Хаким ГИЛЯЖЕВ: «Я и ныне солдат…»

Пришла очередная весна. Для выдающегося башкирского прозаика, поэта, драматурга, общественного деятеля Хакима Гиляжева время пробуждения природы было связано с двумя датами – днем рождения и Днем Победы. И если к дате первой Лукман-Хаким Габдрахманович относился спокойно, то вторая для него, фронтовика, командира стрелкового взвода, кавалера боевых орденов и медалей, была святой. Но сегодня, в День Победы, мы вспомним и дату первую: в нынешнем году исполнилось 100 лет со дня рождения Хакима Гиляжева – автора, произведения которого вошли в золотой фонд башкирской литературы.
…Мне посчастливилось жить в одном доме со многими выдающимися людьми. И на мой детский, а затем и юношеский взгляд, Хаким-агай Гиляжев был человеком чрезвычайно серьезным и даже суровым. Волевой подбородок, внимательный проницательный взгляд… Но когда он здоровался, то в уголках его глаз зажигались теплые добрые огоньки. Тем не менее для многих он, по крайней мере внешне, был фигурой, высеченной из гранита. В моем сознании это крепко укоренилось и благодаря тому, с каким благоговейным восторгом о нем отзывалась моя бабушка, большой знаток башкирской литературы: «Ул бит Хаким Гиляж!»
Весьма суровыми, лишенными лиричности мне казались и произведения поэта и писателя, с которыми довелось познакомиться, уже будучи студентом филологического факультета. Лаконичные строки о войне, о бытие… Готовя к выпуску эту подборку стихов, я уже глубоко окунулся в поэзию и прозу Хакима Гиляжева и… был приятно потрясен. Как я заблуждался! Помню, таким же потрясением для меня стали лирические, отчаянно беззащитные стихи Владимира Маяковского, образ которого еще в школьные годы был внедрен в наше сознание как образ поэта-трибуна и не иначе.
Сколько лирики, сколько любви в стихах Хакима Гиляжева! Тема любви пульсирует даже в самых суровых строках о войне. И тот самый сорок шестой солдат во взводе, который помогает выжить и победить, – это любовь девушки, которая ждет. А сколько в поэтических строках любви и нежности к родному краю, родным просторам, своим дорогим землякам!..
Он родился в деревне Канлы-Тюркяй Буздякского района. Это край степного раздолья, волнующегося ковыля. Край, где душа просится в полет. Восхищаясь такой необъятной ширью, все же поэтами становятся далеко не все. Но Хакиму Гиляжеву было суждено стать творцом и впоследствии восславить, благодарно вспоминая, родные края.
Мальчишкой он не всегда досыта ел, рано остался без матери («Как родная мать ласкает сына, не пришлось мне в детстве испытать»), подростком взял на себя заботу о младшем брате. Но не зачерствела душа мальчишки! В Давлекановском педагогическом техникуме он начал издавать рукописный журнал, который хоть и назвал громко и обязывающе «Стальные карандаши», но публиковал в нем первые бесхитростные стихи о любви, о юношеской мечте, дружбе. И, конечно, жажде подвигов. Когда грянула Великая Отечественная, ни у молодого поэта, ни у знавших его людей сомнений не было: Гиляжев станет солдатом. От­­учившись в военном училище, он стал командиром взвода. И испил страшную чашу войны – был в самом пекле сражений, выносил с поля боя раненых товарищей. А потом вынесли и его… Он вернулся домой с наградами, но инвалидом. Спустя десятилетия после Победы мы и представить не могли, что когда-то этот человек не мог передвигаться без костылей…
Он стал одним из тех, кто, пройдя горнило страшных боев, познал истинную цену таким понятиям, как патриотизм, братство, самопожертвование. Его всегда вели по жизни незыблемые понятия о долге, чести, и, как он нам напоминает в своих строках, путеводной звездой была любовь.
Говорят, что такие люди жгут свечу своей жизни с двух сторон. Девизом жизни он сделал строку из своего стихотворения: «Пылай же, сердце, не щади меня!» В мирные годы увидели свет сотни его стихов, статей, пронизанных как тонкой аналитикой, так и острой публицистичностью. Его многоплановый, масштабный роман «Солдаты без погон» советские литературные критики по праву назвали одним из самых значительных достижений нашей многонациональной литературы. На сцене Республиканского русского драматического театра с большим успехом шел в свое время спектакль «Сын Отчизны», который Хаким Гиляжев посвятил подвигу Александра Матросова.
Говоря о Хакиме Габдрахмановиче, один из исследователей творчества поэта сказал коротко: «Он солдат». Сказал, отсылая нас не только к его боевому прошлому. Ведь в высоком понимании слово «солдат» означает верность друзьям, своему делу, своей любви. Это честность, в первую очередь, перед самим собой. Таким был Гражданин и Поэт Хаким Гиляжев. Таким мы его знали, таким мы его будем помнить всегда.



На передовой
Быть может, не поверите вы мне,
Но это правда:
На переднем крае
Бывалые, привыкшие к войне,
Поют утрами птицы, не смолкая.

Уронит в небо жаворонок трель
Над полем, над травою луговою –
И отзовется ветер, как свирель,
И заиграет весело с листвою.

Чувствительна солдатская душа,
И нас в минуты редкого покоя
По одному считает не спеша
Рассвет, встающий тихо над рекою.

Разведчики вернулись с «языком»,
Посты сменились, –
Вот и кухня наша.
И вкусно пахнет в котелке моем
Окопная рассыпчатая каша.

А воздух строчкой огненной прошит –
И жаворонок падает на взгорок.
И сердце умолкает, но звенит
Все та же песня в луговых просторах.

Как коршун, хищно напрягая взгляд,
Кружится надоедливая «рама»,
И, словно мухи, бьются и стучат
О бруствер пули –часто и упрямо.

И снова тишь –
Как будто, наконец,
Ты очутился по капризной воле
В безмолвном доме, где лежит мертвец,
И даже рожь не шелохнется в поле.

Передний край…
Здесь помнишь каждый миг,
Что ты за Родину свою в ответе.
И кажется,
Ты к тяготам привык,
И силы неизбывны, как родник,
И не смолкают птицы на рассвете.



Уфимец


Вот два солдата.
Долго слов не ищут.
Один достал с махоркою кисет
И вдруг спросил:
– Откуда ты, дружище?
– Уфимский я! –
Другой ему в ответ.

Он шел в огонь в простой своей
шинели,
В окопах мерз и ночевал в лесах.
Быть может, до войны по Агидели
Он проплывал на медленных плотах.

А может статься, с шахтами Альшая
Была породнена его судьба.
А может быть, под песню урожая
В долинах Демы собирал хлеба.

Меня встречали земляки, как брата,
Я их не раз в огне боев встречал,
Отважные советские солдаты,
Они врага сражали наповал.

Под Яссами и на дорогах Львова
Уфимцы, пробиваясь сквозь метель,
Дрались за счастье города родного,
Что смотрит в твои воды, Агидель.


Цветы


Цветы, цветы…
Тепло и свет струится –
Их в госпиталь доставили с Днепра;
Лег отсвет на измученные лица,
Но погрустнела наша медсестра.
А раны ноют,
Ох, как ноют раны!
Тяжелым зноем веки налиты;
На тумбочке – как свет благоуханный –
Живые приднепровские цветы.
И ты, сестра…
Засну – ты у кровати,
Глаза открою – снова рядом ты…
Кто спас меня:
Цветы в моей палате
Иль руки – ласковые, как цветы?


Спеши мне навстречу
Спеши мне навстречу
По влажной тропинке,
По узкой тропинке – в багряный
рассвет,
Чтоб тихие травы, роняя росинки,
Хранили твой легкий, как облачко,
след.
Чтоб люди глядели с улыбкою робкой,
Как, солнцем облита,
Добра и светла,
Прошла ты по лугу росистою тропкой
И в сердце мое ненароком вошла…


Легенда о гордом озере
Самовлюбленно озеро лежало,
Вокруг не замечая ничего.
Однажды туча мимо проплывала
И заглянула в зеркало его.
«Не засти солнце! – вымолвила строго
Надменная озерная вода.
– В тебе, пожалуй, капель будет много.
Мои же – мир покроют без труда!»
Смолчала туча, дальше проплывая,
Ни капельки с небес не уронив.
И затянули ветры, не смолкая,
Однообразный жалобный мотив.
Ключи иссякли. Только где-то грозы
Гремели, и вода с небес лилась.
В печали тихой высохли березы,
Над озером скудеющим склонясь…
Вдоль берега скрипели сухо тени –
И вот уже засохли камыши.
Нет лебединых свадеб в день весенний.
Песок шуршит, песок – и ни души…




В родном доме
Я, тоскуя, возвратился снова
В дом родимой матери, где жил,
Где познал впервые радость слова,
Постепенно набираясь сил.
Знаю я, как белые гусята
Под крылом ютятся матерей…
Видно, так и мать меня когда-то
Согревала нежностью своей.
И в заботах о любимом сыне
Мяла глину в предвечерний час.
Материнских пальцев след на глине
Вижу на завалинке сейчас.
Здесь примета каждая знакома…
Я стою, как в детстве, у стены.
На завалинке родного дома
Отпечатки пальцев мне видны.
Мы кладем фундамент из гранита
Для грядущих, для счастливых лет.
Мне б оставить на широких плитах
Рук своих хотя бы скромный след!
Перевод М. Рудермана.
***
Нетерпеливость чувств, терпение ума,
И обязательно метания, сомненья, –
Без них вся жизнь – пустая кутерьма.
И слабнет слух, и пропадает зренье.
И все мое – победы, пораженья,
Да, все мое, и это – жизнь сама.
Перевод Б. Романова.
Одинокая берёза
Подобная озерной чуткой птице,
Вдруг зашумевшей в белых ковылях,
Здесь стройная береза серебрится
В степных рассветах, в синих вечерах.
О чем береза эта говорила?
Искала собеседника себе?
Быть может, среброкрылая грустила
Об одинокой издавна судьбе?
Здесь мать мне часто песню напевала,
Повесив люльку средь густых ветвей.
Береза колыбельную слыхала,
Но не давала песня счастья ей.
Ни в белизне коры, ни в слове спетом,
Ни в долгом одиночестве своем
Утехи не нашла береза эта –
Когда-то здесь была печаль кругом...
Я на родной земле ищу березу.
Подруга серебристая, где ты?
Где ты, ковыль высокий, белокосый?
Здесь лес возник, лес, полный красоты,
В лесу, как луны, белые поляны...
Мы степь сегодня сделали такой,
Ту степь с березой в утренних туманах,
С ее навек растаявшей тоской.
Шуми же, лес, раскрыв свои объятья.
Куда ни глянь, другая жизнь окрест.
Береза поздравляет юных братьев
Всегда, когда шумит могучий лес.


Луна на льду
Луна на льду сверкает голубом –
Плывет, плывет над нашим тихим краем
Неяркий свет, как память о былом:
Так близок он и так недосягаем.
А я шагаю вдоль родной реки
И вспоминаю, очутившись в прошлом,
Про наши деревянные коньки,
Привязанные накрепко к подошвам.
Следы от них исчезли навсегда,
Уплыли заодно с кусками льда...
Как те же параллельные следы –
Две наши параллельные судьбы
Ни разойтись и ни сойтись не могут...
А жизнь сулит далекую дорогу.
Луна на льду сверкает голубом,
Плывет, плывет над нашим тихим
краем...
О, этот свет – как первая любовь –
Так близок он и так недосягаем!


К земле я сердцем прирос
Спит в ивах ветерок ночной.
И как стекло вода.
Сияет ярко надо мной
Полночная звезда.
Быть может, хочет луч на дне –
Упавший – отыскать.
Быть может, что-то шепчет мне,
Попробуй угадать!
Гори и грусть мою развей,
Веселая звезда!
О славе
призрачной твоей
Не думал никогда.
Соль пота знаю, свежесть рос.
Крепка моя рука.
И сердцем я к земле прирос,
Как корни ивняка.


Не знаю я, что будет на земле...
Не знаю я, что будет на земле,
Когда вперед я кинусь росным лугом –
Нахмурится она в безлунной мгле
Иль задымится первый свет над Бугом.

Дойду ли я до середины дня
Иль на восходе упаду в долине,
И похоронят наскоро меня
Друзья не на Урале – на Волыни?

Земля в огне, и нет ему конца, –
Я только искорка огня земного.
И пусть она, воспламенив сердца,
Погаснет и уже не вспыхнет снова.

Тех искорок не счесть нам, что зажглись
В крутые дни, и облетели дали,
И унеслись в распахнутую высь,
И навсегда частицей солнца стали.

И ты – не светлячок во тьме ночной,
А факел, что, сгорая, землю будит.
И свет Победы, вспыхнув над страной,
Тебе посмертным памятником будет.

Перевод Я. Серпина

Он не вернулся
День приходил, трава росой сверкала,
Дымилась облаками синева.
Я видел, на мосту она стояла,
Печальная солдатская вдова.
Когда на горизонте пыль клубилась
Иль доносился мерный перестук
Стальных колес – в надежде
сердце билось
У женщины, стоящей на мосту.
День силу набирал, и понемногу
Рассеивался блеск обильных рос.
И степь смотрела тоже на дорогу
Пронзительно и пристально – до слез.
На горизонте точка возникала
И пропадала тут же – далека.
«Идет, идет», – порой она шептала.
И на лицо сбивался край платка.
...Батыр, батыр!
Хотя бы вестью краткой
Обрадовал. Обходит дом молва.
Ждет каждый день печальная солдатка,
И все она солдатка — не вдова!
Батыр! Вот мост.
Тебя здесь провожала
И ожидает здесь тебя она.
Уж времени прошло с тех пор немало.
Вернись, солдат,— закончилась война.
Приди в свой дом, где все твое
до нитки.
Устали стены дома ожидать!
На скрип случайно вздрогнувшей
калитки
Три малыша бегут тебя встречать.
Над Сармасаном белые туманы,
Трава густая, тропка у крыльца –
Все ждут тебя.
И даже гладкий камень,
Могильный камень твоего отца!
Все ждут тебя: и нива золотая,
Родных небес стремительная высь,
Кизляу, Аслыкуль, Селеклитау...
Вернись, батыр!
Здесь ждут тебя. Вернись!


Три села
Вот три села.
Три неразлучных брата.
Все вместе носят имя Салавата.
Как ночи здесь волшебно хороши!
А Юрюзань-река сыта дымками:
В Каратаулах жарят беляши,
В Михайловке – борщи.
А пирогами
От Малояза веет далеко.
А если песня вскинулась легко
В одном селе, то и в другом проснется,
И все в одну мелодию сольется!
А если свадьба – стар и млад спешит
Поздравить молодых со всей округи.
Здесь «барыня» всем души веселит.
И «эпипя».
Как лихо пляшут други!
Одна тропа из сел берет разбег,
Ведя к реке.
И светятся знакомо
Большие окна старого райкома –
В черте трех улиц вызолочен снег.
Нигде земли не сыщется такой!
Наш край былинный миру и не снился!
И на одной земле стоит с Москвой
Седой Урал, где Салават родился...


Черёмуха
Зачем ты родилась на белый свет,
Черемуха, – весны исконной цвет?
Еще лесной ручей – как бубенец,
А ты уже изломана вконец
И на лучистый день глядишь с тоской,
Немая жертва дикости людской,
Позволь иным –
И, не жалея рук,
Они бы ободрали все вокруг.
Меж человеком и природой связь
Тонка, как нить, незримая для глаз –
Ничто не сможет, коль порвется нить,
От смертных ран природу исцелить.
Прекрасна ты,
И нет тебе цены,
Черемуха – творение весны.
Но до сих пор кому-то невдомек,
Что в слезы обращается твой сок,
Когда, держа транзисторы в руках,
Мальчишки ломят ветки второпях
И взрослые, толпясь перед тобой,
– Сорви и мне! –
Кричат наперебой.
И ствол трещит,
И с болью видишь ты,
Как, осыпаясь, падают цветы.
И птицы прочь летят, оглушены
Могучим громом радиоволны.
Земле даются всходы нелегко, –
Все – плоть ее, и кровь, и молоко.
А парни долговязые гурьбой,
Как черти, носятся в пыли густой,
Краюху хлеба, дар колхозных нив,
В футбольный мяч бездумно превратив.
Страшнее хищников бывают те,
Которые в упрямой слепоте
Плюют в колодец, что поит живых,
И рубят сук, с трудом держащий их.
О совесть, ты назвать их повели
Врагами жизни, солнца и земли!
Меж человеком и природой связь
Тонка, как нить, незримая для глаз,
И в чаянье ответной доброты,
Черемуха, стоишь, поникнув, ты.
Оборван цвет, и птиц на ветках нет…
Зачем ты родилась на белый свет?


Моя мать
Мать – особенная, потому-то
И поныне всех она милей.
Так лучились оспинки, как будто
Звездочки к лицу пристали ей.
Мать – особенная: ей под силу
Платья шить и сапожки тачать.
Мать тянулась к людям – не любила
Дома в одиночестве скучать.
Мать особенная: ясны взоры,
Смех искрист, – он в сердце до сих пор.
Напевая, мать уходит в горы
И, приплясывая, сходит с гор.
Ветры ей шутя подол взметнули,
Просиял над нею небосвод.
Белой лебедью с Асылыкуля
Мать моя по улице плывет.
Плечи ей склонили коромысла,
Но, душевной стойкости полна,
Перед тучей, что над ней нависла,
Не склоняла головы она.
Если на работу –
Надевала
Платье понарядней, не скупясь.
И отец подшучивал, бывало:
– Ты никак на свадьбу собралась.
Словно не брала ее усталость,
Все будило к жизни интерес.
Первой из аула записалась,
Хоть и трудно было, мать в ликбез.
Не старела сердцем –
Молодела, –
Дело делала, не суетясь.
Сына своего женить хотела,
Не успела –
Жизнь оборвалась.
Много дней в году бывает разных,
Только неспроста,
Душой светла,
Та, что жизнь любила, словно праздник,
В праздник похоронена была.

И над нею,
Горбясь от печали,
Девушки до самой темноты
Жалобно и горько причитали,
И на землю падали цветы.
Дни летят,
Но и сегодня, мама,
Холодно без ласки мне твоей.
И звучит вдогонку мне упрямо
Голос твой:
– Учись и не робей!
Видела бы ты, как никли травы,
Как война рубила все сплеча,
Как я полз под проволокой ржавой,
Раненые ноги волоча.
Но я верен был твоим заветам,
Памяти твоей и на войне,
И была мне незакатным светом
Кровь твоя, текущая во мне.
...Мать – особенная, потому-то
И поныне всех она милей.
Так лучились оспинки, как будто
Звездочки к лицу пристали ей.
Как ни далека моя дорога,
Только оглянусь, тоской томим,
Слышу – мать зовет меня с порога:
– Где ты, сын? Вернись, Лукман-Хаким!