говорят, на голубом глазу (а очи у нее и вправду были голубыми), поднялась со стула и твердо произнесла:
- Явдат Бахтиярович, это я выбила!
Смех стоял гомерический. Говорят, впоследствии редактор пытал ее, дабы просто из интереса узнать детали произошедшего, но "виновница" была непреклонна.
...Я очень тоскую по ушедшим в мир иной вечеркинцам. И они все встают перед моими глазами улыбающимися. Кто-то широко, кто-то чуть саркастически, кто-то удивленно.
А кто-то - чуть отрешенно, мечтательно. И удивительно по-доброму...


"Где здесь в журналисты принимают?"

- именно с таким вопросом мы с однокурсником Сергеем Синенко пришли в "Вечернюю Уфу", едва поступив на филологический факультет Башкирского государственного университета. Получилось, что нарвались как раз на нужных людей - Юрия Коваля и Лилию Перцеву.
Наши юные, но наглые лица с пробивающимся пушком на щеках их, конечно, умилили.
Пряча улыбки, они мягко наставили нас на путь истинный: вы, ребята, молодцы, что не стесняетесь, но сначала окончите хотя бы несколько курсов, а потом приходите на восьмой этаж, где редакция "Ленинца", опыта набираться - жизненного и профессионального...
Так оно все потом и вышло. Проработав в молодежке, я затем закрепился на третьем этаже, а Синенко и вовсе стал свободным художником - краеведом и писателем.
Так что огненную шевелюру Перцевой и ее умение аккуратно беседовать с читателями и потенциальными коллегами я запомнил почти с детства. Может, у себя в отделе писем Лилия Оскаровна и учила молодых как-то по-особому, но меня она не наставляла вообще никак. Я сидел в отделе промышленности, Перцева же была специалистом по "человековедению", почти психотерапевтом. И мне, чтобы лучше и глубже писать, достаточно было читать то, что выходило из-под ее пера, и "мотать на ус".


Будь собеседником, а не стенографистом


Лилия Оскаровна была не только журналистом, но и педагогом от Бога. И урок она умела дать очень деликатно, не унижая и неумелого еще подмастерья, и, подчас, профессионала. А учились у нее не только молодые, но и журналисты со стажем.

Помню, в Уфу, в Центр к профессору-офтальмологу Эрнсту Мулдашеву приехал с дочерью человек легендарный. Газеты о нем никогда не писали, однако слухи, один другого занимательнее и таинственнее, ходили всегда. Ему, советскому моряку, приписывали факты шпионажа... Правда, время спустя человека оправдали. Но, как это часто происходит, капитану слаще от того не стало, а делу его присвоили гриф "секретно".
Не буду рассказывать о том, как мне удалось получить от него согласие на интервью, но что было, то было.
...С гордостью выдаю объемный и, как мне казалось, сногсшибательный материал первому редактору "Вечерней Уфы" Явдату Бахтияровичу Хусаинову. Тот прочитал и вынес вердикт: "Загубила сенсацию, не смогла ее преподнести. Терять такую новость жалко, конкуренты не будут дремать. Выход один - зовите Перцеву". В общем, велел вновь съездить к герою публикации, но уже "с Лилюшкой".
- Галочка, не расстраивайся. Ты сумела собрать факты, их надо только скорректировать и броско подать, - успокаивала меня по дороге в мулдашевский Центр Лилия Оскаровна.
Моряк нисколько не удивился повторному визиту. Он был так благодарен уфимским врачам, помогающим его дочери, что с готовностью говорил с каждым о волшебниках-гиппократах, о людях, с которым встретился в Уфе.
Я вынула блокнот, ручку (тогда диктофон был редкостью, если не сказать - роскошью) и приготовилась еще раз фиксировать на бумаге слова моряка. В тот момент Лилия Оскаровна осторожно коснулась моей руки и забрала у меня "перо", якобы посмотреть...
Они говорили обо всем: о семье, детях, друзьях, о погоде, урожае, даже о цветах и лишь вскользь, как мне сначала показалось, коснулись основной темы. И именно тогда выплыли наружу действительно удивительные, я бы даже сказала - детективные факты.
...Материал получился чистым и светлым, хотя речь и шла о человеке, некогда подозреваемом в измене Родине, текст был пронизан любовью к герою, к его большим и маленьким проблемам, в том числе и житейским.
Коллеги поздравляли меня с успехом. Но я-то понимала, что удача эта не моя, качество текста - заслуга Лилии Оскаровны, категорически отказавшейся поставить под статьей и свою подпись.
- Ну я же просто подкорректировала собранную ранее фактуру, - смущаясь, говорила она.
С тех самых пор я стараюсь не пользоваться диктофоном при беседе со своими героями. Однако держать весь разговор в памяти, как это могла Перцева, не всегда получается. Поэтому мне все же приходится делать в блокноте кое-какие пометки...
- Ваш герой должен увидеть в вас собеседника, друга, а не стенографиста, фиксирующего факты его биографии, - учила нас Перцева. И этот ее урок я запомнила на всю жизнь.