Чёрно-белое кружево Зизы

В моем детстве, которое пришлось на конец 50-х - начало 60-х годов, было трудно купить детское белье. Да и женское тоже. Только мне повезло. С мамой в больнице работала очень милая санитарочка Зиза - рукодельница и фантазерка.

И ангелочки, и наволочки…
Зиза – так любовно подруги называли Зинаиду Ивановну Зайцеву, участницу Великой Отечественной войны, человека с тяжелой судьбой, дважды раненную, несмотря на самую мирную профессию прачки, служившей в хозяйственном взводе.
Я любила прибегать к маме на работу, когда с нею в дежурство попадала тетя Зина. Закончив свои дела, она доставала корзинку, в которой хранила нитки, спицы, крючок и все, что было ей необходимо на данный момент.
Помню свое нижнее белье, украшенное воздушными кружевами, ночную сорочку, похожую на платье невесты, панамку, связанную крючком и умелыми руками тети Зины. А еще от нее я получила в подарок кружевных ангелочков, зайчика, закладки для книг, наволочки, отделанные кружевом.
Позже я узнала подробности биографии Зизы. Родилась она в 1919 году в Сибири, в маленькой деревушке, затерянной в лесу. В 30-е годы поблизости располагалась воинская часть, где служил ее будущий муж, лейтенант Игнат Зайцев. Перед самой войной у супругов родился сын, который вскоре умер. Горе от потери малыша не заглушило даже известие о вторжении гитлеровской Германии на территорию СССР. Через несколько месяцев после начала войны мужа Зины проводили на фронт. А следом за ним добровольцем отправилась служить и она сама.

Хозяйственный «будуар»
Прачка на фронте – это адский труд. Корыто, мыло - их оружие. Зиза рассказывала: «Телогрейки, гимнастерки, белье - все стирали вручную. Вещи привозили пропитанные кровью, завшивленные. Иногда гимнастерка без рукава или с дыркой на груди, брюки с оторванной штаниной… Некогда белые маскировочные халаты, костюмы – красные или черные от старой крови. Тут же и бинты, словно черные змеи… Вонь жуткая! Зимой - ватники, тяжелые от замерзшей крови.
Выделяли нам какую-нибудь избу или землянку. Мы сами воду носили, грели на кострах. После стирки, прежде чем сушить, пропитывали вещи специальным мылом, чтобы не было вшей. Был дуст, но толку от него мало. А мыло-то черное, мерзкое! Запах от него резкий, аж глаза щиплет. У многих девушек от стирки, тяжестей, напряжения были грыжи, экземы на руках от мыла, сходили ногти.
Помню, приехал старшина за выстиранными вещами. А мороз был градусов под тридцать. Мы уже все увязали в тюки: гимнастерки, брюки, ватники. Сидим в хате, греемся. Старшина – старенький, лет семидесяти. Увидал нас – девчонок-малолеток - и давай распухшие от стирок руки целовать. Мы смеемся, а у него слезы по щекам текут. «Простите, - говорит, - родненькие, что не бережем вас! Вам бы пирожные в кафе кушать да на танцы бегать, а вы тут в холоде надрываетесь!»
Лучшим подарком для нас в то время было душистое туалетное мыло и одеколон. Вот только плохо они вонь дезинфицирующих средств перебивали!
Зато приятной неожиданностью стала для нас ткань от парашютов. Привезли нам несколько штук. Девочки быстро раскрой сделали, нашили белье, носки. Где-то нитки достали (иголки, спицы, крючок всегда с собой!), кружевом обновы украсили.
Однажды залетает наш лейтенант в избу и орет: «Вы что тут, елки-палки, будуар устроили?! На гауптвахту захотели?!» Мы ничего понять не можем, даже слово «будуар» отродясь не слышали. А оказалось, кто-то из штабного начальства мимо на машине проезжал и увидел, что наше девичье белье на веревке сушится. Сразили его кружева-рюшечки, словно автоматная очередь! Так потом и прозвали наш взвод «будуаром».
Всю войну Зиночка догоняла воинскую часть своего супруга. Чуть было не встретились в Кракове. Игнат утром из города выехал, а вечером Зина с девочками на той же улице в старом особняке расположились. Казалось, вот уже и война заканчивается, письма-треугольники были полны надежд на скорую встречу, но… судьба решила иначе. Игнат погиб в первых числах мая под Берлином.

Воспоминания глядят в глаза…
После войны Зиночка вернулась в свою родную деревню. Вскоре к ней посватался майор, бывший фронтовик, служивший в той же части, что и ее Игнат. Через шесть лет супруга перевели на новое место службы – в Уфу. Здесь он вышел в отставку, здесь и погиб, спасая людей на пожаре.
Детей у супругов не было. Зиночка осталась одна. В середине 60-х годов к ней приехала младшая сестра с племянником. Сестра работала на заводе, а Зина устроилась санитаркой в больницу. «Мне нравится среди людей! - Зинаида Ивановна озорно вскидывала голову, кокетливо поправляла прическу. – В больнице всегда, как на фронте… Кому-то нужно судно подать, кого-то накормить или на бок повернуть. Только успевай, крутись!»
В моей памяти тетя Зина – Зиза - осталась веселым, оптимистичным человеком. Она постоянно была занята: своей ли непосредственной работой или рукоделием, чтением, маленьким садом, который находился в районе нынешнего Госцирка. Именно она познакомила меня с журналом «Юность», с поэзией Эдуарда Асадова и Юлии Друниной.
На память об этой светлой женщине у меня остались кружевные закладки для книг и воротничок для платья. А еще ее любимое стихотворение Юлии Друниной:
Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью –
Как норковую шубку я носила
Шинельку обгоревшую мою.
Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись – не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда…